Свет в окошке - Логинов Святослав Владимирович. Страница 30

– Твой.

– Поберёг бы, – посоветовал Илья Ильич. – Теперь у тебя таких монет изрядно поубавится.

– Будет тебе, – грубовато сказал сын. – Сам же не любишь мемориалы. Пошли.

– Билеты где покупать?

– При входе в зал. Билетёров там нет, мы же входим в частные владения и, значит, либо заплатим, сколько положено, либо просто не войдём.

Илюшка продемонстрировал пустым дверям зажатый кулак, и они вошли в зал, где было довольно много народу, хотя и не такая прорва, как ожидалось Илье Ильичу. Во всяком случае, места у самого ринга нашлись.

Уселись, огляделись. Ринг покуда был пуст, по трансляции тараторил диктор, перечисляющий победы и звания некоего Апеллеса, о котором Илья Ильич в прежней жизни и не слыхивал.

– Сколько билеты стоят? – поинтересовался Илья Ильич.

Теперь, когда уже заплачено, можно было и поинтересоваться. И Илюшка, поскольку уже заплачено, так же спокойно ответил:

– Пустяки, по тридцать лямишек с носа. Так что у меня ещё сдачи полный кулак остался. Греческий бокс не слишком популярен, а вот на рыцарские турниры, особенно когда из Цитадели бойцы приходят… Баярд, рыцарь без страха и упрёка, против Генриха Второго – десять мнемонов билет стоил. И ничего, раскупили.

– Был там? – коротко спросил Илья Ильич.

– Делать мне больше нечего. Туда зажиревшие бездельники рвались, что при жизни пороха не нюхали. Вот они любят себе нервы щекотать, тем паче, что копья у рыцарей не турнирные, а боевые. Убить тут никого невозможно, а покалечить – запросто. У проигравшего, бывает, вся призовая сумма на лечение уходит.

– А как же мне говорили, что здесь и ударить никого нельзя…

– Сейчас увидишь, – Илья кивнул в сторону ринга, где уже появился рефери в белом хитоне, а следом и бойцы. Были они полностью обнажены, мускулистые тела, смазанные маслом, лоснились. Кошели, точно такие же, как и у Ильи Ильича, висели на бычьих шеях, словно оба спортсмена только что явились в потустороннее царство. Впрочем, мир ещё не видал таких пышущих здоровьем покойников. Они были бы схожи как братья-близнецы, если бы не чёрная кожа того, что стоял в правом углу.

– Смотри, – Илюха показал на негра, – этот Свамбо, его при жизни и не знал никто, ну, только в родном племени, да враги, которых он громил. А тут – приспособился и уже не первый век кулачными боями деньгу заколачивает. Пять против одного, что он Апеллесу накостыляет, несмотря на все его титулы.

– Какие титулы, ежели ему накостыляют?

– Олимпийский чемпион, – с удовольствием сообщил Илья-младший. – Настоящий, ещё из тех игр, что в Древней Греции проходили, в Олимпии. Имя его, небось, в каких-нибудь документах сохранилось, только кто те документы читает? Раз в год пара лямишек перепадёт – и всё. Такие здесь призраками становятся. И жить не живут, и помереть не могут, поскольку память о них не вполне истлела. А этот вон как лоснится. Хотя, как подумаю, что он уже две с половиной тысячи лет только тем и занимается, что кулаками машет, да по морде получает… тут ещё подумать надо, стоит ли так жить.

Бойцы сняли денежные кисеты и каждый повесил его на стойке в своём углу.

«Украсть нельзя, – вспомнил Илья Ильич, – всё-таки, хоть это здесь правильно поставлено. Хотя, если вспомнить, что в реальной жизни кое-кто умудрялся своровать память о другом человеке, то, думается, такой тип и здесь сумеет чужое умыкнуть».

Повернувшись друг к другу Свамбо и Апеллес проревели не то приветствие, не то вызов на битву.

– Вот теперь, – сказал Илюшка, – они могут бить друг другу по морде сколько угодно безо всяких штрафных санкций. Так сказать, по обоюдному согласию. Колхоз – дело добровольное.

Хотя вызов и прозвучал, бой всё не начинался. На помосте появилось двое секундантов, которые принялись бинтовать бойцам руки. Глазам Илье Ильича давно вернулась былая зоркость, но всё же он затряс головой, не веря тому, что увидел: руки бинтовались жёсткими ремнями, на которых кажется, были налеплены даже какие-то бляхи.

– Они, что, без перчаток будут боксировать… вот в этом?

– А ты как думал? В Древней Греции кулачные бойцы перчаток не знали. Чтобы руки не попортить, ремнями кулаки бинтовали, а для пущего удара – свинцовые вкладки ставили.

– Это же кастет получается! – ужаснулся Илья Ильич. – Они же поубивают друг друга!

– Убить любого из здешних жителей довольно затруднительно, – философски заметил Илюшка. – А морды отполируют так, что загляденье.

«Оэ!» – зычно крикнул рефери, и бой начался. К удивлению Ильи Ильича, это не была варварская рубка. С полминуты бойцы выжидательно кружили по площадке, далеко выставив левый кулак и занеся для удара правую руку. Первые удары пришлись кулак в кулак, глухо клацнул сминаемый свинец. По всему было видно, что пара прекрасно изучила друг друга и может не тратить сил и времени на разведку, но кулачный bon ton требовал выполнения этикета, и этикет выполнялся.

Затем первые удары пробили глухую оборону. Лица окрасились кровью, Апеллес явно лишился пары зубов, алая струйка сбегала из угла рта, могучие надбровья Свамбо вспухли ещё больше, правую бровь рассекла глубокая ссадина.

– Это же технический нокаут! Куда рефери смотрит? – зрелище явно не нравилось Илье Ильичу.

– Тут нет технических нокаутов. Пока стоит на ногах – должен драться.

Свамбо глухо ревел, Апеллес сражался молча. Ещё дважды он исхитрялся приложить освинцованным кулаком в рассечённую бровь, но негр и не думал падать. Чудовищный удар, пропущенный греком, свалил его наземь, но Апеллес упруго вскочил и в четвёртый раз достал многострадальную бровь противника. Зал немедленно после появления первой крови завёлся и теперь бесновался, распаляясь с каждой секундой. В мире, где невозможно умереть иначе как естественной смертью, где даже пощёчину обидчику нельзя дать без немедленной сатисфакции, из людей выползали такие инстинкты, что не снились римлянам времён упадка.

– Врежь ему, врежь! – орал сосед Ильи Ильича, размахивая кулаками и брызжа слюной. – Жми!

Было совершенно непонятно, за кого он болеет, казалось ему довольно вида свежей крови, а кто кого нокаутирует в конце концов – совершенно неважно, разве что деньги на тотализаторе поставлены.