Дым Отечества - Лукин Евгений Юрьевич. Страница 7
Глава 4
Зачем Царицыну театр?
На митинг! Массово! Спонтанно!
Такие сцены у фонтана,
что где ты, дядя-психиатр?
Вот некто в пыжике орет
о том, что на геройский город
реальный наползает голод, –
а морда шире поперек…
А вот какая-то супруга,
одна, в отсутствии супруга,
хватает с хрустом микрофон
и, разевая рот упруго,
кричит: «Калашникова – вон!» –
аж известь сыплется с колонн…
Обком! Горком! В отставку! Хором!..
Анипкин, сдвинутый напором
упитанно-голодных дам,
кричит: «Возьму да и подам!..»
Ужо тебе, народный форум!
Глава 5
Созвали пленум. Дивный пленум,
когда в последний свой парад
шел волгоградский аппарат…
Член переглядывался с членом:
неужто вправду всех подряд
проводят жилистым коленом?..
И оказалось: да. Подряд.
Снуют активные подростки,
многострадальный политпрос
с утра плакатами оброс,
и член бюро на перекрестке
стоит, безмолвный, как барбос.
И, как положено трибуну,
ступает тяжко на трибуну
Калашников. Его глаза
сокрыты мрачными бровями.
Он жуток. Он бурлит кровями.
Он весь – как Божия гроза.
Глава 6 (отменена)
Глава 7 (и она тоже)
Глава 8
«Уж я ли вас не орошал?
Каках гектаров понастроил!
А если был порою строгим,
то ведь в остроги не сажал!
А вы! Ахти, какой позор!
Меня? Как Стенька персиянку?..
Короче, кончен разговор.
Я ухожу на персоналку.
А вы, продавшие обком,
целуйтесь с вашим „Огоньком“!»
…О телевизора нутро!
Смотри: вчера еще нетленны,
бледнеют сморщенные члены
осиротевшего бюро.
Глава 9
Ага? Достали? Припекло?..
Но для истории отметим,
что пленум все же проняло:
в испуге левое крыло
глядит на правое крыло –
и как-то зябко тем и этим.
И мыслит всяк, мурло склоня,
прямому выданный эфиру:
«Занес же вражий дух меня
на распроклятую квартиру!
А если кто, впадая в раж,
начнет высчитывать метраж?..»
Глава 10
Очнулись. Начали спрягать,
то дегтем мазать, то елеем.
Что-что, а это мы умеем –
телегу в лошадь запрягать.
И, обирая с рыльцев пух,
тряся заслугами и каясь,
критиковали, отрекались…
И где-то внятно пел петух.
Эпилог
Итак, ребята, «Огоньком»
обком отправлен целиком
вослед за бренною бюрою,
не вызвав жалости ни в ком…
Вернемся к нашему герою.
Прости, Ильич! Твои черты
уже тускнеют понемногу,
но не суди нас слишком строго –
ведь мы такие же, как ты.
Мы разеваем рот упруго,
любой из нас красноречив,
и с хрустом кушаем друг друга,
не посолив, не поперчив.
И ты, читатель, извини,
что я, как бабочка, порхая,
недовознес, недоохаял,
недоосмыслил эти дни,
раздергал митинг, скомкал пленум,
с героя недоснял штаны…
Но я, ей-Богу, не был членом
и видел все со стороны.
Февраль 1990
Я – твой племянник, Родина!
Приднестровские песенки
(1992)
Зарубежная
Были гулкие куpанты
и гpаненые стаканы,
ссоpы в тpанспоpте до визгу
и купюpы цвета беж.
Эмигpанты, эмигpанты
собиpали чемоданы,
выпpавляли где-то визу
и мотали за pубеж.
Ну а мы шагали в ногу,
не шуpша, не возникая,
что кpугом доpоговизна
и оклад – 150…
Удивительно, ей-Богу,
но какая-никакая
у меня была Отчизна
года тpи тому назад.
КГБ да Пеpвомаи,
Конституция – что дышло,
убежавшим – укоpизна
и водяpа из гоpлА…
До сих поp не понимаю,
как же этакое вышло:
я остался, а Отчизна
чемоданы собpала.
Уложила и смоталась
в подмосковные затоны,
в сpеднеpусский конопляник,
где щекочет соловей…
Мне на Родину осталось
посмотpеть чеpез коpдоны –
я тепеpь ее племянник,
выбыл я из сыновей.
Отpеклась, как эмигpантка,
и pаскаянье не гложет:
мол, pебята, не взыщите,
а не будет хода вспять…
Но потом, когда, поганка,
пpодадут тебя за гpошик,
ты же скажешь: «Защитите!..» –
и пpидется защищать.