Чушь собачья - Лукин Евгений Юрьевич. Страница 10
Ратмир огляделся. Внимание его привлекла странной формы складка в нижней части шторы. Подошёл, приподнял. Ничего. Как и следовало ожидать. За шторой – слишком просто. Тогда где же? Поразмыслив, открыл скриплую дверцу платяного шкафа.
– Да я уже там смотрела! – с досадой крикнула из своей комнаты Лада.
Стало быть, и не в шкафу…
Регина с презрительным видом следила за ходом поисков.
– А ты на четвереньках побегай, – надменно посоветовала она. – И носом, носом…
Между прочим, это имело бы смысл. Ратмир и сам хорошо знал, что достаточно влезть в шкуру пса, как чувства обостряются, интуиция растормаживается, а верные решения приходят сами собой и как бы ниоткуда, чуть ли не из Космоса. Помнится, одна знакомая всерьёз уверяла Ратмира, что дело тут в самой позе. Однако последовать в данный момент жёлчному совету жены Ратмир не мог по соображениям морального порядка.
Заглянул наудачу за приглушённый телевизор. Там лежал только переносной пульт, очевидно отобранный Ладой у Регины, которая в подпитии имела обыкновение врубать звук на полную мощность. Уловив в бормотании диктора нечто знакомое, Ратмир мимоходом покосился на экран. Парламентарии дружно задирали лапки на предмет одобрения законопроекта о введении собак в Капитолий.
Может, она просто на ней сидит?
– Поднимись! – приказал Ратмир.
– Подними… – с достоинством ответила Регина.
Он склонился над креслом, сгрёб её в охапку и приподнял с удручающей лёгкостью. За время рекордного марафонского запоя Регина исхудала до прозрачности. Оказавшись в крепких объятиях мужа, дурашливо заскулила по-щенячьи, сделала вид, что хочет лизнуть – и чуть не отхватила ему пол-уха. Спасла реакция. Зубы щёлкнули у самой мочки. Бросив захохотавшую супругу в кресло, где, кстати, тоже ничего не обнаружилось, Ратмир отчаялся и прекратил поиски.
Лечить бесполезно. Холерический темперамент не лечится. Как впрочем и любой другой темперамент.
А ведь великие надежды подавала! Гордость Госпитомника, первая на курсе левреток. При распределении драка за неё шла… Странно вспомнить, но сам Ратмир считался тогда трудолюбивым середнячком, не более того. Можно сказать, на зубах подтянулся до нынешнего своего уровня. Всё-таки ранний успех хуже чумы! Почувствовала себя гением, центром вселенной… Допустим, одно увольнение – случайность. А другое? Третье? Ну как это можно было: на поводок – в нетрезвом виде! Кого-то там укусила из отдела кадров, директора облаяла…
И самый простой выход – обидеться на весь этот сучий мир, уйти в запой… Не первая – значит, никакая!
В подавленном настроении Ратмир покинул зал и заглянул в чистенькую комнатку дочери. Лада сидела за письменным столом спиной к двери. Грызла мосол науки.
– Гав! – не оборачиваясь, поприветствовала она его.
– Гав-гав… – задумчиво отозвался он. Подошёл, ласково потрепал по загривочку. – Ну и как у нас с английским?
– А завтра английского нету! – победно сообщила она.
– Мало ли что нету! – возразил Ратмир, пододвигая стул и присаживаясь рядом. – В английском, доча, надо упражняться ежедневно. И в информатике тоже. Если хочешь стать человеком…
– Щаз! – огрызнулась Лада. – Человеком!
– Я имею в виду: провайдером, супервизором…
– Пойнтером! – сказала она. – У них стойка классная.
В затруднении Ратмир наморщил лоб и почесал за ухом. За своим, естественно.
– Видишь ли, доча… – покашливая, начал он. – Честно говоря, твоему папе не хотелось бы, чтобы ты… э-э… шла по его следам…
– Почему? – Обернулась, уставила на отца округлённые карие глаза.
– Н-ну… Ты, наверное, думаешь, что жизнь у пёсиков – это сплошные выставки, слава, медали… Нет, доча, нет… Вот, скажем, сейчас лето… А зимой? Знаешь, как пёсикам зимой холодно!..
– В попонке? – удивилась Лада.
– Даже и в попонке… Вот застудишь себе что-нибудь…
– Не-а, – успокоила она. – Не застужу!
Да. Характер у неё несомненно в мать.
– И потом, дочура… Как бы это тебе объяснить попроще?.. Видишь ли… пёсику-девочке…
– Сучке? – радостно выпалила она.
Ратмир крякнул, помолчал. Педагог из него, конечно – как из собачьего хвоста сито! Может, вообще не надо отговаривать, а напротив – тащить её на верёвке в питомник? Упрямая – мигом выкрутит головёнку из ошейника, увлечётся чем-нибудь другим… Ага, другим! Наркотиками, например…
– Да, – несколько отрывисто сказал он. – Сучке. Так вот, ей на работу устроиться гораздо труднее, чем мальчику… кобелю. Видишь ли, хозяевам не нравится, что девочки то и дело берут отпуск за свой счёт… Ну, там… критические дни…
Лада понимающе кивнула с самым серьёзным видом – и Ратмир, испугавшись, что сейчас из розовых детских уст выскочит ещё и слово «течка», поспешил продолжить:
– Э-э… уходят в декретный… Вечно у них кто-то на бюллетене – мужья, дети… – Замолчал, недовольный собою. Во-первых, всё было изложено слишком по-взрослому, а во-вторых, вполне приложимо к любой другой профессии. Пусть даже Лада пока об этом не знает, но узнает ведь рано или поздно!
– А у меня не будет мужа и детей!
Ратмир крякнул ещё раз.
– А вот тогда, – угрюмо и веско изронил он, – папа будет очень огорчён…
Как ни странно, фраза произвела сильное впечатление. Лада тревожно свела тёмные бровки, задумалась.
«Всё время забываю, что она ребёнок, – удручённо мыслил Ратмир. – Не логикой надо убеждать, а образами… Как сейчас».
И тут же, губя на корню свой первый педагогический успех, осведомился:
– И чем же тебе так нравятся пёсики?
Личико дочери оживилось, просветлело.
– Они храбрые, – сказала она. – Верные. Умные. А люди – уроды… Водку пьют, курят, матными словами ругаются! Дядя Артур, пока на четвереньках, хороший… А встанет с четверенек – урод…
«А папа?» – холодея, хотел спросить Ратмир, но в этот миг за стеной что-то упало, стукнуло, покатилось. Поднялся, вышел в большую комнату. Искомая бутылка (теперь уже пустая) лежала посреди ковра. Регина спала в кресле, уронив голову на грудь.
Перенеся её на супружеское ложе, Ратмир сдвинул стекло книжного шкафа и задумчиво провёл пальцем по корешкам. Нет худа без добра. Отрубилась – значит можно будет без помех, со вкусом, а главное, с пользой для дела перечесть Михаила Чехова. Внезапно палец провалился в узкую щель между книгами. Та-ак… А вот за акты вандализма карать будем беспощадно. Полка – папина, рабочая, запретная. Детского здесь ничего нет. Этология, собаководство, сценическое мастерство…
Отсутствовал томик Станиславского.
Беспощадная кара, однако, была отсрочена в связи с воплем дверного звонка. Ратмир задвинул стекло, ругнулся вполголоса, бросил опасливый взгляд на свернувшуюся калачиком Регину. Та лишь вздёрнула тяжёлое веко и, язвительно пробормотав: «Пиль!», – вернулась в забытьё.
Ратмир открыл. За дверью обнаружился дядя Артур, нужный в данный момент хозяину квартиры, как собаке пятая нога. Да и в любой другой момент тоже.
Легок на помине и несказанно хорош собою. Тяжёлая голова с плоским лбом, незаметно переходящим в прямоугольную морду с толстыми отвисшими губами. Спина – прямая, с ярко выраженной холкой. С виду медлителен, добродушен. На деле же злобен, силён, чуток и неприхотлив. Большей частью используется на караульной службе для охраны самых различных объектов.
– Здорово, – буркнул он. – Как там сеструха? Усыплять не пора?
В другое бы время не миновать ему взбучки и за «сеструху», и за «усыплять», однако в данный момент Регина, приходившаяся Артуру дальней родственницей, услышать его не могла.
– Спит уже, – мрачно ответил Ратмир, прикрывая дверь в зал.
– А племяшка моя? – спросил Артур, без церемоний запуская глаз в малую комнату.
– Уроки учит, – сказал Ратмир, прикрывая и эту дверь.
– Да? – насупившись, молвил Артур. – Тогда пошли на кухню…
Из внутреннего кармана пиджака была извлечена бутылка – и Ратмиру вдруг нестерпимо захотелось, чтобы их фирмы учинили между собой разборку – стравили его с Артуром. Порвать волчару в клочья, а потом, после работы, подойти, потрепать сочувственно по забинтованному загривку и сказать, как бы извиняясь: «Ну ты ж понимаешь, братан! Ничего личного…»