Танцы на снегу - Лукьяненко Сергей Васильевич. Страница 44
– Почему?
– Да как можно угарный газ в баллон закачать? Ты химию в школе учил? Нет, наверное, скафандр его задушил…
Лион подумал и сказал:
– Если задушит, то родителей жалко. А если ничего ему не будет, то он словно не наказан совсем.
– Ну и что?
– Мне кажется, все эти истории взрослые сочиняют, – предположил Лион. – Чтобы дети не делали глупостей: номеров кредитки не называли, с воздухом не баловались… Слушай, точно не душно?
Я настороженно посмотрел на мешочек:
– Да нет, вроде ничего.
– У нас с самого детства объясняют, что с воздухом шутить нельзя, – сказал Лион, будто извиняясь. – Это такая штука… Стихи заучивают… «Если ветер стены рвет и сирены грохот, каждый знает – это вот для прогулок плохо. Затянула пена течь. И сирена смолкла. Это значит – можно лечь отдыхать на полку».
– На Карьере тоже учили! – обрадовался я. – «Если ты увидел щель, дырочку, каверну, ты, конечно, знаешь сам – это очень скверно!» А про мальчика, который увидел пробоину и заткнул ее рукой?
– Угу, – подтвердил Лион.
Мигнул и снова загорелся свет.
– Что это? – испуганно спросил Лион. Глянул на часы. – Тиккирей, три минуты осталось!
Мы вытянулись на циновках и замолчали. Теперь, когда мы не отвлекались разговором, сразу стали заметны легкие покачивания корабля. Гравикомпенсаторы не могли до конца погасить болтанку.
– Уже в атмосфере идем, – сказал Лион, будто я сам этого не понял. – Ой, что сейчас будет…
Капсула будто встала на дыбы – это Тьен сместил вектор гравитации.
А в следующий миг под нами раскрылись броневые створки люка и капсула выпала в пространство.
Тихо. Очень тихо.
Оказывается, шум окружал нас постоянно. Даже в закрытой капсуле гул механизмов проникал сквозь лед.
Теперь осталось лишь наше дыхание.
А под нами лежала планета.
Уже никакой не шар, присыпанная стружками облаков желто-зеленая равнина – хотя и видно было, как на горизонте она закругляется, уходит вниз. Солнце Нового Кувейта вставало из-за горизонта где-то у нас под ногами, и ледяной корпус искрился будто хрусталь.
– Ух ты… – прошептал Лион.
Звезды здесь еще были яркие, колкие, как из космоса. И капсула шла ровно, без тряски, но что-то подсказывало – мы уже не на орбите, мы на посадочном курсе.
– Невесомость – это здорово, правда? – спросил Лион.
Я не ответил. Я даже и не понял сразу, что наступила невесомость, что мы болтаемся в крошечной ледяной пещерке, закрепленные смешными травяными веревками. Я смотрел на корабль фагов, который стремительно уходил вперед и вниз, такой крепкий и надежный корабль…
– Тиккирей!
– Чего?
– Ты что, заснул? – Лион завертелся, заглядывая мне в глаза. – Глянь, как круто! Вон Солнце!
– Какое солнце?
– Земное, откуда все люди появились… вон, смотри!
Я посмотрел. Звезда как звезда, ничего особенного.
– Я хочу побывать на Земле, – сказал Лион. – Обязательно съездить в Австралию, в Житомир и в Лондон. А еще я хочу побывать на Эдеме… вон, гляди, это там… нет, не видно, за горизонтом… а где Авалон, видишь?
По-моему, он все-таки немного трусил и поэтому стал болтать без умолку. Но я не стал это говорить, и минут пять мы разглядывали созвездия, обсуждая, какие планеты наши, а какие принадлежат Чужим. А солнце Нового Кувейта поднималось все выше и выше, уже приходилось щуриться от ослепительного сияния, заливающего капсулу. Я подумал, что нам не помешали бы темные очки. Даже фаги не могут предусмотреть все.
– Видишь, мы развернулись? – возбужденно выпалил Лион. – Атмосфера тормозит… мы сейчас километрах в пятидесяти… нет, повыше…
– Мы точно успеем сесть?
– Успеем!
Теперь капсула летела, развернувшись донцем вперед. И лед на нижней стороне капсулы мутнел, оплавлялся. Нестерпимый солнечный свет ослаб, словно пропущенный сквозь матовое стекло.
Наверное, фаги на самом деле не ошибаются.
Невесомость исчезла – так же незаметно, как и появилась. Нас прижало к циновкам. Вначале слабо, потом – словно на нормальной планете.
– До четырех «g» будет, – сообщил Лион. Зачем – непонятно, я и сам это знал. Нас проверяли на перегрузку.
– Скорей бы…
– Перегрузка?
– Да сесть бы скорее!
Нас придавливало все сильнее и сильнее. Потом я почувствовал легкую вибрацию. И свет стал ярче, только уже не солнечный, а с каким-то режущим глаза красноватым оттенком.
– Все, вошли в атмосферу, – прошептал Лион.
Я повернул голову, посмотрел на донце капсулы. Оно совсем помутнело, но все равно было видно пламя – будто пышная огненная подушка, пляшущая перед нами. Пламя переливалось, обтекало капсулу, трепетало. За нами уходил вдаль короткий огненный сполох.
– Не… не засекут? – спросил я. Было страшновато. Всего полметра тающего льда отделяло нас от плазменного облака!
– Не должны, мы специально в зоне рассвета садимся, – ответил Лион. – Здесь активное солнце… помехи на радарах, и на глаз тоже трудно заметить…
Свет начал угасать, и снова вернулась невесомость. Это был первый рикошет – мы скользнули по атмосфере, гася скорость, отскочили, будто плоский камешек от поверхности воды, и начинали новый спуск.
– Страшно, – признался я, даже сам удивившись своим словам. – Лион, тебе что, совсем не страшно?
Он ответил не сразу, но все-таки неохотно буркнул:
– Есть немного…
Вокруг капсулы снова расцветало пламя. На этот раз тряска была куда сильнее, капсула вибрировала, будто старая машина на плохой дороге. И перегрузка была посильнее.
И снова на несколько минут капсула выскользнула из атмосферы, готовясь к последнему «нырку».
– Тиккирей… – Лион повернулся ко мне. – Знаешь, что я сейчас подумал? Вот найду я родителей… приду к ним… а они меня не узнают.
– Да с чего бы?
Он засмеялся. Но лицо у него осталось невеселое.
– Вот у меня сон прошел, и я понимаю, что это только сон… А как у них? Может быть, они верят, что этот сон – взаправду? Тогда они думают, что их сын Лион вырос давным-давно. А мне скажут: «Мальчик, ты, наверное, болен».
– Родители никогда так не скажут.
– Думаешь? – небрежно спросил Лион.
– Точно.
– Ну им же мозги промыли…
– Все равно. – Я постарался говорить увереннее. – Может быть, твой братишка тебя не узнает. Или сестренка. А родители узнают.
Кажется, Лион успокоился. Улегся поудобнее – вновь накатывала тяжесть. Сказал:
– А ведь малышам не могло то же самое сниться. Ну как бы они все поняли? Значит, для них был свой сон. Детский. Такой, чтобы всякие зверюшки, детские приключения… Наверное, в мультиках своя программа была.
– Найти бы того, кто все это сделал, – пробормотал я.
– И голову оторвать. Обязательно найдем, – кровожадно пообещал Лион. – Только бы сесть хорошо…
Он тоже боялся…
Третий вход в атмосферу был последним. Теперь перегрузка придавила нас по-серьезному, так что не пискнуть. Воздух вокруг капсулы превратился в сплошной огненный клубок. Капсула тряслась и трещала, лед шел какими-то разводами… это выплавлялись лишние участки, чтобы получились лопасти, я знал, но все равно было жутко.
А потом огонь угас, перегрузка отпустила, и мы увидели под собой планету. Уже совсем по-обычному, будто с самолета. Капсула скользила в воздухе, плавно снижаясь, но пока вовсе не собиралась вращаться.
– Мы еще высоко, – предположил Лион, угадав, о чем я думаю. – Или…
Уж не знаю, что за «или» могло быть. Нам повезло. Лион привстал, разглядывая поверхность через боковые стенки, а не через матовое днище, капсула качнулась – и плавно закружилась.
– Ура! – завопил Лион. – Заработало!
Сейчас наша капсула уже не была такой аккуратной линзой, как раньше. Сверху и снизу часть льда выплавилась, испарилась, так что по форме она стала словно семечко клена. И мы внутри ледяной крыльчатки вращались все быстрее и быстрее…
Вначале было весело. Мир кружился вокруг, кругами носилось по небу солнце, ровный гул рассекаемого воздуха перекрывал наши радостные крики.