Франклин Рузвельт. Человек и политик (с иллюстрациями) - Бернс Джеймс Макгрегор. Страница 107

Считаясь с этими протестами, хотя и делая вид, что они его не волнуют, Рузвельт видел очевидный выход из положения в организации встречи в Касабланке де Голля и Жиро, с тем чтобы они могли прийти к согласию о формировании временного руководства на период борьбы французов за освобождение страны, восстановление республики и — в качестве нового стимула — за руководство, выражающее интересы французского народа. Эйзенхауэру не составляло труда подготовить для этого «жениха» Жиро, однако «невеста» в Лондоне оставалась неприступной и надменной. У де Голля на это были основания: он презирал Пейрутона и всю свору вишистов и пораженцев. Кроме того, хотел, чтобы символ власти и славы Франции не был замаран соглашением о прекращении огня и связями с вишистским режимом, чтобы этот символ мог защищать интересы Франции как от врагов, так и от союзников до полного освобождения страны. Он действительно стремился — и просил об этом — встретиться отдельно с Жиро, но идею вынужденного визита в англо-американский лагерь для общения с другими французами считал глубоко оскорбительной.

Но Рузвельт и Черчилль в равной мере были полны решимости заставить де Голля приехать в Касабланку. Черчилль просил Идена в Лондоне передать генералу, что, если он не приедет, президент и премьер будут вести дело без него и игнорировать его движение. Де Голль приехал против своей воли, но сохранял строптивость. В переговорах с Черчиллем и Жиро оставался крайне неуступчивым; не собирался иметь дело с Жиро, пока в Алжире находились представители вишистского режима. Генерал требовал высшего политического контроля, в то время как Жиро, будучи вторым лицом в руководстве, мог бы командовать возрожденной французской армией. Американцы столь не доверяли де Голлю, что Майк Рейли и другие агенты службы безопасности стояли с оружием в руках за дверями комнаты Рузвельта, пока французский генерал выступал со своими гневными тирадами. Тем не менее никакого соглашения не достигли.

Теперь этот долговязый субъект вызывал негодование у Рузвельта и Черчилля. Президент говорил приятелям, что де Голль сравнивал себя в одном случае с Жанной д'Арк, а в другом — с Клемансо. Это преувеличение, но де Голль самим своим поведением выставлял себя в карикатурном виде в глазах других лидеров — он и был персонажем карикатуристов. И все же Рузвельту и Черчиллю приходилось восхищаться французом. Президента завораживал его благородный вид. Черчилль не мог не задуматься над тем, почему этот надменный человек, беженец, эмигрировавший из своей страны под угрозой смертного приговора, совершенно зависимый от доброй воли англичан и американцев, без средств и опоры, все-таки бросал вызов судьбе.

Во время застоя в переговорах произошел любопытный эпизод. Мэрфи и его британский партнер Гаролд Макмиллан сновали между виллами в тщетных попытках добиться компромисса. Жиро выразил готовность подписать почти любое соглашение, которое позволило бы ему сосредоточиться на военных вопросах, но де Голль оставался непреклонным. Конференция приближалась к концу, у Рузвельта и Черчилля нарастала тревога в связи с возможным возвращением домой при сохранении раскола среди французов и проблемы дарланизма. В последний день конференции Жиро навестил Рузвельта; он принес с собой два документа — частично они касались военных и экономических проблем, обсуждались ранее, но содержали также политические положения, которые облегчали усилия Жиро по объединению «всех» французов, сражающихся против Германии, и наделяли его «правом и полномочиями отстаивать все интересы Франции в военном, экономическом, финансовом и моральном планах», до тех пор пока французы не сформируют в конце концов собственное конституционное правительство. Президент быстро просмотрел и подписал эти документы, расстроив, таким образом, переговоры, тщательно подготовленные, с целью заключить политический «брак» между Жиро и де Голлем, не получив одобрения премьера и даже не уведомив его. Когда в Вашингтоне и Лондоне позднее узнали о поступке Рузвельта, всех охватило оцепенение. Черчилль втихомолку вынужденно изменил текст соглашения, чтобы восстановить баланс влияния между двумя французами.

Почему Рузвельт подписал документы? Согласно одной версии, де Голль просто вывел президента из себя. Но ведь Рузвельт имел дело и с гораздо более экспансивными людьми, чем француз, и при этом не терял хладнокровия. По другой, более правдоподобной, версии, документы — часть заговора с целью оказать давление на де Голля, своего рода дуло пистолета, призванное ускорить навязываемый «брак». Неизвестно, однако, знала ли вообще строптивая «невеста» об этом пистолете. Некоторые деятели в Касабланке давали другие объяснения эпизоду. Они считали, что Рузвельт во время встреч был чересчур весел и беззаботен. Макмиллану он казался пребывающим постоянно в счастливом, праздничном настроении — «не переставал улыбаться и шутить». Быть может, оценка Макмиллана продиктована традиционной британской сдержанностью, но Эйзенхауэр и Мэрфи, независимо друг от друга, тоже отмечали беззаботное и даже фривольное поведение президента.

Неудивительно счастливое, праздничное настроение Рузвельта: через неделю после забот, связанных с конференцией, он получил возможность посетить американские войска в полевых условиях; надеялся даже побывать на фронте, но военные воспротивились. Президент совершил 110-мильную автомобильную поездку в Рабат, где под открытым небом отведал ветчины с картофелем вместе с 20 тысячами солдат 5-й армии генерала Марка Кларка, — военные музыканты играли при сильном ветре «Танцевальный оркестр Александера» и «Во глубине Техаса». Затем президент посетил расположение 9-й пехотной дивизии, где «почувствовал, что ближе к слезам, чем когда-либо» (так он говорил журналистам), ведь ребята отправлялись на фронт. Затем поехал в Порт-Лиоте посмотреть на древнюю мавританскую крепость, которую французские защитники удерживали под интенсивным огнем американского флота, и возложил венки на могилы солдат и американского, и французского кладбищ. На обратном пути потешался ужимками в переднем джипе Рейли и его подчиненных — они то делали вид, что заметили в небе самолеты, то прикидывались, будто вываливаются из кузова, отвлекая внимание посторонних от следовавшего за ними бронированного седана.

В столь беспечном и веселом настроении Рузвельт пребывал и в следующий вечер — развлекал султана Марокко и его сына. Гости из королевской семьи, в свободном белом шелковом облачении, подарили президенту высокую диадему для супруги. Эллиотт уверял, что отец подмигнул ему — оба представили Элеонору, восседающую в Белом доме в этом изделии из золота поверх прически. С самого начала встречи Черчилль сохранял сумрачный вид — приходилось соблюдать мусульманский обычай воздержания от спиртных напитков. Мрачное расположение духа у него усилилось, когда президент воспользовался случаем поговорить с султаном о чаяниях колониальных народов — независимости и окончании эпохи колониализма после войны. Макмиллан расценил это выступление Рузвельта как провокационное, а Мэрфи беспокоился, что де Голль узнает об этой попытке обхаживать королевскую семью Французского Марокко.

Конференция в Касабланке 24 января достигла почти одновременно кульминации и завершения. Почти весь предыдущий вечер Рузвельт, Черчилль, Макмиллан, Мэрфи и Гопкинс все еще пытались найти подходящую формулу, которую поддержали бы и де Голль, и Жиро. Утром Рузвельт подписал документы Жиро. Черчилль в это время обрабатывал де Голля, но безуспешно. Затем с ним беседовал на повышенных тонах Рузвельт, но тоже безрезультатно. Некоторое время на вилле Рузвельта происходила игра в кошки-мышки — участники поочередно покидали виллу и приходили вновь. К полудню Рузвельту это надоело — снаружи собрались репортеры и фотокорреспонденты в надежде услышать важные заявления по итогам конференции. Однако помощникам обоих лидеров удалось наконец свести двух французов на вилле Рузвельта, где президент и премьер оказали на де Голля беспрецедентное давление. Наконец он согласился подписать меморандум о единых с Жиро действиях.