Близится утро - Лукьяненко Сергей Васильевич. Страница 33

Значит, надо будет покидать Аквиникум. Жалко, ох как жалко. Бегство у нас не продумано, с контрабандистами я не связался, фальшивых бумаг нет… а власть Жерара Светоносного развеется вмиг, едва лишь станет известно, что он нас укрывает.

Но тут уж ничего не поделать.

Глава четвертая,

в которой я открываю тайну банного фартука, но от самой бани удовольствия не получаю

Самая страшная баня, в которой я побывал, была в Руссийском ханстве. Ясное дело, в Руссии я особо не задерживался и уж тем более работой воровской не занимался – законы ханства строги, а охранка бдит и неподкупна. Но по пути из Китая, уже в облике обеспеченного и добропорядочного торговца, не удержался, провел два дня в Московии. Там и поддался на завлекательные посулы толмача – «исконно руссийская забава, пропустите – всю жизнь жалеть станете!».

Нет, конечно, сейчас оно уже смешно… Но как вспомню! Заплатил я щедро, и приставили ко мне здоровенного мужика-банщика, чтобы показал чужестранцу настоящую баню. Первым делом мы с ним долго мылись из деревянных кадок, потому что баня в Руссии считается святым местом, туда нельзя грязным входить. Извели по куску мыла, лишь потом вошли в огромную темную комнату.

От жары и пара меня всего скрутило. Банщик заставил меня сесть на прихваченный с собой опилок доски, отдышаться. Когда глаза привыкли, обнаружилось, что половину комнаты занимают широченные деревянные ступени, ведущие под самый потолок. На них и сидели люди. Чем выше на ступени сядешь – тем страшнее жар!

В углу бани была огромная печь. И в нее выщербленным ковшом на длинной ручке плескали воду! Плеснут – отскочат. Клубы пара вырвутся, ошпарят людей – те вопят, но не слезают.

Едва я притерпелся, как банщик заставил меня подняться выше…

Уж не помню, как оказался под самым потолком. Банщик согнал кого-то с деревянной лавки, окатил ее холодной водой из бадьи – то ли для гигиены, то ли охлаждая. И уложил меня на лавку лицом вниз. Дерево было прохладным, влажным, сразу полегчало.

Но тут-то самое ужасное и началось…

То, что руссийцы в бане колотят друг друга палками, я слышал, но никогда не верил. Оказалось, не во всем молва врет. Только были это не палки, а связанные на манер веника ветки. Этими ветками банщик принялся меня стегать – я попытался встать, так он коленом на спину навалился, паскуда! Хорошо хоть сами ветки тела касались мягко, в последний миг банщик руку останавливал: подобно искусному палачу, что может уложить девицу на колоду, топором косу отсечь, а шеи не коснуться…

Минут пять меня ветками обрабатывали. Потом чуть ли не под руку вывели из «парной» и спихнули в бассейн с ледяной водой. Поначалу я даже не понял, что она ледяная – лежал, блаженствуя…

Ну а потом, по руссийской традиции, мы с банщиком пили хлебный напиток – квас. Я уж было решил, что все кончилось, но банщик вдруг одобрительно меня похлопал по плечу и опять на «парную» кивнул. Самое удивительное, я согласился. Раз уж деньги уплачены…

Нет, вспоминать-то было интересно. А когда после бани мне на подносе вынесли стопку водки и бутерброд с семгой – совсем хорошо стало. Но постоянно в такие бани ходить – спаси, Сестра!

Здесь, в Аквиникуме, бани вроде и цивилизованные, но все-таки особенные, не как по всей Державе. Аквиникум ведь стоит на горячих водах, потому топить бани совсем не нужно. Пробурил в правильном месте дырку в земле – оттуда и начинает бить горячая вода с паром. Чуть ли не со времен Искупителя этим пользуются. Опять же во времена османов тут свои банные особенности закрепились.

Мы с Петером вошли в длинный холл, уставленный мягкими диванами и кончавшийся пивной стойкой. Несколько мадьяр, распаренные и благодушные, распивали пиво за столиками. Старичок в смешной национальной одежде торговал сувенирами, перед ним на столе лежали картинки-миниатюры с видами Аквиникума, куколки в костюмах селянок, деревянные игрушки.

Еще один старичок собирал деньги за вход. Недешево – по половине стальной марки со взрослого, четверть с ребенка. Я заплатил за нас обоих, и мы прошли мимо старика в узкий полутемный коридор. Чем дальше мы шли, тем сильнее и противнее пахло серой.

– Это от воды, – сказал Петер. – Здесь серные источники, очень полезно для здоровья.

– Ага, и если кто воздух испортит – то незаметно… – пробормотал я. Разве может быть вонь полезной? Это, скорее уж, мадьяры в утешение себе выдумали…

Коридор кончился большим залом, уставленным рядами не то больших шкафов, не то маленьких, вроде сельского нужника, будочек. Их было так много, что зал превратился в хитрый лабиринт – полутемный, вонючий и унылый.

Мне вдруг подумалось, что даже в руссийской бане было веселее.

– Надо найти банщика… – пробормотал Петер. Он-то был здесь не в первый раз и порядки знал.

– Зачем? – содрогнувшись, спросил я.

– Раздеться!

Банщик вскоре нашелся – вынырнул нам навстречу из-за будочек, довольно музыкально насвистывая что-то приятственное. Ничего не спрашивая, кивнул нам, подвел к двум будочкам с открытой дверью, постучал пальцем по нарисованным на дверях номерам – мол, запоминайте, и выдал по увесистому медному ключу. Я глянул на ключ, и подумал, что такой замок при нужде открою и ногтем. Но спорить не стал.

– Раздевайся в кабинке, – сказал Петер.

– А это что? – спросил я. Банщик протягивал мне какую-то тряпицу, некогда белую, но давным-давно уж застиранную в желтый цвет. Вроде как матерчатый квадрат с двумя шнурками…

– Передник. – Петер вдруг слегка покраснел. – Фартук.

– Какой передник? Какой фартук?

– Банный, его надо завязать на поясе…

Я вспомнил отставного сапера, что так не любил мадьяр и ругал их бани. И впрямь не соврал!

– Ну-ну… – сказал я, прихватывая фартук. Зашел в будочку, прикрыл за собой дверь. Стянул свою щегольскую одежду – брюки жалобно потрескивали, они были узковаты, но пока не рвались.

Что за глупость этот фартук? Да и противно, если честно… до меня его тысяча мадьяр на чреслах носила, а хорошо ли его стирали – один Искупитель ведает…

Но в чужой монастырь со своим уставом не лезут. Я вздохнул, повязал фартук. Вышел, закрыл дверцу. Из своей будочки появился и Петер. Уж не знаю, каким он был до болезни, но сейчас, всяко, выглядел доходягой, неделю маковой росинки в рот не бравшим.

– Куда ключ девать? – Я мельком на замок глянул, стукнул легонько пальцем в нужное место – и язычок выскочил, запирая будочку.

Петер похлопал глазами и сказал:

– К шнурку привяжи… ключ потом отдать надо.

– Ясное дело… Ну, пошли.

– Значит, Маркус и Арнольд? – тихонько спросил Петер.

– Да. Парнишку ты по плакатам представляешь… ну Арнольда узнать нетрудно – ищи самого здорового и мускулистого, да чтобы говорил с германским акцентом.

– Если он из-под Вены, – Петер улыбнулся, – то его акцент не должен быть похож на германский. Пусть даже родной язык его – германский.

– А, ну это тебе, знатоку, виднее… Куда идти?

Сама баня оказалась таким же лабиринтом, как и зал с будками для раздевания. Первым делом мы прошли комнаткой с четырьмя душами, все были заняты и под ними мылись мадьяры. В фартуках, честное слово, в фартуках! Мылом себя елозили старательно, один даже ароматное жидкое мыло на волосы лил, вроде как о чистоте заботясь… но фартуки не снимали!

Может, Пивичко был в чем-то прав?

В следующем зале было несколько дверей.

– Это бани сухие и с паром, – сказал Петер.

При словах о паре я вздрогнул, но ответил твердо:

– Пошли…

Сухая баня была самой обычной, как в любом уголке Державы. И народа там оказалось немного – сидел рыхлый толстяк, оскребывая ногтями распаренную пятку и два господина строгого вида, сидя на сдвинутых стульях, читали одну газету на двоих.

Единственное полезное, что я из сухой бани вынес, – это второе применение фартука. Им не только срам прикрывали, но еще и, садясь на горячие доски, ловко переворачивали на шнурке, используя как подстилку.