Шоу гремящих костей - Луганцева Татьяна Игоревна. Страница 23

Карл и Алевтина замолчали.

– Что молчите? Говорите, вторая главная актриса этого театра – моя мама, – продолжила Яна, прожигая присутствующих взглядом синих глаз.

– О чем ты говоришь, Яна?! – воскликнула Алевтина. – Да у меня даже мысли такой не было! Твоя мать – единственный человек, который принял меня в театре как родную! Чтобы она угрожала мне? Нет, чтобы Люся убила кого-нибудь?! Да этого не может быть!

– Я тоже в этом не сомневаюсь, – примирительным тоном ответила Яна, – но мы должны быть друг перед другом честными, трезвомыслящими, поэтому оставим ведущую актрису театра Люсю Цветкову в списке подозреваемых.

– Я ничего не могу добавить, – подал голос Карл, откидывая светлые, волнистые волосы со лба, – я совсем не знаю твою маму.

– Поверь мне, что об этом не стоит жалеть, у нее несносный характер! – заверила его Яна и сказала: – Два подозреваемых – это очень мало. Кого мы еще внесем в «черный список»?

– В свое время я отвергла ухаживания пьяного и вечно веселого Василия Полосова, – сказала Аля, – но он мертв и сам себя заколоть не мог. Вася был вполне безобиден.

– Не много ли мужчин, которых вы в свое время отвергли? – улыбнулся Карл.

– Это все, – ответила она и, подумав, добавила: – Остальных отвергла в другом городе.

– Может быть, какой-нибудь тайный воздыхатель? – предположила Яна.

– У нас же в основном детские спектакли. Ну, подходят ко мне иногда девочки, просят автограф… Никаких тайных воздыхателей я не знаю. Да потом, что это за воздыхатель такой, который хочет убить меня? Это не поклонник, а душегуб какой-то!

– В принципе это мог сделать любой работник театра, – сказал Карл, – это десятки человек.

– Не согласна, – возразила Яна, – чтобы убить, нужна причина! Очень веская причина! Кому до такой степени могла помешать Алевтина?

И Яна с Карлом уставились на актрису в светлом шерстяном брючном костюме, со светлыми кудрями, рассыпанными по плечам, с нежным цветом лица и большими яркими глазами. Она походила на ангела, и они недоумевали, что она такого могла сделать, чтобы некто захотел ее извести?

– Хотя, конечно, может быть, мы идем по неверному пути… – произнесла Яна. – Легче всего предположить, что эти убийства совершил человек из театра. А если это посторонний человек с улицы, просто везучий и ловкий? Театр не атомная станция, и он совсем не охраняется, в принципе любой маньяк может зайти и грохнуть кого хочет…

– Тогда мы этого преступника вообще никогда не найдем, – грустно сказала Алевтина.

– Если идти по такому абсурдному пути, то можно предположить следующее: маньяк не хотел убить конкретных артистов, он хотел убить их образы.

– В смысле? – не поняли мысль князя Алевтина с Яной.

– Он убил Деда Мороза и Снегурочку, – ответил Карл, еле-еле сдерживая смех.

– Ага, в детстве они подарили ему не то, что он хотел, чем нанесли непоправимую психическую травму незрелому детскому организму, – вторила ему Яна, – все, решено, завтра начинаешь разрабатывать версию с Арнольдом Ивановичем под кодовым названием «Месть отвергнутого поклонника».

12

Карл Штольберг вошел в полутемное помещение ресторана в театре. Яна Цветкова в длинном шерстяном платье черного цвета, которое подчеркивало ее худобу, плелась за ним.

К ним подошел официант и провел за свободный столик. На возвышении музыканты играли какие-то джазовые композиции. Воздуха не хватало, было очень душно и к тому же накурено. Видимо, старые вентиляционные системы не справлялись с вытяжкой воздуха из этого подвальчика. У Яны мгновенно заслезились глаза от едкого табачного дыма. Сквозь дым она увидела, как от стойки бара отделилась невысокая мужская фигура и направилась к ним.

– Яна Карловна! Яночка, можно я буду так тебя называть? Я же знаю тебя с самых ранних лет, помню, как ты девочкой бегала за кулисами.

– Да, конечно, Илья Ильич, присаживайтесь к нам, – пригласила Яна старинного маминого поклонника к ним за столик, тем более что сама Люся недавно напомнила ей о своем воздыхателе.

– Какой у вас интересный муж, Яна, – отвесил Илья Ильич легкий поклон Карлу, – мне Люся говорила, что это импозантный мужчина со шрамом на лице, как у пирата, – улыбаясь, проговорил Илья Ильич, рассматривая красивое лицо Карла. Улыбка медленно покидала его лицо.

– Это не мой муж. Знакомьтесь, Карл – мой приятель.

– Ой, извините, – смутился мужчина, – давно я не видел тебя, Яночка. Что вас привело в наши края?

– Странные события, происходящие в театре, – ответила ему Яна.

– Да, Яночка, я заядлый театрал, знаю все события, происходящие в театре, но такой ужас и привидиться не мог в самом страшном сне. Я даже боюсь за Люсю!

– Илья Ильич! – вдруг закричала Яна. – Вот вы-то и расскажите все закулисные сплетни! Вы же находка для шпиона! Как я раньше о вас не подумала!

Она вспомнила, что Илья Ильич в театре уже давно является своим человеком, своего рода реквизитом, тем человеком, который, если присутствует на спектакле, никто его не замечает. Но стоит ему не прийти, как всем сразу видно отсутствие постоянного зрителя. С юности платонически влюбленный в Люсю Цветкову, он боготворил ее как актрису и как женщину. Если сосчитать, сколько денег он потратил на букеты для свой Люсечки, то на них можно было бы, наверно, построить дворец. Он обожал ее, что называется, на расстоянии, ненавязчиво, ничего не требуя от нее, он дарил ей цветы и подарки… Люся даже приводила его домой и познакомила со своим мужем, отцом Яны. Она общалась со своим давним поклонником как со старым другом, спрашивала его мнение о своей игре в новом спектакле.

– Что я могу рассказать тебе, Яночка? – протер очки Илья Ильич. – В театре всегда есть сплетни и интриги, но никогда не было ничего такого, что могло бы угрожать человеческой жизни и тем более повлечь за собой жертвы.

– Как театральные люди отнеслись к появлению Алевтины?

– В общем, неплохо, – несколько уклончиво ответил Илья Ильич, – немного в штыки приняла ее ныне покойная Алла Демидовна, а Люся, Вася Полосов, пусть земля ему будет пухом, и большинство технического персонала были очень рады появлению в труппе Алечки. Знаешь, она очень талантливая девочка, добрая и отзывчивая. А у Аллы Демидовны, хоть о покойных плохо и не говорят, был очень тяжелый характер.

– Это я знаю, – нетерпеливо постучала носком сапога по паркету Яна, – вспомните что-нибудь, дайте мне хоть какую-то зацепку!

Илья Ильич, с виду очень интеллигентный человек с лысеющей головой и в опрятной, добротной одежде, вытер лоб носовым платком.

– Я не хотел бы об этом говорить, это всего лишь слухи… – отвел он глаза.

– Говорите, Илья Ильич, сейчас любая информация может вывести на след убийцы, – попросила Яна, и глаза ее зажглись синим огнем, словно у гончей, почуявшей добычу.

– Я могу сказать, хотя не уверен, что тебе эта информация пригодится. Я расскажу тебе, Яна, в обмен на небольшую услугу с твоей стороны. Мне очень неудобно заниматься этим маленьким шантажом, но, поверь мне, я доведен до отчаяния!

– Говорите, Илья Ильич, что вы хотите? Если это в моих силах, я вам помогу, мы же с вами знакомы с моего детства! – подбодрила его Яна.

– Ты прекрасно знаешь, вся ваша семья знает, что много лет я люблю твою мать. Я никогда не домогался ее, не лез в ее личную жизнь, я только тихо присутствовал рядом с ней. Я всегда оставлял за Людмилой право выбора. Я был знаком и даже дружил с твоим отцом. Я знал, что твоя мама не святая, но я никогда не пытался разрушить ее не очень счастливую семейную жизнь. Я знал, что у нее были любовники, и одним из них был этот шут Тихон Хрусталев. Я же никогда не хотел быть ее любовником, я желал чистых, честных отношений с этой женщиной. Люся всегда была для меня идеалом, эталоном обаяния и женственности. Я не хотел бы, встречаясь с ней, прятаться по знакомым и друзьям, смотря на часы, и делить ее еще с кем-нибудь. Я слишком любил ее…