Проводник Отсюда - Лукьяненко Сергей Васильевич. Страница 52

– За что? За все, Проводник. За то, что ты есть. За слухи и разговоры. За веру в то, что можно уйти Отсюда. За всех, кого ты увел. За всех, чьи маски надел, за всех, чьи мысли украл. За меня.

Он пятился, а я шел, отжимая его к обочине, к обрыву, под которым лежал мертвый город. Пистолет был в моей руке, но это не играло никакой роли. Проводника не убьет падение или пуля. Его нельзя убить – он не человек. Его можно лишь увести в никуда. Он должен сопровождать, он не вправе отказаться. Это сущность, а не роль – быть Проводником.

– Мы слишком верили в тебя, чтобы любить и ненавидеть. Ты научил нас бегству, Проводник. Ты научил нас прятаться от мира, который мог измениться. Ты увел нас в волшебные сказки, в яркие сны. Ты заставил верить в чужие мечты и повторять не свои слова. Ты сделал фантазии реальностями – лишив их наш мир. Ты наркотик – Проводник Отсюда.

– Ты не понимаешь, чем это будет – такой уход. – Проводник вдруг улыбнулся. Он стоял на краю обрыва, отступать дальше было некуда. – Это не вечный покой и беспамятство – ты же не веришь в смерть. Это будет бесконечной темнотой… – Он сделал паузу, – …и вечным падением. В никуда, как ты хочешь. В бесконечность.

Я вдруг почувствовал, какой здесь ветер. На обочине дороги, на краю обрыва. Сколько метров – десять, двадцать? Ерунда. Падать бесконечно – как это? На что похоже? На вечный страх? Можно ли к нему привыкнуть? Ведь привыкают же к боли.

– Падать вместе с тобой? – спросил я.

Проводник кивнул. Страх его был настоящим. Таким же, как мой.

– Пойдем, Проводник. И не надо предлагать альтернатив. Не поможет.

– Знал, – вдруг проговорил он. – Всегда знал, что однажды так случится. Что придется провожать в вечность, в никуда.

– Это твоя суть.

Проводник медленно достал из сумки копию моего пистолета. Нацелил – прямо в грудь.

– Тебе приходилось убивать? – спросил я.

И Проводник ответил голосом Маленького Принца, беседующего со змеей:

– Да. Тех, для кого это было дорогой Отсюда. Но они не требовали их провожать.

– Идем, – сказал я. И пистолет в руках Проводника дернулся, выбрасывая желтый язычок пламени. Меня ударило в грудь, бросая с откоса, и пальцы сжались, заставляя мой пистолет ответить.

Город внизу вспыхнул желтыми огнями окон. Я падал, слыша, как затихает стук колес – то ли трамвая из прошлого, то ли поезда до станции «Мост». В небе пронеслись и угасли лиловые облака. Сомкнулась темнота, и в ней потонули звуки – то ли шорох рвущейся бумаги, то ли треск сминаемой кинопленки.

Остались лишь темнота и падение.

Я не боюсь темноты.

Есть один из стандартных вопросов, которые задают писателю – «как вы начали писать». И разумеется, у каждого писателя есть ответ (а иногда и несколько, в зависимости от аудитории) на этот вопрос.

Когда я отвечаю на этот вопрос, мне обычно не верят. Но я попробую рассказать еще раз

Дело было вечером. Делать было нечего. Хотелось читать – но квартира, которую снимал я, восемнадцатилетний студент-первокурсник, книгами не изобиловала.

Тогда я взял общую тетрадку в клеточку (тетради в линейку я ненавидел с первого класса, поскольку сочинения писать не любил и не умел), взял ручку «за тридцать пять копеек» и стал писать фантастические рассказы. Написал три рассказа – и остался вполне довольным. Один из этих рассказов – «За лесом, где подлый враг…» – был позже напечатан в практически не измененном виде, другой – сгинул бесследно, а третьим был «Хозяин дорог». К нему я вернулся лет через пять, видимо, в качестве эксперимента. Переписал заново, при этом рассказ увеличился раз в десять, и… и вот он перед вами.

Я шел по пустыне второй день. Солнце, огромное и белое, висело в небе, обрушивая удушливый зной. Пустая фляжка легонько хлопала по бедру, назойливым метрономом отсчитывая каждый шаг. Шоколад, которым я собирался пообедать, растаял, превратившись в липкую коричневую жижу в обертке из блестящей фольги и промасленной цветной бумаги.

Дорога лежала передо мной – ровная как зеркало, прямая как стрела, узкая, как прихожая малогабаритной квартиры.

Остановившись, я повторил всплывшие из подсознания слова. Прихожая… малогабаритной… квартиры…

Нет. Не помню. Не знаю.

Лишь обрывки образов – мелькающие где-то на грани реальности и фантазии: полутьма… теснота… спертый воздух…

Не помню.

Раскаленный бетон припекал ноги даже сквозь толстые подошвы армейских ботинок. Тоже слова из прошлого. Тоже слова без памяти. Но надо же как-то называть свои вещи: начиная от легкой куртки из непромокаемой ткани и кончая тонким и острым клинком в кожаных ножнах за спиной.

Бетонная лента среди желтого песка. Пять лет пути назад… И сколько еще впереди?

Во всяком случае, сейчас я видел впереди Оазис.

Зелень деревьев казалась такой ненатурально яркой, что я заподозрил морок. Но еще через полсотни шагов воздух наполнился запахом прохлады. Неуловимый, сотканный из дыхания влаги и аромата растущей в тени травы.

Морок редко бывает таким убедительным.

Я ускорил шаги. Дорога шла прямо через Оазис, и удобный ночлег был мне обеспечен. Но до заката необходимо обшарить всю рощицу – поохотиться, избавиться от излишне агрессивной живности…

Чтоб мне сбиться с Дороги!

Замерев на месте, я извлек из полупустого рюкзака бинокль. Подкрутил настройку.

Точно.

Почти под прямым углом к моей Дороге в Оазис вел еще один путь. Тоже бетонная лента, но не серая, как моя, а желтовато-бурая, почти незаметная на фоне песка. Это обещало много интересного.

И неприятного – тоже.

Поправив перевязь с мечом, я вновь зашагал вперед. Бинокль вернулся в рюкзак – в мягкие объятия одеял и чистой смены одежды.

Маленький песчаный вихрь вначале не привлек внимания. И лишь когда желтая, бешено крутящаяся воронка выкатилась на Дорогу впереди, я понял, в чем дело.

Меч выскользнул из ножен с шипящим свистом С острия сорвался сноп синеватых искр. Матовые грани клинка заблестели, принимая зеркальность.

Спасибо тебе, Мастер Клинков, чья Дорога пересеклась с моей много лет назад. Спасибо тебе, Великий Воин, полгода дожидавшийся меня в городе Мертвых – там, где на площади Ста Дорог ты устроил самый необычный в мире фехтовальный зал. Вы поняли мой Дар – и подарили частицу своего.