Близится утро - Лукьяненко Сергей Васильевич. Страница 64
– Вставай, – прошептал я. – Хелен…
Летунья что-то буркнула, повернулась на спину, недовольно в окно глянула:
– Какая рань… ты хуже муэдзинов, Ильмар.
– Наши приехали, – сказал я.
– А! – Хелен без всякого удивления села на кровати, одеяло быстро к груди подтянула. – Выйди, я оденусь.
Ох уж высокородные дамы…
Застегивая на ходу рубашку, я пошел в гостиную комнату. Хелен окликнула меня:
– Все добрались? Нормально?
Впрочем, сомнений в ее голосе не было.
Когда судьба сводит вместе людей разных, кого-то – со дна общества, а кого-то – из высшего света, ужиться им не суждено. Это я знал еще с первой своей каторги. Каждый сам по себе – хороший человек: что безграмотный крестьянин, огревший дубьем сборщика налогов, что сочинитель едкого памфлета на правящий Дом. А сойдутся вместе – беда… Сочинителю противен крестьянский дух и манера гадить по-простому, у первой же стенки. Крестьянин от одной лишь манеры сочинителя разговаривать звереет, половины слов не понимая.
Среди нас, положим, темных крестьян не было. Но как подумаешь о пропасти между Жераром и Йенсом, Антуаном и Луи, Хелен и Луизой… А ко всему еще старые отношения, что неизбежно тянутся. И давние разборки между Хелен и Луизой. И моя с Арнольдом игра в «вора и стражника», что с Амстердама длится.
При таком раскладе спасает лишь одно – человек, который всей компании служит духовным стержнем, святым столбом. На себя общий груз принимает, одним лишь словом спорщиков утихомиривает. И у нас этим стержнем, ясное дело, был Маркус.
Вот и сейчас. Отошел я на четверть часа от собравшегося воедино общества, заказать в ресторане завтрак в номер. Пока обсуждал с официантом, дозволено ли «ради подкрепления здоровья» принести нам вина или чего покрепче (оказалось, в целях укрепления здоровья – можно, хотя и дорого), пока расплачивался – к и без того высокой цене пытались лишнего приписать, разговор едва на драку не перешел.
Зачинщиком выступил Арнольд.
Открыла мне Хелен, растрепанная и злая. Тут же затворила дверь – хотя без того возгласы в коридор доносились. Арнольд, мусоля в зубах незажженную сигару, орал на Фарида.
– Я знал, этим кончится! Все было заранее придумано!
Руссиец невозмутимо слушал, не пытаясь даже возразить. Крутил в руках зажигалку, будто намеревался поднести Арнольду огонька, и ожидал лишь затишья.
– Руссийские штучки! – бушевал Арнольд.
– Я не знал, – кротко ответил шпион.
– Не знал?
– Что случилось? – спросил я у Хелен.
– Фарид заявил, что самое безопасное – отправиться через границу в Руссию. Что до Иудеи нам не добраться, слишком долог путь. – Хелен поморщилась. – Отчасти он прав…
– Вы не получите Слова! – рявкнул Арнольд, будто отрезал. – Всё! Мы двигаемся в Иудею! И документы ты сделаешь!
Значит, рассказали ему все, не стали дальше таиться.
Шпион все-таки привстал и щелкнул зажигалкой. Арнольд побагровел, будто огонек поднесли не к сигаре, а к его лицу. Но тут заговорил Маркус, тихонько сидевший у окна:
– Арнольд, не надо спорить. Мы отправляемся в Иудею. Фарид, спасибо за предупреждение.
Стражник еще кипел, и я тоже вставил:
– Арнольд, сами мы никогда не выбрались бы из Аквиникума. В конце концов это твои приятели выдали нас.
Арнольд досадливо взмахнул рукой, но спорить прекратил.
– Мое дело – предупредить, – миролюбиво сказал Фарид. – Повторюсь, но, на мой взгляд, главная беда – если Словом воспользуется любая из великих держав. А как человек, знающий основы тех или иных великих потрясений, уверен: Держава не успокоится, узнав, что рыбка проскользнула сквозь сеть. – Он подумал и добавил: – Впрочем, и Руссия не станет ждать развязки. Нет, нет, я никаких донесений после Аквиникума не передавал. Но мои коллеги есть везде. И в Доме – тоже. Понять, куда вы отправляетесь, – несложно.
– Войны не будет, – уверенно сказала Хелен. – Нет, Держава не начнет войну!
– А кто говорит о войне? – поразился шпион. – Вот инциденты… они случаются. К примеру, сбился с курса планёр, залетел на османские земли и уронил зажигательную бомбу на лагерь гайдуков. И никаких претензий, заметьте! Ведь Империя клялась, что гайдуки не устраивают лагерей на ее территории. Так и здесь – перейдет случайно гвардейская когорта границу да и удалится обратно. А что при этом прихватит принца Маркуса, так ведь всем известно: нет его на османской земле!
Жерар, молча слушавший спор, поднял руку, призывая к молчанию:
– Довольно! Вы меня убедили. Все правы. Сударь, вы можете добыть для нас документы? Для всех нас, те бумажки, с которыми мы едем от границы, слишком уж отдают липой.
– Могу, – помедлив, сказал Фарид. – В Крайове есть… добрые люди.
– Тогда не медлите, друг мой. Я даже попрошу вас пропустить завтрак.
Руссиец не стал спорить. Поднялся – и тут же к нему шагнул, широко улыбаясь, Арнольд. Сказал, щерясь во весь рот:
– Позвольте проводить вас, любезный друг!
– Буду польщен. – Фарид и не подумал отказываться.
Так вместе они и вышли, едва ли не расшаркиваясь в дверях: обуреваемый подозрениями стражник и тихонько потешающийся над этим шпион.
– Хоть бы поели, – сказал я, едва закрылась дверь. – Вот-вот должны подать завтрак.
Жерар покачал головой:
– Руссиец прав, Ильмар. Мы слишком долго испытывали терпение Державы. До границы не столь уж далеко, лихой эскадрон дойдет до Крайовы за несколько часов… Только бы эти двое не передрались по пути!
Антуан тихонько засмеялся:
– Однажды наш полк перебросили в Каталонию… две провинции бряцали оружием, не поделив клочок земли с крошечным полем и маленькой бедной шахтой. Солдаты уже затоптали в десять раз больше хлебов, чем могла родить та земля, сточили со своих мечей больше железа, чем шахта давала за год. Две армии стояли друг против друга в ожидании последнего приказа, пока напыщенные графы распивали вино, пытаясь переспорить друг друга. И мы ждали этого приказа, ждали, чтобы наказать и правых, и виноватых. Так уж сложилось, то ли зло пошутила судьба, то ли судьбой стал штабной офицер, но в нашем полку были два летчика из обеих повздоривших провинций. Каждый отстаивал свою правду, и они не здоровались за руку, не разговаривали, меж третьих лиц называя друг друга «этот». О, как же смешно, торжественно и напыщенно звучало, когда в маленькой комнате деревенского трактира они бросали друг другу «этот» – передавая слово, будто эстафетную палочку. Одинаково нелепые и одинаково правые в своих заблуждениях. Но мы знали, что, если дан будет приказ, оба пойдут к планёрам, оба поднимутся в небо и сбросят бомбы на головы тех, кого так яростно поддерживают…
– Твой пример никуда не годен, мой друг, – немедленно возразил Жан. – У руссийского шпиона другие приказы.
– Это пока, – сказал Антуан. – Лишь пока.
– Лучше расскажи, что случилось с вами после обвала, – сказал Жан. – Со всем присущим тебе красноречием.
– Тут мало что можно рассказать. – Антуан на дружескую иронию Жана не поддался. – Обвал. Воздух, тяжелый от пыли, трещины под ногами… мы бежали в панике, подобно крысам. Было очень страшно, Жан. Мы были уверены, что вы погибли. Луиза рвалась назад… мы едва ее удержали.
Стоявшая за спиной Маркуса Луиза покраснела, будто девица, первый раз приглашенная на танец.
– А потом мы поняли, что Маркус спасся! – вставил Петер. – Все, даже я. Все это почувствовали. Ну… не могло так кончиться!
Жан закряхтел. Тот восторг новообращенного, что испытывал Петер, был для него чужд. Да и товарищи наши были пока чужими и незнакомыми.
– Хорошо быть столь уверенным, юноша… Может быть, предчувствие еще и подсказывает кому-то, как отсюда выбираться?
– Надо отдохнуть! – встрепенулась Луиза. – Вы посмотрите на Маркуса, на нем же лица нет!
На мой взгляд, все с мальчиком было нормально. Уж куда лучше, чем на каторжном клипере. Но Маркус возражать Луизе не стал, даже для порядка.