Франклин Рузвельт. Человек и политик (с иллюстрациями) - Бернс Джеймс Макгрегор. Страница 122

В то время как основные задачи президента по увеличению налогов на высокие доходы оставались нереализованными, конгресс, казалось, утомили собственные выпады против ограничений размеров зарплаты и взимания налогов по мере поступления доходов. Администрация тоже утомлена и расколота. Моргентау болезненно воспринимал, что глава Агентства военной мобилизации Бирнс и директор Комитета военной мобилизации Винсон выдвигались на ведущую роль в налоговой политике. Он обратился с протестом по этому поводу к Рузвельту; тот ответил, что налоги составляют часть общей фискальной ситуации и министр финансов должен контактировать непосредственно с Бирнсом, без посредничества президента. По мере того как «кухонный кабинет» в составе Бирнса и Винсона продолжал вести переговоры с законодателями на Капитолийском холме, Моргентау кипел негодованием. С президентом все совершенно ясно, говорил он своим сотрудникам. Политики, занимающие «там, в Белом доме, левый фланг», пытаются устроить шоу, но, если оно им удастся, ответственность за него ляжет на них. Это кучка амбициозных политиков, махинаторов и мошенников. Он поручил своим сотрудникам подготовить письмо президенту, в котором подчеркивалось, что глава исполнительной власти, как должностное лицо, несет ответственность за налоговую политику. Он высказал это прямо, без обиняков.

«Генри, — отозвался в ответном письме президент, — сейчас жара и я уезжаю на рыбалку. Отказываюсь воспринимать всерьез твои попытки искать злодейство там, где его нет».

Вскоре после этого президент в беседе с Моргентау заверил министра, что он остается первым лицом в налоговой политике, и напомнил, что хочет дополнительных поступлений от налогов в сумме 12 миллиардов долларов. Президент порекомендовал Моргентау предложить конгрессу различные проекты налоговых сборов на общую сумму 18 миллиардов долларов и оставить на усмотрение конгресса любую комбинацию мер, дающих искомую сумму. Однако он не стал подписывать меморандум на этот счет, адресованный Бирнсу и Винсону.

— Они большая семья — ты ведь не станешь вмешиваться в семейные дела.

В начале сентября это привело к ожесточенной семейной ссоре, когда произошла встреча Моргентау с президентом и Бирнсом. Сам Бирнс был вспыльчив и резок, вспоминал Пол. Президент пытался пару раз утихомирить его, но Бирнс продолжал кипятиться. Кто руководит налоговой политикой?

— Босс — я, — говорил Рузвельт. — Нам нужно прийти к согласию... После того как мы достигнем согласия, полагаю, парни, вы отправитесь на свои места и будете выполнять работу, как солдаты.

Бирнс заявил, что не будет работать над законопроектом, пока не учтут его позицию. Он прекрасно срабатывается с людьми — с Ноксом и Стимсоном, — но не в состоянии сработаться с Моргентау. Теперь вспылил Рузвельт. Ударив кулаком по столу, повторил:

— Я — босс, я — босс. Мне достанется, если мы провалимся в конгрессе... Я отдаю распоряжения.

Несмотря на дурное настроение, Моргентау и его сотрудники принялись корпеть над новыми налоговыми предложениями и мерами по расширению системы социального обеспечения. Некоторое время министерство финансов вынашивало радикальную для Соединенных Штатов идею включить в систему социального обеспечения медицинское страхование, но она встретила возражения Рузвельта. Люди не готовы к этому, считал президент; он заверил сенатора Джорджа:

— Мы не можем идти против медицинских сообществ штатов, просто не можем.

Моргентау сосредоточился на разработке жесткой программы налоговых сборов. В начале октября 1943 года министр с благословения президента представил конгрессу новые предложения администрации. Они предусматривали дополнительные налоги на сумму 10,5 миллиарда долларов; 4 миллиарда должны дать налоги на наследство и дарение, налоги на корпорации и акцизы. Моргентау предложил также отменить налог ради победы, что исключило бы из налоговых ведомостей 9 миллионов налогоплательщиков с низкими доходами.

Реакция на эти меры большинства лидеров конгресса колебалась в диапазоне от прохладного отношения до откровенной враждебности. Законодатели, казалось, расположились слишком далеко от нового мемориального комплекса в приливно-отливной зоне и памятника тому, кто олицетворял равенство.

В конце 1942-го — начале 1943 года британские руководители интересовались не столько долгосрочным планированием послевоенного устройства, сколько проблемами урегулирования и мероприятиями, которые станут в повестку дня в ближайший период времени, следующий сразу за окончанием войны. Лидерство в изучении проблем этого периода взял на себя Энтони Иден. В феврале 1943 года Черчилль предложил Рузвельту встречу с министром иностранных дел для обмена мнениями по этой теме. «Буду рад его приезду — чем скорее, тем лучше», — последовал ответ. В это время Халл отдыхал во Флориде. Когда Веллес сообщил ему, что они с президентом возьмут на себя труд переговоров с Иденом и поэтому Халлу не следует прерывать отдых, государственный секретарь немедленно сел на ближайший поезд, отправлявшийся в Вашингтон.

Вряд ли Халлу стоило беспокоиться. Рузвельт проявлял осторожность в подходе к проблемам периода, следовавшего непосредственно за войной, даже больше, чем в отношении долгосрочного планирования. Пример Версаля для него постоянный укор — фактор, определяющий образ его мышления столь же глубоко, сколь события в Пассендале и на Сомме влияли на стиль военного планирования Черчилля. Рузвельт все еще предпочитал не торопиться с разработкой планов послевоенного политического устройства, но в текущих военных решениях нарастала необходимость учитывать острую политическую проблематику и неизбежные последствия в будущем. Поэтому Рузвельт ждал беседы с Иденом, но в спокойной обстановке и без широкой огласки.

Продолжительное время Рузвельт и Иден встречались для беседы, иногда в присутствии Халла и Галифакса, иногда в более широком кругу. Однако военные на беседы не приглашались. Пока Рузвельт обсуждал военные и политические планы порознь друг от друга. В поле зрения собеседников находился весь мир, но начало и окончание разговора всегда сводились к России. Чего пожелает после войны Сталин? По убеждению Идена, советский лидер собирался поглотить Прибалтийские государства. Это, считал Рузвельт, возмутит американское общественное мнение. Поскольку во время капитуляции Германии русские уже будут на территории государств Балтии, выдворить их оттуда не представится возможности. Президента интересовало, согласится ли Сталин на проведение там плебисцита, пусть даже сфальсифицированного. Иден сомневался в этом. В таком случае, предположил Рузвельт, может быть, уступки в этом вопросе следует использовать в политическом торге с русскими по другим вопросам.

Собеседники согласились также в том, что Россия будет настаивать на сохранении своих предвоенных границ с Финляндией и эта позиция обоснованна. Они опасались, правда, что Сталин потребует сверх того полуостров Ханко. Очевидно, однако, что после войны Финляндия превратится в проблему, а Польша — в еще более серьезную. Президент и британский министр пришли к единому мнению, что Польша должна владеть Восточной Пруссией. Рузвельт добавил, что пруссаков следует выслать с этой территории, точно так же, как после Первой мировой войны перемещены из Турции греки. Он допускал, что такой метод решения проблемы является жестким, но это единственный способ обеспечить мир. Кроме того, пруссакам нельзя доверять.

Собеседники обратились к другим регионам. Сербия. Рузвельт давно считал, что сербы и хорваты не имеют между собой ничего общего и поэтому должны быть разделены. Австрия и Венгрия. Эти две страны должны существовать как самостоятельные государства. Турция и Греция. Не представляют проблемы в географическом отношении. Бельгия. Президент высказал скептически внимавшему Идену предложение об объединении районов Бельгии с валлонским населением Люксембурга, Эльзас-Лотарингии и части Северной Франции в новое государство — Валлония. Германия. Рузвельт хотел избежать ошибок, допущенных в Версале по отношению к поверженному противнику. Он предпочитал поощрять разногласия и амбиции, которые возникнут в послевоенной Германии и приведут к оживлению сепаратизма со стороны основных земель страны. В любом случае Германия должна быть разделена на несколько государств с целью ее ослабления. Рузвельт разделял мнение Гопкинса о желательности присутствия в Германии достаточного количества англо-американских войск, когда Гитлера не будет, чтобы предотвратить анархию или победу коммунизма, и что неплохо договориться с русскими о рубеже, на котором остановятся армии союзников, наступающие с двух сторон, особенно на тот случай, если Германия рухнет раньше, чем англо-американские войска продвинутся далеко на территории Франции. Халл одобрял такой подход; выражал надежду, что Гитлер и его банда не будут привлекаться к «тягомотному гласному суду», но расстреляны на месте.