Франклин Рузвельт. Человек и политик (с иллюстрациями) - Бернс Джеймс Макгрегор. Страница 7
Ныне, на восьмой год пребывания в Токио, он информировал Вашингтон о серии тревожных событий: убийствах армейскими фанатиками ключевых правительственных министров; закреплении японцев в Маньчжурии; упрочении связки Токио — Берлин в Антикоминтерновском пакте 1936 года; вторжении японцев в Китай, сопровождавшемся захватом Шанхая и разграблением Нанкина; усилившемся давлении на правительство Чан Кайши; неафишировавшихся ожесточенных столкновениях японских и русских войск в Азии. Очевидно, что влияние военных на политику Японии усиливалось, но в периоды временных колебаний получали шанс действовать умеренные политики, особенно после поступления шокирующих, по крайней мере для подлинных антикоммунистов среди военных, известий о заключении русско-германского пакта 1939 года. Сдержанный, корректный, вылощенный, невосприимчивый к внешним влияниям, но внутренне склонный к мистификациям и ранимый Грю рекомендовал Вашингтону умеренный подход к Японии в надежде, что от военных отвернется фортуна.
То, что Адольф Гитлер молниеносно овладел странами Бенилюкса, и падение Франции, угроза вторжения на Британские острова производили громоподобный эффект в Токио. Казалось, владения Голландии, Франции и Великобритании в Азии стали легкой добычей. В нетерпении военные лидеры вынудили умеренное правительство уйти в июле 1940 года в отставку и привели к власти новый кабинет во главе с Коноэ, призванный осуществлять жесткую программу. Чтобы решить «китайский вопрос», необходимо перерезать пути снабжения националистического Китая. Это требовало его флангового обхода через Индокитай. Такой обход вызвал бы в свою очередь сопротивление Лондона и Вашингтона, но в то же время стимулировал бы поддержку союзных японцам государств на Западе. Гитлер и Муссолини, заинтересованные в отвлечении американских усилий от Европы к Тихоокеанскому региону, будут приветствовать усиление взаимодействия в рамках коалиции «Оси».
В конце августа Токио вырвал у режима Виши согласие на признание насущных военных интересов Японии в Индокитае. Попав в стесненное положение, французы обратились за помощью к Рузвельту, но его администрация, втянувшаяся в предвыборную борьбу, отделалась моральными сентенциями. Тем не менее позиция Вашингтона стала жестче, равно как и его представителя в Токио. В телеграмме, получившей известность как послание «Зеленого света», Грю констатировал, что «Япония сегодня является одной из хищнических держав. Она пренебрегла всеми моральными и этическими нормами и стала беззастенчивой и откровенной прагматичной силой, ищущей случая воспользоваться слабостью других для собственной выгоды. Ее политика экспансии на юг явно угрожает интересам США в Тихом океане». Японию больше не следует сдерживать словами, но американской мощью.
Оценки Грю сыграли в пользу тех советников президента, которые рекомендовали использовать против Японии доступные ему меры и средства. В конце сентября администрация решилась ввести эмбарго на поставки Японии всех видов железного и стального лома, но не нефти. Она предоставила также Китаю новый кредит.
Теперь Токио оказался в сложном положении. Несколько недель Мацуока вел переговоры с немцами о Пакте трех держав. Самым актуальным в повестке дня переговоров оказался вопрос, насколько далеко готов пойти Берлин в признании сферы интересов Японии. В перечень территорий, подлежавших подчинению японскому «новому порядку», вошли Индокитай, Таиланд, Британская Малайя, Британский Борнео, Голландская Ост-Индия, Бирма, Австралия, Новая Зеландия, Индия «и прочее». Япония, Маньчжурия и Китай образовывали ядро пространства «нового порядка». К удивлению и восторгу Токио, представитель Гитлера одобрил эти претензии, за исключением, вероятно, Индии, зарезервированной, возможно, для России. Немцы, однако, дали ясно понять, что Япония должна помочь им отвлечь внимание США от Европейского театра войны.
Поддержав трехсторонний пакт, Мацуока прямо заявил на тайном совете:
— В заключении этого договора Германия и Япония преследуют общую цель. Германия хочет предотвратить вступление в войну Америки, а Япония — избежать конфликта с США.
Но умудренные опытом государственные деятели обратили внимание на 3-ю статью пакта: «Германия, Италия и Япония согласны... помогать друг другу всеми политическими, экономическими и военными средствами, если одна из сторон договора подвергнется нападению со стороны державы, не вовлеченной в настоящее время в европейскую войну или японо-китайский конфликт». Что лучше — предотвратить войну путем умиротворения Рузвельта или путем демонстрации силы трехсторонней коалиции? Однако уже поздно раздумывать над этим вопросом — в сентябре японцы подписали трехсторонний пакт.
Официально США отреагировали на заключение трехстороннего пакта спокойно, но подспудно продолжались интенсивные политические дебаты. Пакт укрепил позицию «ястребов», требовавших более жесткой политики в отношении Японии. Администрация раскололась; некоторые ее представители опасались, что жесткие меры, особенно нефтяное эмбарго, спровоцируют войну с Японией, а страна к ней еще не готова. Президенту предложили несколько альтернатив, включая переброску военно-морских сил на запад, вплоть до Сингапура, или введение патрулирования боевых кораблей. Но он решил выжидать.
«Сейчас мы прекратили поставки металлолома, — писала ему Элеонора Рузвельт через неделю после выборов, — как насчет нефти?»
«Реальный ответ, который не нужно предавать огласке, — писал президент, — состоит в том, что, если мы запретим поставки нефти Японии, она увеличит свои закупки мексиканской нефти и в дальнейшем может в силу необходимости высадить десант в Голландской Ост-Индии». Это, добавлял Рузвельт, может спровоцировать распространение войны на Дальнем Востоке.
Токио в свою очередь проявлял спокойствие. Мацуока настаивал, что пакт не направлен против США. Он даже предложил Вашингтону присоединиться к пакту и помочь странам «Оси» превратить мир в одну большую семью. Похоже на браваду, — это и побудило Корделла Халла заявить, что Мацуока столь опасно изворотлив, как корзина рыболовных крючков.
В середине декабря Грю направил Рузвельту конфиденциальное послание с оценкой ситуации в Тихоокеанском регионе. За восемь лет дипломатической службы, сообщал Грю президенту, он убедился, что дипломатия потерпела поражение от «тенденций и сил, не поддающихся ее контролю, и плоды нашей работы здесь сметены, будто под действием тайфуна...». Он прямо ставил вопрос перед президентом:
«Рано или поздно, но, пока мы не готовы... убраться со всеми пожитками из всей Великой Азии, включая южные моря (что богопротивно), нас неминуемо ожидает со временем прямое столкновение с Японией.
Ужесточение политики с нашей стороны таит неизбежные риски, в частности риски внезапных, не поддающихся учету ударов, таких, например, как потопление «Панайи». Это может возбудить воинственность американцев, но, по-моему, эти риски менее значимы, чем гораздо более крупные опасности в будущем, с которыми нам придется столкнуться в случае продолжения политики непротивления...
Важно постоянно помнить, что, если мы прибегаем к мерам «на грани войны» без реального намерения довести их в случае необходимости до логического завершения, этот недостаток решимости немедленно заметят японцы, которые станут действовать без всяких сдерживающих мотивов и с еще большей энергией. Наши предупредительные меры окажутся эффективны и действенны в смысле предотвращения войны лишь в том случае, если японцы уверятся в нашей готовности воевать, когда нас вынудят к этому. В общем, это старая история сэра Эдварда Грея в 1914 году...
Вы занимаетесь нашими внешнеполитическими делами с должным профессионализмом, — писал в заключение посол, — и я глубоко удовлетворен тем, что страна не будет лишена вашего ясного видения, решимости и смелости в управлении государственным кораблем».
Эти комплименты столь же приятны, сколько получение в дар розы с шипами. Лоцману Белого дома, взобравшемуся на капитанский мостик при помощи обещаний уберечь американцев от войны, теперь приходилось столкнуться с реальной политикой.