Сегодня, мама! - Лукьяненко Сергей Васильевич. Страница 27

— Пиво? — спросил Улик.

— А хоть бы и пиво, — ответил Стас.

Улик подал ему через решетку маленький кувшинчик.

— Алкоголик, — подтвердил я прежний диагноз.

Стас смутился:

— Ну, в будущем же пили, надо теперь в прошлом попробовать…

Он понюхал пиво, опустил туда палец, осмотрел его и брезгливо сказал:

— А может, и не надо.

Ергей, у которого получился сложный иероглиф «воин», разразился веселым смехом. Улик посмотрел на него, потом шепотом спросил:

— Эй, слуги Осириса, хотите свежих сладких фиников? И чистой воды из колодца?

— Когда Осирис придет за нами, тебе зачтется твоя доброта, — сказал оживившийся Стас.

— Да Сет с ним, с Осирисом. Меня тут просят закон нарушить… ну, пропустить одну дамочку поглазеть на вас. Она мне за это денежку даст. А я вас не обижу. Только никому не говорите, ладно?

— Мы не в зоопарке! — возмутился Стас и затряс руками решетку. — Не фига водить всяких! За горсть фиников Осириса продаешь!

— Да остынь, — прикрикнул я на него. — Фиников свежих хочешь?

— Хочу, — молниеносно сменил тон Стас. — Ладно, Улик. Только вначале финики, потом дамочка.

— А можно наоборот? Дамочка вечером, а финики утром?

— Можно. Только финики вперед, — ответил начитанный Стас. Улик задумался.

— Эй, слуги Осириса, как по-древнеегипетски будет «сорок»? — крикнул нам Ергей. Он, видно, начал тренироваться в счете.

— Перумга, — буркнул Стас. — Ну что, Улик?

— Темно уже, как я финики рвать буду? — пробовал сопротивляться Улик.

— Твои проблемы, — отрезал Стас.

Улик вздохнул и удалился за финиками. Ергей разулся и загибал пальцы на ногах. Наверное, отмечал десятки. Как на счетах. Стас тоже это понял, потому что спросил:

— Интересно, а чем он первую сотню отметит?

— Молчать, — вяло приказал я. — Тоже мне Ржевский нашелся.

— Скучно, как на необитаемом острове, — пожаловался Стас. Но тут вернулся Улик с гроздью фиников.

— На базар пришлось бегать, — пожаловался он нам.

— Дорого? — участливым тоном поинтересовался Стас, уплетая финики.

— Как вам сказать… — вытирая куском папируса дротик, уклончиво ответил Улик.

Я подавился фиником, а толстокожий Стас лишь пожал плечами и произнес:

— Не могу сказать, что мне такой товарообмен совсем уж не нравится.

Я подумал и тоже продолжил пожирание фиников. И тут в дверь тихо постучали. Улик сбегал к двери, отпер засов, выглянул и принялся часто кланяться, говоря:

— Входите, молодая госпожа, входите, слуги Осириса лежат у ваших ног.

Мы уставились на дверь. И увидели девчонку лет двенадцати, смуглую и тонколицую, закутанную в разноцветные накидки. В ее волосы был воткнут стебелек зеленого папируса. Мне она сразу понравилась.

— Ха, соплячка какая-то, — грубо сказал Стас. Хорошо хоть по-русски сказал. Я дал ему подзатыльник. За непочтительность.

— Ты чего? — обиделся Стас. Но потом глянул на меня внимательно, прищурился и ехидно бросил: — Все ясно. Влюбился, братик.

Тут девчонка подошла к самой решетке и ласково на очень мелодичном древнеегипетском сказала:

— Мальчики, бедные, вас тут хоть кормят?

— Откуда ты знаешь, что мы мальчики? Мы ростом со взрослых! — с подозрением посмотрел на нее Стас.

— Ну и что? Это взрослые боятся поверить, что вы можете быть детьми, но с них ростом. Ведь тогда ваши родители — великаны. А я-то вижу — у вас лица глупенькие.

Я взглянул на Стаса, ожидая услышать от него поток встречных оскорблений. Но мой вздорный братец смотрел на девчонку и жмурился, как наевшийся сгущенки котенок. Да уж, если кто у нас влюбился — так это он.

— Как ты смеешь так нагло говорить со слугами Осириса? — неуверенно возмутился я.

— Так и смею! — девчонка надула губки. — Я — Хайлине, невеста фараона. Вот! Что хочу, то и ворочу!

— Тогда… Может, ты нас спасешь? — неуверенно спросил Стас. Хайлине покраснела и опустила глаза.

— Ой, ребята… Нет, не смогу. Я же только невеста, а не жена. А когда стану женой — вас уже сожгут.

Мы подавленно молчали.

— Я прикажу, чтобы вам дрова маслом облили, — попробовала утешить нас Хайлине. — Вы тогда быстро сгорите, раз — и готово!

Но нас это не утешило. Тут к Лине (мы со Стасом не сговариваясь так ее стали звать) подошел Улик и грустно сказал:

— Сейчас будет проверка караула, молодая госпожа. Уходите. Посмотрели — и будет.

Лина взглянула на наши печальные лица и спросила стражника:

— А можно завтра еще подойти?

— Завтра? Да мы хотели смениться…

— Полталанта серебра дам, — прошептала Лина.

Улик клацнул зубами и сказал торопливо:

— Можно завтра. Можно послезавтра. Все можно.

Лина помахала нам рукой и вышла.

А мы с братом начали устраиваться на ночь: разгребли солому на две кучи и улеглись на них.

— А дома сейчас ужин, — мечтательно сказал я, глядя на решетку. — Макароны с мясом.

— Уймись, чревоугодник, — замогильным голосом отозвался Стас. А через минуту, когда я уже стал засыпать, добавил:

— Такую девчонку встретили — и вдруг умирать надо. Обидно…

Мне тоже было обидно. Поэтому я стал придумывать, как бы нам все-таки отсюда выбраться. И уже почти придумал, но заснул.

Глава третья,

трагическая

Хайлине пришла утром.

— Мальчики, расскажите что-нибудь, — попросила она, — о землях, откуда вы пришли, о том, как там люди живут… Здесь у нас так скучно, просто ужас. Ничего не происходит.

— Но как-то вы все-таки развлекаетесь, — неуверенно возразил я.

— Да, — задумчиво ответила она, — иногда какого-нибудь пленника-нубийца крокодилам скармливают. Только мне это уже давно надоело.

Я опасливо глянул на нее и поспешно сменил тему:

— А я читал, у вас, в Древнем Египте, театр очень развит.

— Театр? — удивилась Лина. — А что это такое?

— Ну, это когда мужчины и женщины переодеваются и играют разные сценки.

— Сценки? — снова переспросила она.

Вот как ей объяснить?

— Они изображают из себя других людей, — выручил меня Стас.

— Они врут, — поняла Лина. — Да, это, наверное, очень интересно. Только у нас за вранье тоже крокодилам скармливают.

— Да-а, — протянул Стас, — весело вы тут живете.

— Вот я и говорю, — вздохнув, сказала Лина. А потом спросила с надеждой: — Слушайте, а если я вам сбежать помогу, вы мне театр покажете?

Ответить утвердительно у меня язык не повернулся: не люблю я врать людям, которые мне нравятся. Но все-таки поинтересовался:

— А что, ты правда можешь нам помочь?

— Вообще-то нет, — грустно призналась она. — Если бы могла, я бы сама давно сбежала.

— Тебе-то зачем? — удивился Стас. — Ты же невеста фараона. Завтра свадьбу сыграешь, станешь фараоншей. У тебя куча слуг будет, куча рабов, наряды там всякие, сокровища… — Он, распаляясь, говорил так, словно собственные слова причиняли ему боль, а Лина, слушая его, хмурилась и становилась все мрачнее. Заметив это, Стас продолжил с каким-то жестоким злорадством: — И фараон у тебя симпатичный. Молоденький такой. Любить тебя будет. Тебе же интересно, да ведь?

Вот гад! Меня аж перекосило от его наглости. И еще я понял: он ревнует отчаянно, вот и психует. А Лина ударила кулачком по решетке и закричала:

— Замолчи, дурак! Какой же ты дурак! — И сразу же заплакала навзрыд.

Стас оторопело замолк, а Улик, до тех пор не вмешивавшийся в беседу, на этот раз заметил:

— Ну все, хана вам, слуги Осириса.

Я не очень понимал, чего Лина расплакалась. Ну, нахамил ей Стас, тем же и ответила бы. Ее, во всяком случае, на костре сжигать не собираются. Наверное, ей просто фараон не нравится. Я попытался успокоить ее:

— Лина, ну что ты, перестань. Фараон как фараон, нормальный…

— Что бы вы понимали, мальчики, — перебила она, беря себя в руки. — Вы думаете, меня спрашивали, хочу я замуж или не хочу? Неменхотеп приказал всех девчонок ко дворцу пригнать, прошел, ткнул в меня пальцем, «вот эта», говорит. И все. И больше я ни папу, ни маму не видела.