Сумеречный Дозор - Лукьяненко Сергей Васильевич. Страница 24
Но вовремя остановился.
Какого черта?
– Две недели, – сказал я. – У меня одних отгулов на месяц накопилось.
Гесер смолчал.
Эпилог
«BMW» я решил сдать, вернувшись из отпуска. В конце-то концов…
По свеженькой трассе – раньше это были ухабы, соединенные участками шоссе, теперь участки шоссе, изредка прерываемые ухабами, – машина легко шла на ста двадцати.
Хорошо быть Иным.
Я знаю, что не попаду в пробку. Я знаю, что навстречу мне не выскочит самосвал с пьяным водителем. Если кончится бензин, я могу залить в бензобак воду – и превратить ее в горючее.
Ну кто же не захочет родному ребенку такой судьбы?
Вправе ли я осуждать Гесера и Ольгу?
Магнитола в машине была новенькая, с гнездом для мини-дисков. Вначале я хотел воткнуть туда «Боевые протезы», потом решил, что мне хочется чего-нибудь более лиричного.
И поставил «Белую гвардию».
У меня зазвонил мобильный. И тут же умненькая магнитола уменьшила звук.
– Света? – спросил я.
– До тебя не дозвонишься, Антон.
Голос у Светланы был спокойный. Значит, все в порядке.
И это самое главное.
– Я тоже не мог до тебя дозвониться, – признался я.
– Видимо, атмосферные флюктуации, – усмехнулась Светлана. – Что случилось полчаса назад?
– Ничего особенного. Поговорил с Гесером.
– Все нормально?
– Да.
– У меня было предчувствие. Что ты ходишь по краю.
Я кивнул, глядя на дорогу. Умница у меня жена, Гесер. Надежные у нее предчувствия.
– А сейчас все в порядке? – уточнил я.
– Сейчас все в порядке.
– Света… – одной рукой придерживая руль, спросил я. – Что делать, если не уверен, что поступил правильно? Если мучаешься вопросом, прав или нет?
– Идти в Темные, – без колебаний ответила Светлана. – Они не мучаются.
– И это весь ответ?
– Это единственный ответ. И вся разница между Светлыми и Темными. Ее можно называть совестью, можно называть нравственным чувством. Суть одна.
– Такое ощущение, – пожаловался я, – что время порядка кончается. Понимаешь? А настает… не знаю. Не темное время, не светлое… и даже не час Инквизиторов…
– Это ничье время, Антон, – сказала Светлана. – Это всего лишь ничье время. Ты прав, что-то близится. Что-то в мире случится. Но еще не сейчас.
– Поговори со мной, Света, – попросил я. – Мне еще полчаса ехать. Поговори со мной эти полчаса, ладно?
– У меня на мобильнике денег мало, – с сомнением ответила Светлана.
– А я тебе сейчас перезвоню, – предложил я. – Я же на задании, у меня мобильник казенный. Пускай по счету Гесер платит.
– И совесть тебя не станет мучить? – засмеялась Светлана.
– За сегодня я ее натренировал.
– Ладно, не перезванивай, я заколдую свой мобильник, – сказала Светлана. То ли в шутку, то ли всерьез. Я не всегда понимаю, когда она шутит.
– Тогда рассказывай, – сказал я. – Что будет, когда я приеду. Что скажет Надюшка. Что скажешь ты. Что скажет твоя мама. Что с нами будет.
– Все будет хорошо, – сказала Светлана. – И я обрадуюсь, и Надя. И мама моя обрадуется…
Я вел машину, в нарушение всех строгих правил ГАИ прижимая мобильник к уху одной рукой. Какие-то грузовики все неслись и неслись по встречной полосе.
Я слушал, что говорит Светлана.
А в динамиках все пел и пел тихий женский голос:
История вторая
Ничье пространство
Пролог
Отдых в Подмосковье всегда был уделом людей либо бедных, либо богатых. Это средний класс выбирает турецкие отели с программой «все включено, пей сколько влезет», знойную испанскую сиесту или чистенькое побережье Хорватии. В средней полосе России средний класс отдыхать не любит.
Впрочем, среднего класса в России немного.
Профессия учителя биологии, пусть даже и в престижной московской гимназии, к среднему классу никак не относится. Если же учитель – женщина, если сволочь муж три года назад ушел к другой, никак не посягая на право матери воспитывать двоих детей, то о турецких отелях можно только мечтать.
Хорошо еще, что дети пока не вошли в ужасный подростковый возраст и искренне радуются старенькой даче, мелкой речушке и начинающемуся за самой околицей лесу.
Плохо то, что старшая дочь уж слишком серьезно воспринимала свой статус старшей. В десять лет можно неплохо присматривать за пятилетним братиком, бултыхающимся в речке, но никак не стоит забираться далеко в лес, полагаясь на знания из учебника «Природоведение».
Впрочем, десятилетняя Ксюша пока и не предполагала, что они заблудились. Крепко держа брата за руку, она шла по едва угадывающейся тропинке и рассказывала:
– А тогда его снова сосновыми кольями пробили! Один кол вбили в лоб, а другой в живот! А он из могилы встал и говорит: «Все равно не убьете! Я уже давно мертвый! А зовут меня…»
Брат тихонько заныл.
– Ладно, ладно, пошутила, – сказала Ксюша серьезно. – Он упал и умер. Его похоронили и пошли праздновать.
– С-с-страшно, – признался Ромка. Заикался он не от страха, заикался он всегда. – Ты б-больше не рас-с-сказывай, ладно?
– Не буду, – сказала Ксюша, оглядываясь. Тропинка была еще видна за спиной, но впереди совершенно терялась в опавшей хвое и прелой листве. Лес как-то незаметно стал сумрачным, суровым. Совсем не таким, как у деревни, где мама снимала дачу – старый заброшенный дом. Надо было поворачивать назад – пока не поздно. И Ксюша, будучи старшей и заботливой сестрой, это понимала. – Пойдем домой, а то мама ругать будет.
– Собачка, – неожиданно сказал брат. – Гляди, соб-бачка!
Ксюша повернулась.
За спиной и впрямь стояла собака. Большая, серая, клыкастая. И смотрела, разинув пасть – будто улыбалась.
– Хочу такую собачку, – сказал Ромка совсем без запинок и гордо посмотрел на сестру.
Ксюша была девочкой городской и волков видела только на картинках. Ну, еще в зоопарке, только там были какие-то редкие суматранские волки…
Но сейчас ей стало страшно.
– Пойдем, пойдем, – тихонько сказала она, хватая Ромку покрепче. – Это чужая собачка, с ней играть нельзя.
Наверное, что-то в ее голосе брата испугало. Причем испугало так, что он не стал ныть, а сам вцепился в сестру и послушно пошел следом.
Серая собачка постояла немного и неспешно двинулась за детьми.
– Она з-за нами идет, – сказал Ромка, озираясь. – Ксюха, эт-то волк?
– Это собачка, – сказала Ксюша. – Только не беги, ясно? Волки кусают тех, кто бежит!
Собачка издала кашляющий звук – будто засмеялась.
– Бежим! – закричала Ксюша. И они побежали – напролом через лес, сквозь колючие цепкие кусты, мимо какого-то чудовищно огромного, в рост взрослого, муравейника, мимо череды замшелых пней – кто-то когда-то вырубил здесь десяток деревьев, да и уволок.
Собака то исчезала, то появлялась. Сзади, справа, слева. И кашляла-смеялась время от времени.