Миссионеры - Лукина Любовь Александровна. Страница 3

Хорошие были времена!..

Глубокая синева за бортом сменилась светлыми зеленоватыми тонами. Черные щетинистые громады Ана-Тарау и Тара-Амингу отступили за горизонт, и теперь справа плыл Аату-2, Детский остров утренних.

Сколько бы раз ни оказывался в этих водах Сехеи, он неизменно бывал поражен: в двух десятках миль отсюда догорали заросли, и в безлюдных скалистых бухточках кто-то терпеливо подстерегал противника, готовый в любой момент плеснуть по воде красным коптящим языком пламени, и вдруг на краю этого ада – безмятежный зеленый островок, невредимый, запретный...

Над близкой цепочкой атоллов парил дельтаплан – непривычно белый. Беззащитно белый. Какой-нибудь мальчишка с острова совершал свой первый дальний (аж до самых атоллов!) полет.

Боевые машины – в серо-зеленых пятнах, у них светло-голубое брюхо, они сливаются с небом, с морем, с зеленью. Поднять в воздух белый летательный аппарат – самоубийство. Везде, но только не здесь. Со дня основания Детских островов над ними не прогремело ни выстрела, ни разу в их воды не входили военные корабли – ни свои, ни чужие...

На подростков из огневого расчета было забавно смотреть – такие они вдруг стали все неприступно гордые: снисходительно поглядывали на дельтаплан, на зеленеющую цепочку атоллов, на далекую полосу пляжа, где наверняка кто-нибудь из старших ребят, собрав вокруг себя нетатуированных малышей, важно говорил, указывая на горизонт:

– А ну-ка определи!

И карапуз, подавшись к еле различимому за атоллами призраку судна, рапортовал потешным голосом:

– Поколение Ската! Легкий авианосец! Идет из нейтральных вод! Оснащен: четыре девятиствольные установки! Три ракетоплана! Две кормовые турбины экстренного хода!..

– Две?! – И мальчуган постарше тоже впивался глазами в горизонт. – Точно, две... Тогда это «Тахи тианга». – Важность его пропадала бесследно, и он добавлял, чуть не плача: – Я же их помню всех из этой группы! У них еще воспитателем была Ити-Тараи!.. К Сожженным ходили, воюют уже... А мне еще тут с вами... чуть не до Пришествия!..

Ах, как было бы славно пройти мимо Аату с обугленными мачтами, сбивая пламя с кормовых турбин, отстреливаясь из всех тридцати шести стволов от наседающих машин вечерних!.. Вот ведь как бывает: шли в нейтральных водах по самым опасным местам – и хоть бы один выстрел!.. Правда, Анги сгорел в гидроплане, но то Анги, а на самом-то судне – ни царапины, и турбину пробил своим же осколком! Добавишь к татуировке уныло-правильный завиток – вот и все заслуги...

Один из подростков, видимо, для поднятия боевого духа мурлыкал вполголоса «Стрелковый ракетомет»:

...вставь обойму,
услышь щелчок,
отведи затвор,
нажми курок -
убей вечернего!..

– А вечерние поют: «Убей утреннего», – явно желая поддразнить, обронил кто-то из абордажной команды.

Песенка оборвалась. Подросток уставился на говорящего, потом – испуганно – на Ити-Тараи.

– Прямая передача с базы! – звонко доложил связист.

– Прими, – буркнул Сехеи и, в последний раз взглянув на дельтаплан, перешел на палубу малого корпуса. Что-то не нравилось ему небо на севере. Похоже, приближался шторм...

Напряженно всматриваясь в слабые вспышки далекого гелиографа, связист вывязывал узлы. Сехеи, прищурясь, встал рядом.

База передавала обычным кодом. Что-то там случилось... Источник! Этого еще не хватало...

– Дай-ка, – хмурясь, сказал Сехеи и взял из рук связиста шнур. Так... Узлы лаконично сообщали, что за время отсутствия стратега его Правая рука отстранил от командования его Левую руку. О чем и докладывал – сухо, не вдаваясь в подробности и не называя причин.

Сехеи медленно скомкал и сжал шнур в кулаке.

– Передай! Приказываю: до моего возвращения...

Договорить ему не дали.

– Цель! – раздался отчаянно-веселый крик со скрещения Л-образной мачты.

Сехеи вскинул голову. Воины в считанные секунды разобрались по номерам. Циновки с палубы были сорваны, и она предстала в боевой наготе – вся в лишаях от концентрированного соляного раствора. Грозно развернулись ракетные установки.

– Четверть вправо от курса! – продолжал выкрикивать наблюдатель. – Идет на нас без отклонений!..

Когда Сехеи добрался до огневой площадки, там уже стоял Хромой. На боку его чуть пониже ребер и совсем рядом с ожогом красовалась свежая, еще кровоточащая татуировка – знак отличия за сегодняшнюю разведку.

– Где? – быстро спросил Сехеи. Хромой молча показал.

Одиночный гидроплан. Догоняет со стороны Тиуру. Непонятно... Почему он один?

– Второй – к старту! – До чего все-таки пронзительный голос у Ити-Тараи! Звон в ушах после ее команд!

За спиной страшно взвыли сдавленными голосами. Правая «стрела» очертила широкий полукруг и вынесла машину за борт. Поплавки гидроплана коснулись воды, и замок разжался. Затем – гулкий всплеск, и волны вокруг аппарата волшебно сгладились, заблистали маслянисто...

– Третий – к старту!

Теперь полукруг очертила левая «стрела». Сзади раздался протяжный грохот. Это стартовала «двойка». Гидроплан оторвался от воды и, волоча за собой толстый черный хвост дыма, круто полез ввысь. Затем дымная полоса оборвалась, отгоревший пороховой ускоритель отделился от машины и, кувыркаясь, полетел вниз. Грохот сменился ровным свистом. Относимое течением маслянистое пятно занялось и горело теперь красным коптящим пламенем.

Следом стартовала «тройка», и оба перехватчика ушли навстречу цели.

– Ну, посмотрим-посмотрим, как он будет выкручиваться, – оживившись, заметил Хромой.

– Не нравится мне, что он один, – сказал Сехеи. – Может, ответная разведка?

Хромой всмотрелся и неопределенно повел темным лоснящимся от мази плечом.

Цель вела себя странно. Она позволила нападающим занять выгодное для атаки положение и продолжала полет, не меняя ни скорости, ни высоты. Перехватчики зависли над ней без выстрела.

То ли глаза устали, то ли в самом деле позади чужой машины просматривалось какое-то едва уловимое мельканье... Вот оно что! За ракетопланом полоскался длинный белый вымпел. Парламентер. Лицо у Сехеи мгновенно стало сонным. Слово «парламентер» вышло из употребления девять лет назад. Точнее сказать, сам Сехеи вывел его из употребления. И вот теперь, точно забыв, который нынче год, вечерние снова цепляют белое полотнище к гидроплану... Кажется, игра становится интересной. Ладно, начнем переворачивать ракушки – посмотрим, под какой из них спрятан камушек...

– Акулья пасть! – изумленно выдохнул Хромой. – Да ведь это «рутианги»!

Сехеи мог ослышаться. Хромой мог оговориться. Наконец его просто могло подвести зрение... Да нет же, нет! Хромой никогда не ошибается! Перехватчики вели к катамарану именно «рутианги» – засекреченную «стальную чайку» вечерних.

Девять лет назад из добровольцев в парламентеры принято было выбирать наиболее мужественных и наименее талантливых пилотов. И посылать их было принято на тихоходных устаревших машинах... Но отдать противнику истребитель завтрашнего дня! Да еще накануне войны!..

– Доложи-ка еще раз, – попросил Сехеи. – Все. И как можно подробнее.

Он понимал, что смертельно обижает Хромого – доклады разведчиков такого класса не нуждаются ни в дополнениях, ни в поправках. Хромой лишь коротко взглянул на брата и тут же отвернулся, снова прищурясь на приближающуюся тройку ракетопланов.

– Вышли на цель со стороны Трех Атоллов, – завел он еще монотоннее, чем раньше. Сехеи жадно вслушивался в каждое слово.

Так... так... Сразу же были обстреляны... Не то! Второе попадание, Анги... Третий флот вечерних. Гнилые рифы... Количество единиц... Источник, все не то!..

Нет, это безнадежно. Хромой – лучший разведчик флота. Если бы в обороне противника была брешь, он бы заметил... И все же Хромой пропустил что-то очень важное. Настолько важное, что вечерним пришлось послать вдогонку «стальную чайку»...