Франклин Рузвельт. Человек и политик (с иллюстрациями) - Бернс Джеймс Макгрегор. Страница 47

Хирохито находился в деятельном состоянии. Он слушал Коноэ с возрастающим интересом, затем отрывистым голосом задал вопрос: имеют ли военные приготовления приоритет над дипломатией? Коноэ ответил, что нет, но предложил императору выяснить мнение военных. В тронный зал вызвали Нагано и начальника штаба сухопутных сил Хаджимэ Сугияму. Император расспрашивал Сугияму о военных аспектах плана. Сколько времени продлится война с Соединенными Штатами? В начальной фазе около трех месяцев, ответил генерал. Император прервал его: в 1937 году Сугияма, тогда военный министр, заявлял, что война с Китаем кончится через месяц, но она продолжается до сих пор. Это другой вопрос, сказал Сугияма; Китай — обширный материк, в то время как южная зона состоит из островов. Его ответ лишь подзадорил императора.

— Если вы считаете Китай обширным материком, то не является ли Тихоокеанский регион еще более обширным?

Сугияма потупил взор и промолчал.

На следующее утро Хирохито вызвал своего хранителя печати Коичи Кидо. Через несколько минут начнется совещание в императорском дворце. Император поставил Кидо в известность, что хочет выступить и сообщить военным: он не даст согласия на военные действия, пока сохраняется возможность мирного урегулирования проблем. Кидо почтительно доложил, что уже попросил главу тайного совета Иосимичи Хару задать вопросы, интересующие императора. Его величеству более подобает прокомментировать итоги совещания.

Вскоре члены кабинета и начальники штабов расселись напротив императора на жестких стульях в восточном крыле дворца. Один за другим министры зачитали свои тщательно сформулированные выступления. Империя включится в войну в конце октября, заявил Коноэ, если до этого дипломатия не добьется удовлетворения «минимума своих требований». Они состоят в следующем: Америка и Англия не препятствуют урегулированию китайского конфликта; прекращают поддержку чунцинского режима; наращивание военного присутствия на Дальнем Востоке; сотрудничают с Японией в экономической сфере. «Максимальные уступки» Японии следующие: не осуществлять экспансию за пределы Индокитая; вывести войска из Индокитая после установления мира; гарантировать нейтралитет Филиппин.

Следующим выступил Нагано. Жизненно важные поставки нефти сокращаются. Время — важнейший фактор. Он кратко остановился на стратегии в случае возникновения войны. Если противник рассчитывает на быстрый исход военных действий, скорое осуществление своих решений и мощь своего флота, «это то, на что мы надеемся». Он будет уничтожен в Тихоокеанском регионе при помощи авиации «и других средств». Однако более вероятно, что «Америка попытается затянуть войну, используя свою неуязвимость, превосходство в индустриальной мощи и изобилие ресурсов». В случае ставки на длительную войну единственный шанс Японии после первоначальных, быстрых ударов — захват важнейших укрепленных районов противника, превращение их в неприступные крепости и развитие военного производства. Слово взял Сугияма. Он выразил полную солидарность армии с планом Нагано. Япония не теряет время и не вовлекается проволочками в сети англо-американских интриг. Требуется массированная переброска войск. Если переговоры потерпят провал, решение о начале войны принимается максимум в течение десяти дней после прекращения переговоров. Выступали и другие, но их мнения не выходили за рамки общего настроя.

Лицо императора залила краска, когда Хара задал вопросы и получил на них четкие ответы. В зале воцарилась тишина. Его величество, не уверенный в достаточно прочных гарантиях приоритета дипломатии, вынул из кармана листок бумаги и прочитал на высоких нотах голоса поэму, сочиненную его дедом, императором Мэйдзи:

Что подразумевает император, очевидно. Всех присутствовавших охватил благоговейный страх, вспоминал Коноэ, зал притих. Нагано заверил императора, что кабинет в целом поддерживает приоритет дипломатии. Совещание было прервано в обстановке беспрецедентного напряжения.

Примерно в это время в другой части света американский эсминец «Гриер» шел полным ходом с почтой через Северную Атлантику в Исландию. Эта акватория входила в зону контроля как Германии, так и США. Британским патрульным самолетом эсминец предупрежден, что в 10 милях от него прямо по курсу находится в погруженном состоянии подводная лодка. «Гриер» ускорил ход. Прозвучала команда «По местам», и эсминец поспешил к подлодке зигзагообразным курсом. Корабельный локатор нащупал лодку, эсминец стал преследовать ее и сообщать самолету координаты подводного судна, не стремясь его атаковать. Через час самолет сбросил 4 глубинные бомбы, которые не достигли цели, и повернул на дозаправку. «Гриер» продолжил преследование. Через два часа субмарина произвела на эсминец торпедную атаку, затем выстрелила еще одной торпедой, а потом двумя. «Гриер» уклонился от них и начал бомбардировку лодки, потеряв в это время с ней контакт. Через два часа эсминец вновь нащупал лодку и сбросил еще 12 глубинных бомб. Продолжив еще некоторое время преследование, «Гриер» бросил лодку, передав ее координаты британским эсминцам и самолетам в этой зоне.

Рузвельт наконец получил желанный инцидент. Не идеальный, поскольку «Гриер» занимался поиском подлодки и создал для нее угрозу, передавая по радио ее координаты. Более того, не было даже указания, что немцы знали о национальной принадлежности эсминца (об этом Белый дом проинформировали). Но перестрелка состоялась, и Рузвельт почувствовал, что появился шанс драматизировать нацистскую угрозу, о существовании которой он так долго напоминал. Президент обнаружил, что Халл пребывает в столь же напряженном и агрессивном состоянии. Ситуация так разозлила государственного секретаря, что президент попросил его изложить свои соображения об инциденте в меморандуме, адресованном Белому дому. Сообщили, что президент сделает в следующий понедельник важное заявление. Черчилль телеграфировал: все ожидают его выступления с большим нетерпением. На уик-энд Рузвельт отправился в Гайд-Парк.

Пока он там находился, в субботу 6 сентября скончалась его мать. Ее смерть наступила неожиданно и без мучений в любимой ею угловой комнате, выходящей окнами на почтовую дорогу в Олбани. Никто не мог сказать определенно, какие личные переживания испытал Рузвельт в связи с этой потерей, оборвавшей основную нить, которая связывала его с детством. Сам президент об этом ничего не говорил. Но возможно, Макензи Кинг высказал собственные мысли Рузвельта, когда позднее написал президенту: «...нельзя передать словами невыразимую горечь, что охватывает тебя при внезапном исчезновении самого дорогого из мира детства, — это вы, должно быть, ощутили после кончины миссис Рузвельт».

Президент поручил Розенману и Гопкинсу продолжать работу над его речью, которую он теперь отложил на 12 сентября. По возвращении в Вашингтон он читал проект своей речи членам администрации. Все одобрили его, кроме Халла, который настаивал на усилении моральной стороны текста и исключении угроз действием. Рузвельт отказался смягчить тональность речи.

— Департамент ВМС США, — начал свою «беседу у камелька» Рузвельт, — сообщил мне, что утром 4 сентября эсминец Соединенных Штатов «Гриер», следующий при ярком дневном свете в Исландию, прибыл в точку юго-восточнее Гренландии. Корабль вез в Исландию американскую почту; на мачте развевался американский флаг. То, что это американский корабль, не вызывало сомнений.

Тем не менее эсминец атакован подводной лодкой. Германия признает, что это немецкая подлодка. Субмарина преднамеренно выстрелила торпедой по «Гриеру», за первой атакой последовала другая. Что бы ни изобретало Бюро пропаганды Гитлера, во что бы ни предпочитали верить американские обструкционистские организации, я сообщаю вам непреложный факт: германская субмарина совершила нападение на американский эсминец первой и без предупреждения, с очевидным намерением потопить его.