Академия родная - Ломачинский Андрей Анатольевич. Страница 10

И тут как бабахнет! Грохот такой, что мы все сразу оглохли. Затем на нас с неба посыпался плотный дождь из водорослей, ила и другого мусора. Оказывается, во-первых, если взрывать не электротоком, то этот детонатор имеет приличную отсрочку, а во-вторых, пруд именно в том месте, куда мы нашу глушилку закинули, был глубиной сантиметров в двадцать-тридцать, с очень илистым дном. Коля же нас уверял, что если два-три метра воды будет – то глушить безопасно и почти не слышно. Рыбу мы искать не стали, да, наверное, кроме каких-нибудь мальков там ничего и быть не могло. А стали мы тикать с того места, что было у нас сил. Уж больно громко и заметно все получилось. Потом полночи втихаря форму от ила отстирывали. Не-е, на рыбалку лучше с удочкой. Надежней.

КРОЛИК В СМЕТАНЕ

А что, вкусное блюдо. Берется тушка кролика, разделывается, обжаривается, затем лук и соль, еще чуть жарим, перец по вкусу, заливаем сметаной и тушим. Готово. Пальчики оближешь! Не знаю, как сейчас, но в мои курсантские годы крольчатины в Военно-Медицинской Академии было завались. Правда, не в столовой.

Сессию мы сдали, уехали в летний отпуск. Месяца отдыха как не бывало – и вот снова мы в стенах нашей alma mater (это так родной ВУЗ по старинно-студенчески, по-латыни «мать-кормилица» буквально означает). Да только кормилица нас в чёрном теле держала, чувство голода не ослабевало.

Началось все с полковника Шостака – профессора кафедры нормальной физиологии. Он на лекции сболтнул, что все кролики после острых опытов выбрасываются. Острый опыт – подопытному каюк. Затем биохимия пошла – кролик на кролике. А уж про «патфиз» вообще молчу – сплошной садизм. Там мы кроликов изводили, как немцев под Сталинградом. Как-то после очередной бойни пошли мы на ужин. На ужине, как и на лекциях, я рядом с Колей сидел. Обычно ковыряли мы малоаппетитную водянистую картошечку-пюре да травили друг другу чего-нибудь. Травили, понятно, в переносном смысле, хотя той картошкой и без яда отравиться недолго было. Но в этот раз привычного застольного разговора не получалось – Николай был как-то рассеянно-молчалив, и мысли его явно витали где-то далеко от столовой.

Ты чё? Идею мирового масштаба обмысливаешь или о дамах мечтаешь? Мировой Империализм али спермотоксикоз замучил? – спросил, наконец, я, чтобы хоть как-то прервать молчание.

Что..? – Коля с трудом вернулся к реальности.

Ты целый вечер как сомнамбула – всё о чем-то своём думаешь… Прорыв в современной медицине готовишь?

Лучше. Много лучше. Ты помнишь, что сказал на лекции Шостак? – он слегка наклонился ко мне и произнес эту фразу полушепотом.

Хм… Твоим конспектом можно воспользоваться? – прошептал я, подражая своему собеседнику.

Да ты уж точно такое не записал. Хотя это была самая важная мысль в его лекции.

И какая же?

То, что кролики после острых опытов выбрасываются!

На Нобелевку не тянет…

Вот я и говорю, что все самое важное ты пропустил. Кролики! Куча мертвых кроликов! Сам подумай, завтра у нас «патфиз», скольких мы заморим?

Я добросовестно попытался прикинуть количество, все еще не понимая, куда клонит мой товарищ. Смотря сколько опытов будет. К концу «лабы» по одному на человека точно… И тут я уловил ход Колиной мысли – это ж три килограмма свежайшей крольчатины на нос! А что, «забой» час-два назад, никакой гадостью не колют, а если колют, то естественными добавками, к примеру, адреналином. Экологически чистый продукт! Такой свежатины и в магазинах не найти. И делов-то никаких – на всех «вкусных» кафедрах мы уже давно перезнакомились с нужными лаборантами, которые в лабораториях после занятий результаты наших трудов (кроличьи трупы) прибирают. Можно спокойно пойти и попросить тушки.

Простота этой мысли поразила меня настолько, что я некоторое время оторопело молчал. Оставшееся время ушло на разработку плана. Все выглядело достаточно просто. В портфель, если не брать с собой учебников, вполне могло поместиться два-три крола. Но одной крольчатины мало. Для полноценного блюда нужна еще картошка и лук. Тут еще проще, этим можно на месте разжиться. Прямо тут же кинули жребий «на гонца» – бежать за корнеплодом выпало мне в подвал нашей столовки, в «корни». Так мы называли полуподвальное помещение, где лук и другой овощ наряд чистил. Стоило туда с кулечком спуститься, как любой был рад радешенек тебе хоть сто кило отсыпать. Им же работы меньше. Ну нам сто кило не надо. Пара хороших луковиц да три десятка картошин, этого за глаза хватит.

На следующий день мы уже вышагивали на Факультет, крепко сжимая в руках пузатые портфели с заветными кроликами, когда я остановил Николая.

Подожди.

Ты чего? – нетерпеливо ответил он, сглатывая слюну.

А где мы их обдерем? Не в комнате ведь, мы же там всё кровью измажем!

Долго думать не пришлось – ободрали в умывальнике. Шкурки, ушки, требуху – в мусорный бак, мясо – в пищу. Оставался самый важный вопрос: где и как это приготовить? На наше счастье, в буфете работала тёть Света – чудная женщина. Она курсантов никогда не обижала. Даже в долг под честное слово товар отпускала. И это при социализме! В ответ курсанты всех факультетов её уважали и долги возвращали целиком. К ней мы и решили обратиться. С участников трапезы собрали деньги на сметану и послали другого гонца к ней в буфет. Сметана у тёть Светы всегда была – полстакана 5 копеек. На трех кролей надо два стакана. И еще надо было у Светланы Николаевны печку попросить. Точнее – кастрюлю с печкой. Дала она нам здоровую кастрюлю, куда мы ссыпали резаные куски кролика и остальные ингредиенты, затем поставила к себе на печку. А через час позвонила на курс – идите, забирайте свое варево. Надо было варево по бачкам разлить (бачки в курсантской столовой ещё вчера своровали), тёть Свете кастрюлю отмыть и спасибо сказать. Всё, можно на ужин не идти. До свидания, дары моря с картошкой, отдающей аспирином, сваренные на воде с машинным маслом. Крольчатинка куда лучше!

Такая насыщенная белком калорийная добавка к рациону со второго курса стала делом обычным. Вскоре многие комнаты нелегально обзавелись электроплитками и скороварками – крольчатина стала готовиться за 15 минут. К тёте Свете только «чилийцы» бегали. У них начальник курса козловатый был – капитан Ольшанский, по прозвищу Пиночет, плитки беспощадно изымал. Нас, кстати, «горбатыми» звали – наш начкурса уж очень припахивать нас любил по поводу и без повода. Ну а курс «дебилов», что старше нас – у тех начкурса алкаш был, а сами они лодыри страшные и всегда на халяву пожрать к маленьким зайти любили. Еще были «пеликаны», «помидоры» и «штирлицы». «Штирлицев» так прозвали за любовь всё вынюхивать, а потом всех и вся закладывать, а также за фамилию их сволочного шефа – полковника Исаева. «Помидоры» были первокашками-минусами и до собственной крольчатины ещё по сроку службы не доросли, а остальные крольчатину уже переросли.

В нашей комнате скороварки не было. Надыбали мы как-то четырех кроликов и пошли к тёть Свете. А там уже два «чилийца» самую здоровую кастрюлю мясом загружают. Мы и говорим – давайте, мужики, мы к вам досыпeм. Они – нет проблем, товарищи «горбатые»; у нас два кроля всего, у вас четыре. Сыпьте, а на финише разделим – две трети вам, треть нам. Только мы кастрюлю на печку поставили, как еще каких-то два «дебила» на хвост падают. А мы с ними слегка знакомы, вроде и послать неудобно, и кормить этих вечных халявщиков неохота.

И тут Колю вдруг на щедроты пробивает. Он говорит: классно, что вы, мужики, к нам на огонек зайдете, мы так рады, в компании ужин веселее, а то нашу еду кроме нас никто не жрет. Заходите к нам в комнату, когда все готово будет, часа через три. Мы, мол, планируем отужинать попозже. Те отвечают: ладно зайдем, смотрите, все без нас не сожрите.

– Да не бойтесь. Останется, я же говорю, кроме нас никто не жрет! – успокаивает их Коля, прямо мать Тереза какая-то из Ордена милосердия.