Хозяйка бешеных кактусов - Луганцева Татьяна Игоревна. Страница 53

«Точно больной», – решила Яна, и от этого ей легче не стало.

– Самым интересным в действии древесного яда является то, что действовать он начинает через час-полтора, когда человек уже может уйти из того места, где его напоили, заниматься совсем другим делом, и никто и не заподозрит отравления. Клиника будет типичного сердечного приступа, и в крови опять-таки яда – ноль. Гениальные растения! Так что, Цветкова, в нашем цветущем саду растут настоящие убийцы, и в умелых руках они начинают действовать. Ты отдала свой бокал несчастной девушке и тем решила ее судьбу. Мне все равно, что она выжила, не она была целью уникального дерева, моего друга.

– Не тронь растение! Это твоей целью она была, а не его! – вступилась Яна.

Но сумасшедший директор не обратил внимания на ее реплику.

– Кстати, так в старину цари травили неугодных послов из других стран. Прощальный ужин те проигнорировать не могли, а когда умирали много позже, ни у кого не возникало подозрений, кто именно был отравителем, да и вообще что имело место отравление. Зря вы перешли мне дорогу, я ведь знаю свой санаторий как свои пять пальцев, да к тому гримом умею пользоваться, а потому спокойно прохаживался там, где мне было нужно, оставаясь неузнаваемым.

– Доктор Иголкин предупреждал, что у меня должно быть неважно с сердцем, – прошептала Яна. – И Ариадна Максимовна. Что это, совпадения?

– Ха! – рассмеялся в голос бывший директор. – Дура! Я подговорил их так сказать, конечно, не посвящая в планы того, что собираюсь на самом деле убить тебя и твоего любовника. Просто, мол, напугаем их, чтобы убрались к себе в Москву и занялись своим здоровьем. Ариадне я сказал, что когда подписывал контракт с Карлом, то тот якобы обмолвился, что сровняет ботанический сад с землей и развернет здесь поля для гольфа и теннисные корты. А лоху-доктору – что новый хозяин закроет лечебницу и устроит там казино. А кто хочет потерять свое место, где тебя уважают и слушают? Вот они и подыграли мне.

– Что ты хочешь сделать с ними? – посмотрела на связанных мужчин на дне ямы Яна, теперь уже разобравшаяся, что к чему во всех происходивших в санатории событиях.

– Разве не понятно? Ты отправишься к ним, после того как проглотишь кусочек свинца. Я гуманен к женщинам, на тебя бетон польется уже на мертвую, а им придется помучиться. За что? Заметь, на все есть своя причина. У меня мозги – компьютер! Я все просчитываю до мелочей, а некоторые про меня говорят – псих, псих. Сами вы все недалекие курицы и самовлюбленные петухи! Мне нужен был союзник, я имел неосторожность обратиться к этому олуху-прорабу, чтобы он поучаствовал в моем плане выкуривания отсюда иностранного хозяина. Предложил ему подорвать все то, что уже построили, и ввести Штольберга в новые траты, чтобы он плюнул и отдал неприбыльное дело назад мне. Я обещал ему долю, но прораб оказался честным малым, то есть дураком. А он, идиот, захотел все рассказать тебе, да еще и мало того – вызвал другого идиота, Ватрушкина. Я понял, что их надо убирать обоих как свидетелей. Вынужденная мера, понимаешь? Ну, теперь, невеста Веселого Роджера, – видел я, видел твою маечку с черепами! – много раз чудом избежавшая смерти, ты знаешь все. Приготовься к встрече со своим женихом.

Он прицелился, Яна почти перестала дышать.

– Я не знаю ответа еще на один вопрос…

– Ладно, валяй, спрашивай. Ты не в моем вкусе, слишком костлява, как раз для Роджера, и я не хочу, чтобы ты являлась ко мне во сне со своими вопросами. Говори, что хочешь знать?

– Откуда у вас такие глубокие познания о растениях и о их ядах?

– От меня, – раздался голос слева от Яны.

И она, и бывший директор синхронно повернули головы, и из тени вышла бледная, как смерть, Ариадна.

– Давно ты тут? – присвистнул Аркадий Ильич.

– С самого начала. Знаешь, Яна, этот мерзавец вполз в мою одинокую душу, словно плющ, – произнесла она тихо.

Яна отметила про себя, что даже такое чувство, как любовь, Ариадна Максимовна сравнивает с растением.

– Это оказался ядовитый плющ. Он-то притворялся, что любит меня, а я и поверила, рассказала ему все, что знала. Думала, что его интересую и я, и мои растения, а он вот что, оказывается, задумал и сделал. После сердечного приступа Светы я заподозрила неладное, но поговорить с ним не смогла, Аркадий скрывался, а заявить на него я не решилась… Но ничего! Больше ему никого не убить!

– Блаженная дура! И как ты мне помешаешь? – засмеялся Аркадий Ильич.

Женщина подняла руку ко рту и выстрелила чем-то через узкую трубочку.

Что-то стремительно пролетело мимо Яны и вонзилось прямо в шею мужчины.

– Что это? Меня будто укусили, – прохрипел тот, хватаясь за шею. – Черт, как жжет!

– Ты не успеешь ничего узнать, смерть наступит через двадцать секунд. Ты рано бросил меня, и я не успела рассказать тебе о своих любимых кактусах, об их ядовитых иголках. Растений так много, дурачок, не хватит и жизни, чтобы узнать о них все.

Аркадий Ильич зашатался, повалился на землю, и его тело забилось в конвульсиях. На губах выступила пена, а из выпученных глаз потекли слезы. Вскоре агония кончилась. Как Ариадна и сказала – через двадцать секунд, ни секундой раньше, ни секундой позже…

– Спасибо, что помогла, – прошептала Яна, без сил опускаясь на землю.

– Я любила его… Благодари свою фамилию – я не могла допустить, чтобы убили женщину по фамилии Цветкова, – попыталась пошутить Ариадна Максимовна, дрожа всем телом.

Из ямы донеслись громкие стоны.

– А, господин Ватрушкин! – вскочила на ноги и склонилась над ямой Яна. – Ну, кто был прав? Я вытащу вас оттуда при условии, что вы кое-что не скажете моему любимому Карлу Штольбергу, когда он вернется. Первое: что его сюрприз с приобретением санатория чуть не стал последним в моей жизни. Я не хочу его расстраивать. И второе: что я проводила время в компании привезенного друга Никиты, приобретенного здесь друга Кости и своего бывшего мужа. Причина все та же – не хочу его расстраивать. И уж совсем не надо Карлу знать, что я оказалась не во вкусе бывшего директора. Это оскорбительно для меня! Но, в конце концов, ведь невозможно же нравиться всем? – произнесла пламенную речь Яна и полезла в яму освобождать бедолаг-мужчин.