Блистательные дикари - Бернелл Марк. Страница 71

– Спасай себя, – сказала она, обращаясь к Роберту.

– Я не могу, – прохрипел он.

– Тогда спаси меня.

Хотя дождь немилосердно поливал его, он все-таки чувствовал, как горячие капли крови Рейчел стекали к нему на грудь. Она медленно приближала вспоротое клинком запястье к его губам. Кровь капала ему на шею и подбородок и обжигала его.

– Я люблю тебя, Рейчея.

– Тогда спаси меня.

Она приложила окровавленное запястье ко рту Роберта, сделав так, чтобы его губы раздвинулись. Он ощутил, как кровь Рейчел проникла сквозь сжатые зубы и горячей струйкой опалила его язык.

– Глотай! – взмолилась она.

Тогда он открыл рот, впился в разверстую рану. Первый глоток не слишком ему удался, но затем у него стало получаться все лучше и лучше.

Рейчел торжествовала. На ее глазах совершалось невероятное. Она оперлась плечами о стену и, поддерживая его голову у себя на коленях, жадно следила за тем, как он всасывал в себя кровь из ее располосованной руки. Теперь Роберт пил обжигающую алую жидкость чуть ли не взахлеб, позабыв обо всем на свете. Тогда она взяла его правую руку и вонзила свой магический кинжальчик в его запястье. Роберт при этом даже не вздрогнул – настолько был занят поглощением животворного напитка. Когда Рейчел увидела, как кровь стала стекать по его руке, она нагнулась, прижалась губами к ране и принялась слизывать густые красные капли.

Ручейки их крови перемешались. Ветер через равные промежутки времени обрушивал на них водяной шквал, небо ежеминутно разражалось громовым салютом.

Рейчел выпустила руку Роберта и одновременно отняла свое окровавленное запястье от его жадных губ. Она потянулась губами к его лицу, и он тоже двигался ей навстречу. Их окровавленные рты приникли друг к другу. Алые капельки стекали по подбородкам, кровавыми дорожками сбегая по шее вниз. Сердце Рейчел колотилось, словно бешеное, когда она обхватила его голову руками и что было силы прижала к себе. Теперь кровь из ее руки стекала ему на голову, потом на лоб и дальше – на нос и щеки.

– Люби меня, Роберт, люби, – жарко выдохнула она ему в ухо.

Роберт ее поражал. Казалось, его энергия была теперь безграничной. По мере того как новая жизнь овладевала его телом, по нему волнами пробегали судороги. Его пальцы хищно сжимались и разжимались, царапая ее нежную кожу. Рейчел испытывала болезненное удовольствие от прикосновений его окровавленного рта и зубов. Ее пальцы впились в его одежду и рывками освобождали Роберта от покровов. Она сгорала от нетерпения и, не задумываясь, разрывала ткань и петли.

Здесь, в грязи, они предались страстной любви, и одеялом им служили дождь и громовые раскаты, а простыней – лондонский асфальт. Тут, у влажной, поросшей мохом стены, на заплеванной вонючей земле, все получилось как нельзя лучше. Роберт перекатился на спину и почувствовал, как осколки стекла впились ему в поясницу. Рейчел с такой силой ударила ногой по мусорному баку, что тот, словно цимбалы, отозвался долгим, протяжным гулом. В момент наивысшего удовольствия Роберт широко разбросал руки и до крови ободрал о шершавую стену костяшки пальцев.

Потом Роберт с силой прижал женщину к стене, и она от этого резкого движения прикусила губу, вновь ощутив во рту благословенный солоноватый привкус. Тогда она подняла голову вверх и стала вглядываться в темное грозовое небо, разделенное на аккуратные прямоугольники металлической арматурой пожарной лестницы. Она чувствовала Роберта рядом, и ее счастью не было предела. Она ощущала его горячие губы на своем теле и радовалась холодному дождю, остужавшему ее пылавшее от ласк и восторга лицо. Эйфория вызвала у нее головокружение. А дождь все лил и лил, и вода. смешиваясь с кровью из ее надкушенной губы, становилась розовой и стекала по подбородку и шее к восхитительной ложбинке между грудями, где эту розовую влагу жадно ловил Роберт.

Когда все завершилось, они уселись рядом, прислонившись спинами к стене. Колоссальный расход энергии потряс до основания еще не до конца восстановившего силы Роберта, и он почти мгновенно уснул, как Рейчел и рассчитывала. Она прижала его к себе и обернула его разорванной рубашкой свои обнаженные блиставшие от дождя плечи. Ее сердце было переполнено радостью, и она снова залилась слезами – на этот раз счастливыми. Наконец все то, что она мучительно искала и о чем мечтала нескончаемыми ночами на протяжении многих лет. было обретено – Роберт находился рядом и мирно спал, склонив голову ей на плечо. И она намеревалась сидеть, охраняя его сон, несмотря на дождь, холод и резкий ветер.

Впервые за очень долгое время она ощутила всем существом бесконечную полноту жизни.

Глава 21

И снова он увидел кошмарный сон. Он ощутил на своем теле стальные челюсти и пронизывающий до костей ветер, который уничтожал все, к чему прикасалось его обжигающее дыхание. И еще он почувствовал леденящие жала стальных крючьев, вцепившихся в его плоть. Рейчел следила за тем, как он метался во сне, и смотрела на его мокрые волосы, напоминавшие сосульки. Когда Роберт пробудился, она окинула его любящим и нежным взглядом и поцеловала в лоб.

– Я люблю тебя, – пробормотал он, взглянув на нее.

– Я тоже тебя люблю.

Глаза Роберта выдавали его неуверенность. Рейчел тоже не могла поверить, что ее мечта сбылась. Два века непрестанных поисков не должны были завершиться неудачей. Теперь будущее просто обязано повернуться к ней своим нарядным, блистающим фасадом. Одна часть существа Рейчел ликовала, а другая испытывала невообразимый ужас от того, что кто-то может помешать сбыться ее планам.

– Больше не будет боли?

– Не будет, – произнесла она. – Ты чувствуешь разницу?

Роберт помолчал, а затем промолвил:

– Кто его знает? У меня такое ощущение, что я вообще ничего не чувствую.

Сильный порыв ветра ворвался в переулок. Он прошелестел по узкой щели между домами и попытался сорвать с плеч Рейчел мокрую рубашку, которой она укрывалась. Очередной шквал выхватил из кучи мусора большой кусок полиэтиленовой пленки и, забавляясь, швырнул его на пролет пожарной лестницы. Там эта пленка и осталась, трепеща от малейшего дуновения и касаясь стены с влажным звуком поцелуя.

– И долго я находился в отключке?

Рейчел посмотрела на часы.

– Не имеет значения.

– Жаль, что я отрубился.

– Не жалей ни о чем. Тебя ждет счастье. А уж как счастлива я…

– Сидя в этой грязной луже, на ветру и под дождем?

– Зато у меня есть ты – и это главное. С тобой я буду счастлива всегда и везде. Куда больше, чем в былые времена. Дождь – это хорошо. Он скрывает от тебя мои слезы.

Роберт оглядел окружавшую их мерзость и поднял глаза к низкому грозовому небу. Для постороннего зрителя они с Рейчел представляла бы весьма пикантный объект для наблюдения. Более всего они напоминали ограбленную и избитую злоумышленниками парочку, пытавшуюся по мере сил привести себя в порядок после пережитого унижения и насилия.

Роберт осмотрелся: ни темнота, ни продолжавшийся вселенский потоп не помешали ему увидеть все, вплоть до мелочей. Причем мелочей, которых до свершившихся с ним изменений он вряд ли бы увидел. Теперь же окружающее предстало перед ним во всем своем убожестве, как если бы он разглядывал окрестности при свете яркого солнечного дня.

Когда они вернулись на Леннокс-гарденс, Роберт внимательно осмотрел себя в зеркале. Неужели это и в самом деле он? Да, он действительно походил на себя прежнего. Но выявились и отличия. Правда, ему так и не удалось ответить на главный вопрос: можно ли назвать происшедшие в нем изменения приобретением или, наоборот, от него что-то безвозвратно ушло? Приходилось признать, что прежний цвет лица к нему вернулся. Возможно, лицо стало несколько бледнее обычного, но никогда его кожа не казалась ему столь безупречной. Ужасный серый оттенок канул в прошлое, равно как и уродовавшие лицо морщины и грубые складки. Теперь кожа на лице была натянута, словно на барабане, и приобрела ровный оттенок цвета слоновой кости. Глаза сверкали удивительным блеском, и белизна белков только подчеркивала их магическое сияние. Тело вновь обрело былую упругость и силу и сделалось точно таким, каким было до его первой ночи любви с Рейчел. На нем не осталось ни малейших следов разложения и истощения, которые стали проявляться с того памятного момента. Таким образом, все видимые признаки страшной болезни были ликвидированы. Более того, следовало признать, что в такой отличной форме ему не приходилось бывать уже очень и очень давно.