Чушь собачья - Лукин Евгений Юрьевич. Страница 17

Да, при таком раскладе кража пса имела прямой смысл. Стало быть, «Канис» заказал Ратмира шариковской группировке, а та как раз выбивала долги из Льва Львовича… Удачное совпадение!

– Ты выпей, – посоветовал директор. – Напряжение сними…

Ратмир очнулся.

– Мне ещё работать сегодня…

– Не бери в голову. Оформим тебе с обеда отгул… Завтра, между прочим, тоже можешь отдыхать. Успокойся, приди в себя…

– Спасибо, я в себе.

– Ты-то в себе… А вот «охранка» в последнее время наезжает почём зря… Попытка кражи была? Была. Перенервничал пёс? Перенервничал. Значит два отгула на реабилитацию – вынь да положь… Кстати! – Что-то, видать, припомнив, директор с подозрением уставился на Ратмира. – А чего это ты тогда в кусты рвался? Я уж при ищейках туда не полез… Что там? Не труп, надеюсь?

Ратмир замялся.

– Не знаю, – сказал он. – Ничего, наверное… Может, обратный путь хотел показать… до площадки…

– Ой, темнишь…

Ратмир с достоинством выпрямился.

– Рогдай Сергеевич! – укоризненно одёрнул он. – Ну я же не прикидываюсь… Поймите: когда я на службе, я, действительно, пёс. Вы что же думаете, всё так просто? Встал с четверенек – и пошёл? Это как пробуждение. Я вам сейчас вроде бы сон свой рассказываю. Кое-чего словами даже и не передашь…

Деликатно приоткрылась дверь, в образовавшейся щели возникло приведённое в порядок личико рыженькой секретарши Ляли.

– Рогдай Сергеевич, там Ратмира Петровича к телефону. Переключить… или?..

– Ну, иди поговори… – сказал директор Ратмиру. – А я тут пока тоже кой-кому звякну…

Никого из сотрудников в приёмной не было, поэтому, стоило Ратмиру прикрыть за собой тяжёлую дверь, как Ляля повисла на нём со стоном и ожгла долгим влажным поцелуем.

– Я так за тебя боялась… – жалобно шепнула она.

У Ратмира даже вылетело из головы, зачем он оказался в приёмной. Наконец секретарша, сделав над собой усилие, отстранилась и указала глазами на телефонный аппарат.

– Да… – сказал Ратмир в трубку. – Да, я… Кто говорит? Бонна? А это кличка или фамилия?.. Ах, классный руководитель… Простите, не узнал… Да, слушаю вас, Дина Григорьевна…

Слушал он долго. По мере слушания лицо его тяжелело, собиралось суровыми складками. Ляля смотрела на Ратмира и не могла насмотреться. Говорят, что боксёр обладает «самым очаровательным уродством». Истинно так! Мужчине это даже более пристало, чем красота.

– Вы можете мне прямо сказать, что она там натворила? – прервал он довольно резко незримую собеседницу. – Опять огрызается?.. Ах, уже не огрызается… – Ратмир зажал микрофон ладонью и повернулся к Ляле. – Знаешь, – обессиленно попросил он. – Ты меня в следующий раз к телефону только в рабочее время зови. Словами тут бесполезно… – Снова приклонил ухо к трубке. Вскоре выражение лица его стало несколько оторопелым. – Как это «речь не о ней»? А о ком?.. Обо мне?! – В наступившей тишине стало слышно, как дребезжит в наушнике настойчивый женский голос. Пёс её знает, о чём она говорила, но интонации убеждали. – Нет, труда не составит… Да хоть сегодня… Ну, раз говорю, значит есть возможность… Пока не за что…

Положив трубку, с комичной свирепостью выпучил глаза, раздул ноздри.

– Дочка? – понимающе спросила Ляля.

Ратмир вздохнул. Гримаса разгладилась, разбежалась, и лицо его стало просто усталым.

– Нет, – сказал он. – Выступить просят… Поведать юному выводку, как я дошёл до жизни такой… Слушай, Ляль! Может, отпросишься пораньше?

– Попробую… – без особой надежды сказала она.

– Попробуй! – ободрил он и вернулся в кабинет.

Рогдай Сергеевич, очевидно, переговорив уже с кем надо, заносил что-то в память компьютера. Взглянул на Ратмира поверх очков, поджал губы.

– Помаду сотри, – брюзгливо заметил он.

Ратмир смутился. Неслышно чертыхнувшись, стер следы Лялиного лобзания, сел. Директор захлопнул крышку ноутбука.

– Значит так, – сказал он. – В «охранку» я сообщил. А к тебе вот какая просьба: сейчас корреспондент придёт… Надо, надо это дело раздуть! Пусть неудачное, но всё-таки похищение. Какая-никакая реклама…

– Из «суслика» корреспондент?

– Нет, из «Парфорса». Гони всё как есть, имён только не называй. Некий сотрудник, некая фирма…

– Понял, Рогдай Сергеевич. Я могу идти?

– Нет, – бросил директор. – Не можешь… – Снял очки, насупился, покряхтел. – Ты мне вот что скажи… Как ты теперь относишься ко Льву Львовичу? По-человечески.

– А как я могу к нему относиться? Полностью согласен с вашим мнением. Сука.

– А по-собачьи? Ты куда бежал, когда поводок перегрыз? Тебя ж чуть ли не у памятника Бианки перехватили! Фирма-то совсем в другой стороне… Это что же выходит? Он тебя сдать хотел, а ты его – выручать?

У Ратмира был вид уличённого в шалости школьника. Странно: то, что казалось естественным в собачьей ипостаси, в человеческой воспринималось как несусветная глупость. Даже вспоминать неловко.

– Ты одно пойми, – тихо, проникновенно сказал директор. – Лев Львович для меня теперь фигура конченная. А вот тебя, Ратмир, мне бы терять не хотелось… Я вот чего боюсь: заступишь ты послезавтра на службу, войдешь в образ – и снова помчишься спасать этого… – Рогдай Сергеевич с омерзением пожевал губами. – Короче, возьми себя в руки, в зубы – во что хочешь… Ты мне нужен, понял?

– Понял… – глухо отозвался Ратмир, по-прежнему не поднимая глаз.

Директор долго смотрел на него и качал головой.

– Хороший ты пёс, – со сдержанной грустью произнёс он наконец. – Был бы чуть похуже – цены б тебе не было…

Глава 8.

Щенячье счастье

Странно было сознавать, что рабочий день в самом разгаре, а ты идёшь по тротуару одетый, на двух ногах – и ничего тебе за это не будет. С высоты человеческого роста мир представлялся совершенно в ином ракурсе. Возможно, стоило даже говорить о двух мирах: верхнем и нижнем, поскольку с переходом из одного в другой, что подтвердит вам любая собака, меняются не только ощущения – меняется система ценностей, логика, мораль, законы. В верхнем мире, например, следует остерегаться легавых, зато можно пренебречь «гицелями». В нижнем – наоборот.

Прямоходящие сотрудники предпочитают различать не миры, а служебное и свободное время, но как эти понятия ни именуй, суть их остаётся прежней.

Прогулочным шагом Ратмир миновал знакомое до слёз здание Госпитомника и, оставив слева кинотеатр «Пират», специализирующийся на показе старых фильмов («Бешеные псы», «Хвост виляет собакой»), двинулся вдоль парковой ограды, одобрительно разглядывая попадающихся навстречу нудисточек и хмурясь при виде нудистов. Спешить ему особенно было некуда. Корреспондент «Парфорса» ограничился тремя-четырьмя вопросами и отбыл, а Ляля, к сожалению, отпроситься пораньше не смогла. Стало быть, успеем и в школу зайти, и в «Собачьей радости» посидеть. Кстати, о «Собачьей радости»! В прошлый раз миляга Боб любезно разрешил воспользоваться своей квартирой в интимных целях. Будем надеяться, что он не откажет и сегодня. Но это всё потом… Ратмир приостановился, затем как бы невзначай свернул в Сеченовский переулок. Видимо, не только преступника, но и жертву тянет иногда на место преступления. Хотя почему жертву? Вы это бросьте! Жертву нашли!

Переступив бетонный порожек подстенка, развороченный неизвестными злоумышленниками при изъятии звена парковой решётки, Ратмир постоял немного со склонённой головой перед усыпанным визитными карточками пепелищем. Должно быть, осознавал, что именно здесь каких-нибудь несколько часов назад его собирались похитить – и, сложись всё по-другому, скулил бы он теперь в подвале на краю Булгаково, не смея встать и заговорить, не ведая, кончилось рабочее время или же ещё длится…

Со стороны это напоминало минуту молчания.

Наконец Ратмир вздохнул и, осторожно ступая, дабы не испачкать в золе белые кроссовки, обогнул пепелище. Вот руины скамьи, к которой он был привязан. Вот заросли, куда он… Внезапно лицо его выразило тревогу, быстро перешедшую в смятение. Ратмир раздвинул один прогал между кустами, другой. Выпрямился, озадаченный. Огляделся. Присутствия людей в этой части парка не чувствовалось. Подошёл к пролому, выглянул. Сеченовский переулок оживлённостью также не отличался. Вдалеке, правда, кто-то кого-то выгуливал, но и эта парочка удалялась с каждым шагом.