Франклин Рузвельт. Человек и политик (с иллюстрациями) - Бернс Джеймс Макгрегор. Страница 131

Танковые части, с их грозными орудиями, войдут в Рим и «сместят правительство короля и всю эту команду» — он выручит своего друга Муссолини.

— Я приду прямо в Ватикан! — пригрозил Гитлер. — Думаете, Ватикан меня смутит? Мы немедленно возьмем его в свои руки.

Он захватит там весь дипломатический корпус — «этот сброд... стадо свиней». Впрочем, пока решил послать несколько дивизий закрыть проходы через Альпы.

У Бадольо, как и девять месяцев назад у Дарлана, на руках несколько козырей: итальянский флот, несколько верных дивизий, правительственная структура. Он также держал в плену, что немаловажно для Черчилля, 74 тысячи британских военнопленных, которых мог передать нацистам. Возникла старая дилемма: президент хотел соблюсти моральную безупречность, чтобы драматизировать разгром «Оси», искоренение фашизма, избавление от груза прошлого, но перевешивали непосредственные военные нужды. Поэтому он позволил Черчиллю не настаивать на условиях безоговорочной капитуляции во время переговоров с Бадольо. Либеральные критики президента не унимались. Некоторые «придирчивые люди», предостерегал президент Черчилля, готовы поднять шум, если союзники признают Бадольо или династию Савоев. Это те самые люди, которые «так много скандалили в связи с Дарланом». Рузвельт опасался анархии в Италии и того, что количества союзных войск, которое потребуется для установления порядка, не хватит.

Как раз озабоченность Рузвельта и Черчилля социальными потрясениями и тревожила проницательных либералов больше всего. «Общественное мнение союзных стран совершило бы большую ошибку, — писал в „Нью-Йорк таймс“ граф Карло Сфорца, — если бы продемонстрировало страх перед так называемой угрозой революции. Этот страх был наилучшим союзником Гитлера и Муссолини в течение многих лет политической слепоты Чемберлена...» Ветеран антифашистского сопротивления в Испании и редактор военно-политического приложения к газете «Нэйшн» Альварес дель Вайо жаловался на отсутствие четкой демократичной, антифашистской политики. Но в данный момент Рузвельт делал упор на военную политику, на вторжение в Италию.

Черчилль 5 августа отправился на «Куин Мэри» на конференцию в Квебеке. В тот же день он сообщил Рузвельту результаты первого зондажа обстановки в Риме, а также разведывательную информацию об Италии. Как и всякий рудимент, итальянская власть сметена в течение двух недель. Италия стала красной. В северных городах армия подавила коммунистические демонстрации, средний класс растворился, сообщал Черчилль. Между патриотами, группировавшимися вокруг короля, и «неистовым большевизмом» больше ничего не стояло. Немцы готовы овладеть ситуацией. В этих условиях король и Бадольо будут имитировать сопротивление союзникам, но это всего лишь демонстрация. «Если мы не можем атаковать немедленно Германию через Балканы, таким образом вынуждая немцев уйти из Италии, то, чем скорее мы высадимся в Италии, тем лучше».

Пока Рузвельт и Черчилль обменивались телеграммами об Италии, группа сопровождавших премьера лиц (самая многочисленная до сих пор, если учесть, что она включала госпожу Черчилль и их дочь Мэри, а также свыше 200 помощников) двигалась на борту корабля на запад. Как обычно, по пути шла активная работа над будущими планами. По прибытии 9 августа в Галифакс и проверке результатов подготовительных мероприятий в Квебеке, где специально построены накаты для подъема президента на верхний этаж цитадели, Черчилль с дочерью отправились в Гайд-Парк. Совершив по пути зигзаг, чтобы показать Мэри Ниагарский водопад, он сказал репортерам, что видел водопад тридцать лет назад и с тех пор принцип действия этого чуда природы не изменился. В Гайд-Парке Черчилль встретил обычное гостеприимство Рузвельта, душную погоду и выслушал жалобы болезненного Гопкинса на утрату расположения шефа. Но через два дня все выглядело по-прежнему. Вскоре вся компания выехала на север для переговоров.

Представители военных штабов Рузвельта снова попытались подготовиться к конференции столь же тщательно, как и помощники Черчилля. Они понимали, что поддержка их позиции Верховным главнокомандующим — решающий фактор. Маршалл доказывал Рузвельту необходимость скорейшего десанта через пролив, используя весь свой моральный и профессиональный авторитет. Помня, что за очевидным решением в прошлом году о проведении операции «Раундап» («Облава») последовало вторжение в Северную Африку, начальник штаба сухопутных сил решительно возражал против каких-либо периферийных операций в дальнейшем. Стимсон, вернувшийся только что из Лондона, где спорил лицом к лицу с Черчиллем о планах десантной операции через пролив, ставил вопрос перед президентом еще жестче.

— Мы не сможем войти в соприкосновение с немецким противником, пока нашими войсками командует англичанин, — говорил он Рузвельту. — Бремя Пассендаля и Дюнкерка слишком давит на англичан.

Они готовы воевать с немцами лишь на словах, убеждал министр президента. Все еще считают, что Германию можно победить одной ставкой на истощение, но Сталина этими трюками не проведешь.

Стимсон пытался убедить президента историческим примером:

— Дома нам предстоит трудный год. Робкие граждане и злопыхатели готовы воспользоваться любым нашим колебанием по части ведения войны. Твердое, решительное руководство, с другой стороны, заставит их замолчать. Американцы вели себя так в ужасном 1864 году, когда одобрили решительную настойчивую тактику ведения боев в Вирджинии, несмотря на большие потери при Уилдирниссе, Споттсильвании и Колд-Харборе.

Если Рузвельт нуждался в убеждении, чтобы принять решение по десантной операции через канал, Стимсон и Маршалл своего добились. Встретив в Квебеке твердую и единую позицию американцев, англичане приготовились теперь взять на себя обязательство по операции, но по-прежнему добивались активизации усилий союзников в Италии — отчасти, говорили они, для подготовки вторжения во Францию. Но при всем этом Черчилль возражал против наступательных операций во Франции, пока союзники не достигнут полного превосходства в наземных силах и авиации. Несколько дней начальники штабов сторон спорили до хрипоты о правильном сочетании сил, концентрировавшихся для операции через пролив и вторжения в Италию. Рузвельт и Черчилль поддерживали каждый свою сторону. В итоге договорились, что главной операцией союзников станет десант через пролив, намеченный на 1 мая 1944 года. Предусматривалась также активизация усилий в Средиземноморье с целью вывести из войны Италию и захватить Римскую область для базирования там авиации. Вторжение в Южную Францию — проект, которому Черчилль давно противился, причем так и не принял полностью, — планировалось в связи с ударом на севере.

Агония Италии все настойчивее напоминала о себе в тихих комнатах здания, с окнами, выходящими на стены когда-то осаждавшейся крепости. Бадольо все еще находился в щекотливом положении: с одной стороны, нацисты накапливали силы к северу от Рима, с другой — маячило вторжение в Италию союзников из Сицилии. Возникла продолжительная пауза в боевых действиях, пока противоборствовавшие стороны находились в равновесии сил, а Бадольо зондировал почву в Испании и Португалии. Союзники настаивали на безоговорочной капитуляции, намекая позже на облегчение условий сдачи. Это напоминало диалог слепых, в котором каждый — жертва собственных галлюцинаций. Два историка позднее отмечали: «В преддверии кошмара немецкой оккупации Италия молила: „Помогите, я не свободна!“ После долгой паузы союзники ответили: „Сдавайтесь!“

В сущности, Рузвельт требовал, чтобы Эйзенхауэр просто добивался формальной безоговорочной капитуляции, указывая на более благоприятное отношение союзников позже в зависимости от степени сотрудничества Италии с ними. Англичане предпочитали немедленное военное решение проблемы долгосрочным политическим мерам. В Квебеке президент следовал британской линии. Однако военные события вскоре возобладали над дипломатией и переговорами. Перед рассветом 3 сентября британская 8-я армия начала форсировать Мессинский пролив и накапливаться на побережье континентальной Италии. В тот же день представители Италии после мучительных переговоров подписали условия военной капитуляции в оливковой роще близ Сиракуз. Было очевидно, что огласка капитуляции вызовет немедленные ответные действия немцев, поэтому генерал Максуэл Тэйлор отправился в Рим, чтобы согласовать с итальянским Генеральным штабом внезапный захват авиадесантными силами союзников аэродромов вокруг Рима. Он опоздал — нацисты выступили первыми, имея превосходящие силы. Десант Тэйлора отменили, но прекращение огня объявлено. Италия капитулировала.