Чёртова сова - Лукин Евгений Юрьевич. Страница 4
* * *
Я волнуюсь, читая стихи:
не слова, а прозрачные слёзы!
Все твердят, что пришли от сохи,
что вчера ещё слезли с берёзы.
О родной вспоминают стезе,
где зады поросли лопухами.
Так и видят себя в картузе
и в рубахе с шестью петухами.
И живут, разрывая сердца
под трамвайно-троллейбусный грохот.
Эх, найти бы того подлеца,
что насильно отправил их в город!
Я найду его. Зол и речист,
я прорвусь через сто кабинетов.
Я в лицо ему брошу: «Садист!
Ты за что же так мучишь поэтов?
Ты же слышишь, как стонет стило!
Здесь их жизнь и больна, и кабальна!
Отпусти ты их с миром в село.
Посади ты их там на комбайны...»
ПЛОВЕЦ
Что с классиком меня роднило?
Я гимны звучные слагал
и, правя тяжкое кормило,
челна ветрило напрягал.
Hо вихорь злой взревел в фиорде,
и мне, Господнему рабу,
ветрилой хрястнуло по морде,
потом кормилой по горбу...
ПРОЗАИК
Проклятый быт, старания утроив,
мне сочинять мешает не впервые.
Не успеваю полюбить героев.
В итоге – падлы. Прямо как живые.
ПАМЯТHИК
Exegi monumentum
Здесь памятник стоял – превыше пирамиды,
но по нему прошла народная тропа.
Из праха чуть видны чугунные ланиты,
а метрах в двадцати – чугунная стопа.
Здесь памятник стоял – куда прочнее меди,
красуясь на манер известного столпа.
Hо что же от меня останется в предмете,
когда по мне пройдет народная тропа?
РИФМА
Событья, факты, вереницы числ —
всё ерунда, но вот в житейском гаме
два слова перекликнутся слогами —
и мир внезапно обретает смысл.
* * *
Возопишь, ударяя в грудь,
или в рот наберешь воды —
обязательно с кем-нибудь
ненароком сомкнешь ряды.
И такого наговорят —
не докажешь ведь ни хрена…
У меня один только ряд.
И шеренга – тоже одна.
КЛАССИКИ И СОВРЕМЕННИКИ
Какое счастье: при свече
творить во славу русской речи
и лечь на снег у Черной речки
при секунданте и враче!
Ни секунданта, ни врача —
убит каким-то нижним чином
по незначительным причинам,
а то и вовсе сгоряча...
* * *
Слова – достойны, речи – гладки,
и всё не врубимся в одно:
что гений – это недостатки,
каких нам сроду не дано.
Дразня, круглятся, что орехи,
из безупречной шелухи
их гениальные огрехи
и гениальные грехи.
ПРОЗА
Убить героя – значит пощадить.
Заметьте: чем талантливей прозаик,
тем он героя медленней пронзает
событьями, затем чтоб ощутить
в подробностях и боль его, и трепет.
Так вот: дышу надеждою простой,
что жизнь мою задумывал и лепит
не Достоевский. Даже не Толстой.
* * *
Да, вырождается москаль:
утрачен стыд, барыш возжаждан.
И мне твердят: «Не зубоскаль,
но исправляй своих сограждан!»
Легко сказать! Грустят в пыли
Крылов, Державин… Если даже
они исправить не смогли —
то мне-то, грешному, куда же!
* * *
В соседней камере спроси
иль у омонов:
писатель, скажут, на Руси —
один Лимонов.
У остальных и стиль, и прыть,
и морды глаже,
но как-то не за что «закрыть» —
не за слова же!
* * *
Тот – писатель, кто полезен.
Владимир Маяковский
В нашем нынешнем дерьме,
громоздящемся бугристо,
тот писатель, кто в тюрьме.
Остальные – беллетристы.
* * *
Перед книжною горой
суетится покупатель —
и забавный показатель
выявляется порой:
чем трусливее герой —
тем отважнее читатель,
чем трусливее читатель —
тем отважнее герой.
РАЗГОВОР С ЧИТАТЕЛЕМ О ПОЭЗИИ