Академия родная - Ломачинский Андрей Анатольевич. Страница 17

Шел Шлёма, шёл, да стали у него наколотые стопы болеть. Бросил бы это дело в дикаря играть, обулся бы… нет, не хочет. Наткнулись на брошенную покрышку. Шлёма достал нож и сделал какие-то широченные и длинющие чуни, не то лыжи, не то сланцы. А в них еще хуже идти – и ногу трёт, и застревает. Но уж больно потешные говнодавы получились. Решили мы их с собой взять – ребят вечером повеселить, показать, какой Ламин индеец. Связали эти лапти-самопалы и тоже на вещмешок повесили. Идем дальше. Дождь кончился и всё заволокло туманом. Не так чтобы уж очень густым, но таким, что ориентированию не помогает. Пролетели мы полянку, вышли к ручью-оврагу. А на берегу ручья лужок и маленький хутор. На хуторке два крестьянина телка забили, мясо здоровыми кусками порубали и повесили под навесом, а сами спустились к ручью коровью шкуру отмывать. Им снизу нас не видно. Сразу так шашлыка захотелось…

Шлёма достал нож и инструктирует: «Если они назад пойдут, то кукуйте кукушкой, а я пойду немножко мяска умыкну. Я босой, литовцы по следам ни за что не догадаются, что это десантура шалила. Подумают, что бомжи». И нырь в крапиву. Хорошо, что у литовцев на этой фермочке собаки не оказалось. В момент Шлёма возник под навесом, подскочил к самой большой ляжке и отпахал первосортный кусище. А потом, согнувшись, как боец под пулями, побежал назад. Все вместе на дорогу выскочили, метров сто тикали по самой глубокой луже, чтобы не оставлять следов и по первому встретившемуся болотцу ушли в лес. Там встали, прислушались. Погони нет, да и вообще неясно, заметили ли крестьяне пропажу.

Оправдание стандартное – условия, приближенные к боевым, а в рейде десантура трофеем не пренебрегает. Мясо переложили в полиэтиленовый пакет. Мы всегда брали с собой кулёчки для подножного корма. Теперь дело за малым – определили по карте наиболее вероятные ближайшие огороды, чтоб шашлычок получился как положено – с кинзой-петрушкой, зеленым луком, редиской, огурчиком или что там попадётся. И печёная в костре молодая картошка на гарнир. Соль своя. Огороды оказались на опушке в каком-то полукилометре. Вегетерианской частью обеда разжились вообще без приключений – вокруг ни души, а саперная лопатка дело быстро делает.

На открытой местности переориентировались, взяли новый азимут и через полчаса уже сидели на нужной полянке. А вот и дуб с дуплом. Залезли в дупло – чёрт, там еще записка вчерашней группы не снята, значит, Ридкоборода здесь еще не было. Нам тут надлежит появиться не раньше четырех дня, а сейчас полдесятого утра. Делать нечего, придется ждать. Наблюдательный пост мы соорудили на старой вырубке, чтоб издалека увидеть подъезжающий «Уазик». Один сидит в засаде, двое отходят в лес и занимаются шашлыком. Запалили малюсенький костерок, засыпали его травой. Столб дыма идёт вертикально вверх, запах не разносится. Порядок, значит, можно и большой костёр палить. Ридкобород хоть вояка опытный, но вряд ли по дыму нас найдёт. Если только на дерево залезет… Свежие следы у дуба мы заблаговременно ветками замели и забрызгали водой из луж. Получилось довольно плохо, на «после дождя» не совсем похоже, но Шлёма там босиком походил, мол, какой-то местный босяк тут шлялся.

Разыграли на спичках, кому быть наблюдателем. Выпало мне. Залез я под елку, везде мокро, а на старой хвое тепло и сухо, как в палатке. В «амбразуру» под нижними ветками хорошо просматривается грунтовка – единственная дорога, по которой может ехать Ридкобород. Ждать пришлось не долго, вскоре на краю поля появился «Уазик». Дистанция вполне безопасная для предупредительного свиста. Я свистнул, в ответ два коротких свистка, сигнал принят. Теперь бегом в лес к полянке – уж очень интересно, как Ридкобород будет закладку снимать. Мы собираемся у заранее выбранного куста бузины, здесь нас офицеры ни за что не заметят. Раздается урчание «Уазика», ползущего по залитым ухабам, а потом не совсем стройная песня – луженные глотки полковника и майора орут на весь лес: «Парашютик мне напо-о-омнил над Россией облака…Эх, лучше нету войск на свете, чем десантные войска!» Теперь за следы можно не волноваться – «Уазик» шумно плюхнулся в лужу и, словно тяжелый крейсер, всё смыл громадной волной.

Офицеры остановились, вышли, сладко потянулись. Ридкобород полез в дупло, достал оттуда банку, извлек записку и принялся читать её вслух, нудно и монотонно, как пономарь. Однако концовка получилась весьма эмоциональной: «Уроды, чмошники, страусы с гнилыми организмами! Ну кто так в рейды ходит!?» Потом добрый дядька Ридкобород спрятал записку в планшет, и по его довольной морде было видно, что задание вчерашней группе зачтено как «успешно выполненное». Офицеры расстелили на капоте газетку, порезали колбасы и хлеба, достали по бутылочке пивка. Завтрак на скорую руку, похоже решили подзадержаться на нашей точке. Но тут потянуло ветерком, и, как назло, от нашего костра. Ридкобород повёл носом: «Чуешь, Саныч, тут недалеко какая-то гнида костёр палит. Не хочу место схрона светить – я этим дубком который год пользуюсь. Давай садись в «козла» да дёргаем отсюда! По пути покушаем». Начальство уехало, а мы с дружным хохотом высыпали на полянку. Нас обуяло забытое детское чувство, которое частенько возникает у пацанов в подобных ситуациях – мы наперебой принялись кривляться и передразнивать офицеров.

Костер уже прогорел, самое время в угли закопать картошку, а сверху повесить шашлык. Тут и солнышко выглянуло. Вторая заповедь диверсанта – лучше переесть, чем недоспать. Неспешно, плотно поели, сходили к ручью, почистились, подсушились. Опять смотались к дубу, заложили уже свою писульку. Всё, теперь можно спокойно выходить в цивилизацию. Вещмешок с «дарами природы» решено было закинуть в камеру хранения на той самой автостанции в Пренаи, что в пяти минутах ходьбы от части и откуда утром началось наше путешествие. Уже особо не скрываясь, мы пошли к ближайшей автобусной остановке. Расположение остановок и расписание автобусов мы знали – эта важнейшая развединформация загодя коллективно собирали, кропотливо записывали и наносили на карту. Потом эти карты кочевали на курс годом младше. У нас были записи предыдущих лет. Судя по этим записям, первый автобус должен был вскоре подойти, поэтому надо спешить. Подошла Колина очередь нести вещмешок. Пошли напрямки, через скошенное овсяное поле. Колкая стерня впилась в босые Шлёмины ноги, и тот обул свои лыжи-говнодавы. Последние сто метров уже бежали что есть мочи – к остановке подходит автобус, расписание за год не поменялось.

Запыхавшиеся, мы едва успеваем втиснуться. Шлёма лезет в переднюю дверь, а я с Колей в заднюю. У нас еще так-сяк, средняя лошадность, а впереди вообще давка старшная. Шлёма прыгает на ступеньки, и тут выясняется, что край его гигантской обувки на ступеньку поставить можно, а ноги – нет. Он скользит несколько раз, молотит ногами по ступенькам и наконец с грохотом плюхается прямо под набегающий народ. Безжалостные пассажиры лезут через его спину. Тут Игорь прыгает задом прямо в толпу и там застревает своей задницей. Теперь из дверей торчат его ноги в гиганских штиблетах-шинах. Непонятно, что там в зеркало увидел водитель, но он что-то быстро объявил по-литовски. Народ принялся гневно гудеть, с интересом посматривая на переднюю дверь. Тогда водитель с заметным акцентом объявил уже по-русски: «Вооеннный, заабери своего сома в дверь – твоя рииба наружу торчит!» Тут уже истошно завопила какая-то тётка-правдоискательница: «То не рыба, то у него такие ласты из колёс, он в них в автобус залез! Езжай, водитель, до пункта милиции, надо этого хулигана там сдать».

Обстановка опасно накаляется. В довершение мы замечаем, что прямо перед Шлёмой стоит здоровый десантник в чине старшего лейтенанта. Шлёма одет в форму, а мы с Колей уже военные куртки стянули и остались в разноцветных футболках, чтобы особо не светиться. Лейтенантище наступает Шлеме на край его «сланца», а самого хватает за шиворот. Шлема начинает жалобно оправдываться: «Товарищ старший лейтанант, я был на полевом занятии по топографическому ориентированию. Закладку ставил в болото. Чтобы не мочить ботинки, решил разуться, а когда вернулся, то увидел, что их кто-то украл. Пришлось из подручных материалов смастерить временную обувь. Вот с маршрута сошел, направляюсь в часть!»