Дневной Дозор - Лукьяненко Сергей Васильевич. Страница 53

Завулон стремительно вышел из комнаты, а потом и из квартиры. В тот же миг в сумраке истошно завопил сторожевой знак, а маска Чхоен состроила на стене устрашающую гримасу. Вяло наведя порядок, Антон попытался собраться с мыслями.

Верить Завулону или нет?

Быть со Светланой или не быть?

Вызвать Гесера и все ему рассказать или отмолчаться?

Любая схватка, начиная от банального мордобоя и кончая интригами государств и Дозоров, – это поединок информации. Кто точнее представляет себе силы и цели противника – тот и побеждает.

Цели Завулона и цели Антона не могут быть одними и теми же. Это абсолютно исключено. Но если сказанное шефом Дневного Дозора было сказано именно в расчете на то, что Антон отвергнет саму мысль пропустить заседание Трибунала?

Где правда, а где ложь? Слова Завулона – клетка, но внутри клетки – капкан, а внутри капкана – мышеловка, а внутри мышеловки – отравленная приманка… Сколько слоев лжи надо снять, чтобы обнаружить правду?

Антон достал из кармана монетку. Подбросил… усмехнулся и спрятал в карман, даже не глянув, что выпало – орел или решка.

Это не метод.

Если один из двух выходов – ловушка, значит, надо искать третий.

Чтобы попасть на рассвете на заседание Трибунала, нужно было или очень рано встать, или не ложиться вовсе. Я предпочел второе. Отосплюсь потом.

Коллеги-Темные некоторое время настойчиво пытались вытянуть из меня мотивы моих поступков, но поскольку я и сам мало понимал, почему именно поступаю так, а не иначе, многого они от меня не добились.

До вечера не произошло ничего особенно интересного; я лишь съездил в магазинчик, нарезающий диски для моего модернового плеера, и поинтересовался, хранятся ли у них матрицы сборников, заказываемых клиентами? Оказалось – хранятся. И я зачем-то заказал копию диска, составленного Антоном Городецким, Светлым магом. Возможно, я пытался представить через музыкальные пристрастия его взгляд на мир? Не знаю… Последнее время я разучился задавать вопросы, потому что слишком редко нахожу ответы. И еще реже – верные ответы.

И еще одно врезалось мне в память в этот вечер: встреча в метро. Я возвращался из музыкального магазинчика. На метро. Сидел, сунув руки в карманы куртки (спасибо, коллеги-Темные забрали мои вещи из штаба в аэропорту) и слушал купленный диск. Никольский пел «Зеркало мира». Мне было хорошо и покойно.

И вдруг что-то неуловимо изменилось вокруг. Диктор как раз предостерегал незадачливых пассажиров: двери, мол, закрываются. Я нажал на «паузу» и вскинулся, оглядываясь.

И увидел его. Подростка лет четырнадцати-пятнадцати. Несомненно, он был Иным. Наверняка инициированным, поскольку он завороженно глядел на меня через сумрак и от сумрака достаточно умело заслонялся. Но его аура была девственно чиста. Чиста, как свежевыпавший снег, одинаково далеко отстоящий и от Света, и от Тьмы. Он был Иным, и при этом ни Светлым, ни Темным.

Мы смотрели друг на друга очень долго, весь путь до следующей остановки. Наверное, мы продолжали бы смотреть и дальше, но подростка одернула статная женщина, видимо, мать.

– Егор! Ты уснул? Выходим.

Подросток встрепенулся, в последний раз взглянул на меня с неясной тоской и шагнул на перрон. А я остался в вагоне.

Еще с минуту я не мог прийти в себя, по-прежнему не понимая, чем поразил меня этот Иной. Что-то он мне напомнил. Что-то очень важное, но неуловимое. Я никак не мог сообразить – что.

Лишь вернувшись к Никольскому и «Зеркалу мира», я немного успокоился.

Странно. Эта песня больше подошла бы Светлым. Так почему же у меня, у Темного, так щемит где-то у сердца?

С этим неясным чувством я и вернулся в офис Дневного Дозора. Пожилой, умудренный годами дядька-вампир шарахнулся от меня, как святоша от искуса. Я встрепенулся и вдруг сообразил, что в моей собственной ауре цветут голубовато-белым несколько светлых полос.

– Простите. – Я привел ауру в порядок. – Это маскировка.

Вампир подозрительно поглядел на меня; из дежурки выглянула вампирша – можно было спорить на что угодно – жена.

Печати мои они проверили очень тщательно и, похоже, собирались мурыжить меня до последнего, но тут в офис вошел Эдгар с молоденькой ведьмой. Он понял все с первого взгляда, и не в меру бдительной вахте хватило единственного движения бровью. Эдгар кивнул мне и пошел к лифтам. Ведьма поедала меня взглядом.

В лифте она осмелилась на вопрос:

– Вы новенький?

Ее голос выражал целый спектр эмоций и устремлений, анализировать которые у меня не возникло ни желания, ни возможности. При Эдгаре и остальных сильных Иных мне почему-то не хотелось демонстрировать собственную силу.

Эдгар заинтересовался, причем я ощутил, что ему действительно интересно, как я отвечу.

– Ну, в определенном смысле – новенький.

Ведьмочка улыбнулась:

– А правда, что вы в одиночку разогнали четверых боевиков-Светлых и убили тигрицу?

Эдгар еле заметно искривил губы в саркастической улыбке, но снова заинтересованно промолчал.

– Правда.

Задать новый вопрос ведьма не успела. Мы приехали.

– Алита, – сказал Эдгар почему-то густым шаляпинским басом. – Нашего гостя будешь мучить потом. Сначала отчитайся перед Анной Тихоновной…

Алита с энтузиазмом кивнула и обратилась ко мне:

– А можно к вам на кофе заглянуть? Через часик?

– Можно, – позволил я. – Только у меня нет кофе.

– Я принесу, – пообещала ведьмочка. И направилась к офису.

Она не спросила, где я живу. Значит, знала.

Несколько секунд я глядел ведьмочке в спину. Спина в модной серебристой куртке, какие носят горнолыжники и туристы (мне сразу вспомнились мои лесные знакомые), была украшена ярким рисунком: анимэшная большеглазая девица с вытянутой в ударе ногой и надпись «Battle Angel Alita». Рисунок и надпись частично закрывались рассыпавшимися поверх куртки длинными волосами ведьмочки.

Эдгар тоже поглядел Алите вслед. Там было на что поглядеть, невзирая даже на зимнюю экипировку.

– Придет, – глубокомысленно заметил Эдгар. – Она о тебе уже спрашивала.

Я пожал плечами.

– Завтра Трибунал, – переключился я на другую тему. – Мне как? Прогуливать? Или со всеми?

– Со всеми, естественно, ты ведь свидетель. – Эдгар огляделся. – Может, зайдем в кабинет?

– Зайдем.

Почему-то я был уверен, что этот кабинет никогда не использовался настоящим шефом Дневного Дозора, ныне в Москве отсутствующим, в качестве директорского. Скорее всего это кабинет Эдгара или кого-то из высших Темных. Я с удовольствием повалился в кресло, машинально отметив, что оно куда удобнее продавленных диванов в вагонах метро. Эдгар выставил откуда-то из-под стола початую бутылку коньяка.

– Хлопнем? – предложил он.

– Хлопнем.

С чего отказываться от старого «Коктебеля»?

– Это хорошо, что ты приехал, – сказал Эдгар, разливая коньяк. – Иначе нам пришлось бы тебя разыскивать.