Слепое правосудие - Бернхардт Уильям. Страница 56

– Чем, черт возьми, ты его ударил?

– Полное собрание сочинений Уильяма Шекспира, – сказал, тяжело дыша, Бен.

– Еще один триумф великого драматурга, – объявил Майк, но Бен уже не слышал этих слов – он потерял сознание.

Глава 43

– Ой, осторожно, – вскрикнул Бен.

Сестра хмыкнула и продолжала обматывать тело Бена широким бинтом, стараясь зафиксировать ребра. Было ясно, что она презирает нытиков.

– Интересно, где обучали эту женщину? В концлагере Бельзен-Бельзен? – спросил Майка Бен.

– Конечно, именно оттуда приходят в больницу медсестры.

– Без сомнения. Ой!

Медсестра в последний раз закрепила вокруг грудной клетки ленту и отрезала ее маленькими ножницами.

– Все, ничего страшного. С вами будет все в порядке.

– Правда? – И Бен потер ноющую от боли руку, которую Стенфорд несколько раз ударил ногой. – У меня такое ощущение, что меня переехал танк.

– Пейте лекарство, которое вам прописал доктор. Трещины небольшие. Все заживет. – С этими словами она повернулась и вышла из комнаты.

– Добрая мамочка, – пробормотал Бен.

– Она работает в полицейском управлении и обслуживает две тюрьмы. Ей надо быть суровой.

– Понятно. А ты-то как себя чувствуешь?

– Со мной все в порядке. Просто до сих пор не могу поверить, что позволил этому старику напасть на меня.

– Не грызи себя, он же был в безвыходном положении.

– Я лежал на полу, и Стенфорд пробовал на моем лице один из своих рецептов пудинга.

– Мне кажется, ты дрался достойно.

– Да, могло быть хуже.

– Теперь ты меня убеждаешь? Все стараются меня убедить, но я каким-то образом остаюсь при своем мнении.

– Послушай, что же такое ты сказал Стенфорду, что его так взбесило?

– Рассказал ему, что у нас была на него вся информация.

Описал всю схему, ну и упомянул, что Ломбарди перед смертью назвал его имя в своей предсмертной записке.

– Но Ломбарди ничего о нем не писал в предсмертной записке, он никого не назвал!

Бен отвернулся.

– Видимо, я неправильно выразил свою мысль.

– Ну ты даешь, ты же его подставил.

– Это самое малое из того, что я мог сделать, если принять во внимание, что он сделал с Кристиной.

– Понятно. Кстати, Бен Кинкейд, опытный детектив, у меня к тебе один, последний, вопрос, который пришел мне в голову, пока я как сумасшедший там бегал.

– Ну, что за вопрос?

– Ты собираешься ей рассказать?

Бен откинулся на операционном столе, на котором лежал, ослабив напряжение на свои ноющие ребра.

– Что ты хочешь сказать?

– Ну ты же не заставишь сейчас меня описывать всю ситуацию.

– Хорошо, скажу, что я всегда задумывался, действительно ли ты хороший детектив. Теперь вот пришло время мне это выяснить.

– Ладно. Вот что мне пришло в голову: между тем, что ты мне рассказал, и тем, что мы сами выяснили и какие выводы сделали, есть все еще одна невыясненная деталь.

– Какая?

– Кто подмешал лекарство Кристине. Ведь она была под действием наркотика? Только это может объяснить тот факт, что она проспала прозвучавшие рядом с ней четыре выстрела из пистолета без глушителя.

Майк вынул из кармана свою трубку, как бы не видя таблички, в которой его благодарили за то, что он не курит.

– Вино, которое она выпила, наверняка содержало какое-то лекарство. Но кто это мог сделать? И почему? Был только один человек, который мог подмешать в вино наркотик, – это Ломбарди. Его он получил от Декарло или от Ленни, и, конечно, у него был доступ к собственным запасам спиртного. Но вот не совсем понятно, зачем ему это было нужно? Очевидно, он знал, что Кристина выпьет это вино, когда придет поздно вечером в его квартиру. В своей записке он так и написал, чтобы она ждала его в квартире и чувствовала себя комфортно, оставив графин с вином на столе. И тут напрашивается большой вопрос: зачем ему было нужно ее усыпить?

– И каков же твой ответ?

– Он планировал эту операцию, желая, чтобы Кристина стала жертвой вместо него. Как мы выяснили, еще до того, как Стенфорд начал его шантажировать по телефону, Ломбарди уже осознавал, что за ним охотится ФБР. Сумело доказать ФБР или нет, но я-то уверен, что Ломбарди использовал свою торговлю попугаями для перевозки наркотиков. Особенно после того, как связался с Декарло. Теперь же он понял, что за ним охотятся. Он запаниковал. Ему нужно было выработать план, чтобы предотвратить свой арест, он боялся тюрьмы. Он все еще ожидал прибытия большой партии наркотиков. Возможно, Декарло узнал о слежке агентов ФБР и отменил доставку этой партии, но Ломбарди он не поставил в известность.

Вот он и решил оставить спящую Кристину в своей квартире, а рядом должна была лежать партия вновь прибывшего кокаина. Сам же собирался находиться за много миль отсюда, что давало ему нерушимое алиби. Он рассудил так: ФБР ворвется в квартиру, что и произошло, и найдет Кристину рядом с контрабандным наркотиком.

Ломбарди хотел, чтобы Кристина заполнила собой нужную ФБР квоту на поимку преступников, что временно снимало напряжение с него самого. Уже факт ее пребывания в квартире мог быть ей вменен в вину. Фактов же против него не было, ведь Кристина ничего не знала о его связи с наркобизнесом. А вот ее утверждению о невиновности никто не поверит. А если ему очень повезет, то ФБР вообще посчитало бы это дело весьма успешным, приписало бы себе все лавры и в поимке торговцев наркотиками, посчитав бы его закрытым. А он выходит из игры.

– Но что-то не сработало, – кивнул Бен.

– Да. Стенфорд. После разговора с ним Ломбарди понял, что все безнадежно. Он не мог отвратить от себя подозрений, подставив кого-то другого, а Кристина к тому моменту уже находилась в его квартире и выпила вино. Поздно было менять эту часть плана, но оставалось пресечь постоянно преследовавший его кошмар – пожизненный срок в тюрьме и ссору с Декарло. И он себя убил!

– Я помню, – с трудом переворачиваясь на бок, сказал Бен, – что сказала Марго, давая показания. Что-то вроде: "Я не знаю, почему Ломбарди хотел, чтобы с ним была Кристина, но это было совсем не по той причине, которая у всех на уме". Меня это поразило тогда, но теперь-то я понимаю, что это была чистая правда.

– И ты собираешься все это сказать Кристине?

– Может быть, она сама уже обо всем догадалась, – ответил Бен. – Если же нет, то... Думаю, на ее долю за последние недели досталось достаточно боли и разочарований.

– Согласен.

Майк направился было к двери, но вдруг остановился, будто забыл что-то спросить.

– Бен, – помолчав несколько секунд, произнес он.

– Да?

– Я хотел бы... обсудить с тобой мое поведение в этом деле.

– Майк, я понимаю, ты на той, на враждебной стороне...

– Дай мне кончить мысль. – Он подошел поближе к Бену и облокотился на стол. – Когда я пришел на эту работу, то дал клятву...

– Я знаю, ты поклялся защищать Соединенные Штаты и Конституцию.

– Больше того. Я поклялся подчиняться законам и процессуальным нормам, принятым в штате и его федеральных органах правосудия. Я поклялся быть хорошим полицейским, все делать по правилам. Для меня это многое значило. Это действительно так и было. – Он глубоко вздохнул. – Но я многое понял из этого процесса.

– Да?

– Я понял, что не всегда достаточно следовать правилам. О, я не говорю о том, что мало быть бдительным. Я просто хочу сказать... Думаю, мы часто прячемся за нашим профессионализмом, за нашими полицейскими символами, нашими патентами, нашими процедурами...

– Нашими Правилами Профессионального Поведения, – добавил Бен.

– Да. Наверное. Мы прячемся за этими символами, чтобы оградить себя от внутренних сомнений, от действительно сложных вопросов. Легче строго придерживаться правил, чем индивидуально подходить к каждому отдельному случаю, каждому человеку в конкретной ситуации... Это плохо, – уверенно сказал Майк. – Люди важнее правил. Больше я никогда не совершу подобной ошибки. Ты сможешь меня простить? – улыбнулся он уголком губ.