Танцы на снегу - Лукьяненко Сергей Васильевич. Страница 57

Наверное, он был прав. Ведь Лион помнил свои сны и догадывался, как себя поведут другие мальчишки. Но вспоминать, как он одним ударом уложил здорового парня, было неприятно.

– Где ты так драться научился? – спросил я.

– Во сне. – Лион хихикнул. – Они тоже так умеют, понимаешь? Но еще не знают про это. Зато когда им один раз покажут приемы – сразу всему научатся.

– Знаешь, – сказал я, – если ты будешь все время свои сны вспоминать и вести себя как в них, то у тебя крыша поедет. Или ты на самом деле станешь… настоящим и закаленным.

Лион наконец-то перестал вышагивать, покосился на меня.

– Тебе нравится таким быть? – спросил я. – Раз – и сломал нос. Два – начал командовать. Давай тогда делай карьеру. Завоевывай Империю для госпожи Сноу.

– Мне не нравится, – сказал Лион виновато. – У меня будто щелкнуло что-то в голове… я вспомнил, как все будет… что нас изобьют, потом оттащат в лазарет, потом этих ребят накажут, потом мы помиримся. И такое зло взяло. Я не стану больше так делать.

– Лучше пошли найдем магазин, – примиряюще предложил я. – Мне надо батарейку купить.

– Ага. – Лион кивнул и улыбнулся. – Давай.

Магазин мы нашли рядом с мечетью. В основном там продавались книжки, коврики для молитвы, какая-то особая еда для верующих и мрачная глухая одежда. Но был и отдел со всякой электронной мелочовкой и батарейками. Я полистал электронный каталог, выбрал батарейку для дрелей и других инструментов. И только тут сообразил, что денег-то у меня и нет.

– Мне мама дала утром, – догадался Лион. – На…

Я расплатился с продавцом и взял тяжелую, хотя и маленькую металлическую таблетку.

– Любишь мастерить? – спросил продавец с улыбкой.

– Ага, – сказал я. – Сверлить дырки.

Мы вышли на улицу, нашли какой-то закоулок, где никого не было и куда не выходили окна домов. Я расстегнул свой «пояс» и сжал в руке.

Бич ожил. «Пряжка» медленно утолщалась, превращаясь в змеиную головку. Я попытался представить себе, как вставляю в бич батарейку, и на боку открылась узкая щель. Туда я и запихнул таблетку батарейки.

По телу будто прошел озноб. Хвост бича взметнулся, коснулся нейрошунта. Я начал слышать какие-то обрывки музыки, разговоры – не ушами, а через шунт. Это оживший бич просматривал эфир, транслируя мне радиопередачи, телефонные разговоры и еще какую-то ерунду.

– Ух ты, – восхищенно сказал Лион.

– Не надо! – прошипел я оружию. – Спи пока!

Бич немедленно выскользнул из шунта, стал плоским и замер. Я начал застегиваться. И в этот момент проходящий мимо переулка прохожий остановился и подозрительно посмотрел на меня:

– Ай-ай-ай, как не стыдно! Уже большой мальчик!

– Я пояс поправляю, мне штаны жмут! – выкрикнул я, покраснев.

Прохожий подозрительно осмотрелся, но никаких безобразий не нашел.

– Зачем вы его обижаете, – вступился Лион. – Он просто застеснялся на улице штаны заправлять!

Объяснение сработало.

– Извини, молодой человек, – искренне сказал прохожий. – Не хотел тебя обидеть, дорогой.

Лион подмигнул мне. Прошептал:

– Вот как хорошо, когда все вокруг вежливые…

Да, наверное, на Авалоне взрослый человек не стал бы извиняться перед мальчишкой, даже если и накричал на него не по делу.

– Ничего, – сказал я. – Я не обижаюсь!

До самого вечера мы гуляли по Аграбаду. Сходили на площадь, где вечером собирались казнить Тьена. Посреди площади стоял высокий деревянный помост, задрапированный красной тканью. Людей пока было немного, и мы стали было подбираться к помосту – вдруг можно под него спрятаться и, к примеру, прорезать люк под Тьеном, когда его приведут. Но к нам подошел полицейский и очень вежливо отчитал, сказав, что тут будут казнить преступника и детям на это смотреть не стоит, и просто так шататься поблизости тоже нельзя, потому что это правосудие, а не какое-нибудь там хип-хоп шоу…

Пришлось уйти.

Мы поболтали немного, гадая, как именно хотят казнить Тьена. Лион считал, что его расстреляют, потому что виселицы на помосте нет и никто ее делать не собирается. А я считал, что ему отрубят голову. Только все это уже было пустое, потому что при виде площади сразу стало ясно: тут соберется тысяч пятьдесят народу. Никакой бич не поможет нам спасти фага. И даже если ворвется на площадь отважный промышленник Семецкий со своими девочками, все равно – Тьена не спасти.

– Давай не будем смотреть? – предложил Лион. Он как-то скис и начал нервничать. – Не хочу я это видеть!

Я задумался. В груди было холодно и противно, и смотреть на казнь мне тоже ничуть не хотелось. Вспоминалось, как мы сидим в кораблике Тьена за столом, ужинаем, а он рассказывает всякие фаговские байки, наверняка придуманные, кто же станет настоящие секреты нам выдавать, но все равно интересно и мы хохочем…

– Это будет нечестно, – сказал я. – Если мы не придем. Он же тут совсем один. Тьен посмотрит на площадь, а там одни враги.

– Думаешь, он нас увидит? – с сомнением оглядываясь на площадь, спросил Лион.

– Почувствует. Он же фаг.

Лион кивнул и стиснул зубы.

– Надо прийти, – повторил я.

До казни оставалось еще четыре часа. Мы снова бродили по центру, тут было очень красиво, дома все были непохожи друг на друга, не то что в жилых районах, в маленьких лавочках торговали всякими забавными вещами, работали кафе, хотя в них и немного было посетителей. Но нам не хотелось ни есть, ни пить, ни любоваться городом.

– А если под площадью есть канализационная сеть? – предлагал Лион одну идею за другой. – Забраться, пройти под помост… нет, ерунда. Лучше всего было бы угнать флаер…

Все это было глупо. И он это понимал, и я. Ничего мы не могли сделать, кроме как прийти на площадь и смотреть на казнь.

– Это страшно, когда человек умирает? – спросил Лион.

– Ты же в снах видел, – не удержался я. – Как я умер, к примеру.

– Это в снах… – мрачно ответил Лион. – А по-настоящему? Тот шпион, которого убил Стась?

– Страшно, – признался я. – Когда умирает – страшно. Но там ведь сразу такое началось, что уже не до того было. И одно дело шпион, который меня хотел убить, другое – Тьен…

– Как ты думаешь, это вранье, про язвенную чуму?

– Вранье, – твердо сказал я.

Но на душе у меня кошки скребли. А вдруг и в самом деле? Ведь фаги – они заботятся о всей Империи, вовсе не об отдельных людях или даже тысячах людей. Если фагу прикажут, то он и бомбу на планету сбросит, и в водопровод вирусы запустит.

Через час мы совсем вымотались и пошли на площадь.

Народ прибывал быстро. До шести часов вечера на площади почти никого не было, а после шести – будто открыли огромные ворота, и люди повалили отовсюду. Видимо, кончился рабочий день. Вначале подходили мужчины и женщины в строгих костюмах – чиновники из правительственных контор. Потом потянулись люди, одетые повольнее, – из частных компаний. Потом рабочие с заводов, которым долго было добираться до центра, их тоже легко было узнать.

К семи площадь оказалась уже вся заполнена, но люди еще прибывали, и толпа начала уплотняться. Нас с Лионом прижали к самому помосту, хотя мы туда не очень-то и рвались. Многие взрослые неодобрительно поглядывали на нас, но уйти не требовали. Понимали, что из такой толпы уже не выбраться.

– Зря мы пришли, – бормотал Лион. – Слушай, я в туалет хочу…

– Какой тут туалет? – возмутился я. – Терпи.

А без пятнадцати восемь над площадью завис огромный флаер с расцветкой правительства Нового Кувейта. Он медленно опустился на помост, не заглушая до конца турбины, – иначе раздавил бы доски своей тяжестью. Открылись двери в хвосте, и оттуда вышел десяток полицейских, какие-то люди в штатском и Тьен.

Толпа затаила дыхание.

Тьена поставили в центре помоста, там было небольшое возвышение вроде табуретки. Он был одет в какую-то унылую серую робу, на руках и ногах у него оказались кольца магнитных наручников. Фаг казался очень спокойным и смотрел даже не в толпу, а поверх голов.