Алая аура протопарторга - Лукин Евгений Юрьевич. Страница 26
Естественно, что, будучи иностранцами, покупатели Никиных шедевров шпионили напропалую. Вскоре Невыразиновой, на свою беду, заинтересовалась баклужинская контрразведка, и генерал Лютый дал круто идущему в гору майору Выверзневу секретное задание сблизиться с хозяйкой салона. Генералу и в голову не могло прийти, что Выверзнев (кобель известный!) давно уже сблизился с Никой и теперь не знает, как от нее отдалиться.
В отместку Николай потратил на мнимое сближение чертову уйму казенной валюты – и все равно считал себя обиженным…
В тот день Нике пришло в голову побелить скрипку…
Видение ослепительно белого смычкового инструмента на фоне обожженной разделочной доски было столь впечатляющим, что Ника немедленно вознеслась на табуретку и распахнула настежь створки антресолей, в чьей пыльной и мрачной глубине вполне могла таиться виртуальная банка водоэмульсионки, а еще лучше – нитрокраски.
Загрохотали, ссыпаясь на пол, тазики и помазки, а затем в пыльной и мрачной глубине что-то мягко шарахнулось, и перед отпрянувшей Никой воссияли два изжелта-зеленых зрачка.
Табуретка вывернулась из-под ног, и грохоту стало больше.
– Тихо ты! – прошипели с антресолей. – Распадалась!.. – И в темном прямоугольнике показалось мохнатое дымчатое личико – все в паутине и в известке.
– Утя-путя… – сложив губы в трубочку, проворковала лежащая на полу Ника, зачарованно глядя на обаятельное существо. Она вообще обожала все пушистое.
Вновь взметнулась на табуретку, и домовой отпрянул.
– Куда лапу тянешь? – прошипел он. – Попробуй тронь только – враз памяти лишу!
Нашел кого пугать! Не услышав угрозы, Ника попыталась провести ладонью по дымчатой шерстке, и домовой, осерчав, действительно лишил ее памяти.
Нашел чего лишать! Табуретка вывернулась из-под ног, и грохот повторился.
– Утя-путя… – сложив губы в трубочку, проворковала лежащая на полу Ника, зачарованно глядя на обаятельное существо. Вновь взметнулась на шаткий деревянный пьедестал, за что была лишена памяти вторично.
Грохот.
– Утя-путя…
Тут наконец домовой уяснил, что полеты с табуретки и обратно могут продолжаться до бесконечности, смирился и с оскорбленным видом позволил себя погладить.
– Все, что ли? – раздраженно осведомился он. – Теперь закрой дверцы, и если кто спросит – меня здесь нет, ясно? Чего уставилась? Ну скрываюсь я, скрываюсь!..
– Ка-кой пушистенький… – зачарованно глядя, молвила Ника.
– От кого, от кого!.. – передразнил домовой, тоже, видать, не слишком вслушивавшийся в слова собеседницы. – От кого надо, от того и скрываюсь!
– Расче-ешем… – мечтательно молвила Ника.
– Подставился, вот почему! – сердито ответил он. – Обложили, гады, со всех сторон…
– И бантик на шейку…
– Да свои же, лыцкие! – с надрывом объяснил домовой.
Но тут дверной колокольчик (электричества Ника избегала, где только могла) звякнул, как заикнулся, – и в прихожей на секунду возникла чуткая тревожная тишина.
– Створки закрой! – тихонько взвизгнул домовичок.
Такой взвизг обычно издает загнанная в угол кошка, и Ника даже опомнилась слегка, что, кстати сказать, случалось с ней крайне редко. Во всяком случае, она, не переча, захлопнула дверцы и, спрыгнув с табуретки, пошла открывать.
– А спросят, почему тазики на полу, – прошелестело из закрытых антресолей, – скажи: барабашки отвязались!..
То ли норов такой, то ли аура медом намазана, но скандалы к себе Ника так и притягивала. Учрежденное Портнягиным Бюро астрального климата постоянно отмечало в своих сводках зону повышенной напряженности на углу проспектов Нехорошева и Нострадамуса, причем эпицентр таинственной напряженки каждый раз приходился на квартиру номер десять. Попытки объяснить это явление чисто естественными причинами убедительными не кажутся, поскольку, пока там проживали прежние хозяева, с астралом все было в порядке…
Когда Ника, захлопнув за домовичком створки антресолей, спрыгнула с табуретки и пошла открывать, ей еще, разумеется, было невдомек, что двухкомнатка уже обложена сверху, снизу, а также со всех четырех сторон, включая проспект Нехорошева.
А началось с того, что в одиннадцать часов утра глава лыцкой диаспоры домовых Кормильчик, заметно перепуганный, лично объявился в здании МВД республики и потребовал встречи с подполковником Выверзневым. Однако Николай к тому времени уже выехал со своими орлами в Чумахлу – расследовать чудо с гирей. Тогда отчаявшийся Кормильчик, рискуя навлечь на себя гнев Батяни, прямиком вышел на генерала Лютого и сообщил ему о появлении в столице того самого домового, что вчерашним вечером пересек Чумахлинку вместе с Африканом.
Город немедленно был разбит на квадраты, начался розыск. Подняли всю нежить Баклужино – и дымчатых, и разношерсток, подключили колдунов… Уже к полудню генералу смущенно доложили, что беглеца в столице не обнаружено.
Лютый задумался. За три часа домовой никак не мог достичь городской черты – ножки коротковаты… И генерал обратился к оперативной карте. Насчитывалось всего четыре объекта в городе, не обысканных дымчатыми бойцами Кормильчика. Правое крыло краеведческого музея для них недоступно, поскольку там хранится чудотворная икона… Офисы фирм «Дискомфортъ» и «Ограбанкъ» ежедневно окропляются святой водой – стало быть, тоже не в счет. И что остается? Остается, как всегда, квартира гражданки Невыразиновой. Вот туда нечисть способна в принципе проникнуть, но только не местная – пришлая… Местная не рискнет…
Сначала генерал хотел сразу же выправить ордер на обыск, но подумал и решил лишний раз ни себя, ни Выверзнева не подставлять. Тем более что уж здесь-то подполковник скорее всего был чист. Во-первых, стопроцентное алиби, во-вторых, концы он обычно хоронил на совесть. А в данном случае прямо-таки лезли в глаза не свойственные Выверзневу неряшливость и небрежность… Прятать преступника у любовницы?.. Нет-нет, совсем на него непохоже…
Кроме того, заподозрить Николая Выверзнева в двойной игре означало отстранить его от дела. На это генерал Лютый просто не имел права – особенно сейчас, когда Николай был позарез ему необходим для отмазки перед Президентом. Многоопытным нутром бывший участковый давно уже чуял, что Кондратьича не удовлетворит любой исход следствия и что придется искать крайних… А крайним, по замыслу генерала, должен был стать именно подполковник Выверзнев…
Короче говоря, Лютый счел наиболее мудрым мягко намекнуть Николаю при встрече, чтобы тот разобрался со своей пассией, самому же больше в это дело не соваться. Вдобавок отвлекли тревожные сообщения с двадцать пятого километра относительно босоногости протопарторга, о чем генерал с перепугу доложил Президенту, получил втык – и загадочный дымчатый беженец как-то сразу отошел для него на второй план…
Для него, но не для остальных. Остальные продолжали работать.
Стены, примыкающие к квартире номер десять, равно как и смежные помещения, буквально кишели домовыми дымчатой масти. Кормильчик, остро чувствуя свою вину перед Батяней (сначала упустил беженца, потом вышел на генерала, минуя основного покровителя), готов был землю рыть, лишь бы загладить эти досадные оплошности.
В подъезде, во дворе и на крыше, якобы не замечая друг друга, дежурили сотрудники контрразведки и террористы из «Красных херувимов», ибо Панкрату тоже почему-то запало в голову, что домовому, которого протопарторг на руках носит, наверняка известна истинная подоплека возвращения Африкана в Баклужино. Кроме того, поодаль, непонятно, на какой навар надеясь, отирались шестерки ныне покойного Есаула и кинутого им на пятнадцать сребреников Черепа… Ну и, само собой, несколько представителей иностранных спецслужб…
Знай об этом хозяйка квартиры, на звонок она все равно бы открыла. Подобно горьковскому буревестнику, Невыразинова приветствовала бурю и очень плохо переносила штиль. И буря, как правило, ждать себя не заставляла – являлась по первому зову, готовая к услугам…