Тиски - Маловичко Олег. Страница 15

Она встает и идет мне навстречу, мы обнимаемся, она целует меня, и, чтобы ответить поцелуем, мне приходится приподняться на цыпочки – такая она высокая. Мы оба смеемся. Еще на первой встрече она сказала, что, если я буду комплексовать насчет разницы в росте, нам лучше не встречаться. Она любит туфли на каблуках, и ей придется, чтобы, типа, не обижать меня, перейти на лодочки, а она их терпеть не может, так что если я парюсь из-за того, что я – маленький и плотный, а она – высокая и худая, нам лучше вообще не начинать.

Я не парюсь. Наоборот, мне по кайфу идти с ней по городу, обняв за талию, и ловить взгляды других мужиков: восхищенные – на нее и недоуменные, иногда с завистью – на меня.

Я не посвящаю ее в события последних дней, а синяки объясняю неудачным спаррингом в спортзале.

Мы встречаемся уже третью неделю, и нам легко вместе. Сейчас у нас период Звона Яиц – это когда мы сосемся и обжимаемся в темноте подъездов и лест­ничных клеток и я пытаюсь залезть к ней под юбку, а она каждый раз, не прерывая поцелуя, говорит: «Еще рано» – и, отодвигаясь назад, убирает мою руку примерно секунд на десять перемирия, и я снова иду в атаку.

После этих свиданий я с трудом передвигаюсь, яйца чудовищно гудят, а болт стоит колом. Приходя домой, я запираюсь в ванной и дрочу и долго не могу кончить. Всегда можно, конечно, дождаться вечера, поймать Верку Водокачку и отдрючить ее за пузырь, но противно.

Говоря с Денисом, я думал о Симке. Именно из-за нее я решил остаться. Если я уеду, я ее потеряю. Никакой Вернер этого не стоит.

ДЕНИС

Вернер назначает нам встречу в своей автомастерской. Жига, его помощник, оставляет Крота и Пулю снаружи, а меня подталкивает в спину, указывая глазами на ангар со стенами из листового железа. Через несколько секунд он задвигает за моей спиной роликовую дверь, и эхо от удара металла о металл постепенно глохнет, поднимаясь к крыше.

Я захожу внутрь ангара, стараясь не показать, как мне страшно. У меня трясутся поджилки, а из ног ушла вся сила, их покалывает тонкими иголочками, словно отсидел. Мне сейчас хочется только одного – убежать, забиться в какой-нибудь темный угол, зажмуриться, скрутиться в комок и сидеть почти не дыша, чтоб меня все оставили в покое.

– Чай будешь? – спрашивает Вернер и, не дожидаясь ответа, бросает пакетики в две не очень чистые кружки и заливает их кипятком. – Сахар сам. Я обычно сладкий пью. – В подтверждение своих слов он бросает в чашку сразу четыре куска. – Так ты у нас диджей, получается? Завидую. Я музыку вообще не чувствую, как слон на ухо. Умел бы играть, да не только играть, вообще – вот, клянусь тебе, с места не сойти – дал бы бог какой талант, все бы здесь сразу бросил. Отвечаю! Денис, – смеется он, – у нас диалог здесь, понимаешь? Говори что-нибудь.

– Да, – произношу я, и мой голос предательски срывается, так, что мне приходится закашляться.

– Что – да? – смеется Вернер и машет на меня рукой. – Успокойся ты, нормально все, здесь тебя никто не съест. К музыке вернемся. Это хорошо, что ты музыкант, – говорит он, болтая ложкой в чашке, и я, не в силах противиться привычке, тут же воспринимаю это равномерное «дзинь-дзинь» за ритм, за руководство к теме, – будешь по клубам работать. Ты там знаешь всех, систему представляешь изнутри. А чего ты башкой трясешь?

– Я… извини, ничего. Игорь, я могу прямо говорить?

– Конечно, только так и надо. – Он пожимает плечами и складывает руки на груди, а его губы сжимаются в тонкую нитку. Я вижу, что он раскусил меня еще до того, как я начал говорить, и уверенности мне это не прибавляет, но я все равно говорю – краснея и заикаясь, опуская глаза и чувствуя предательскую слабость в голосе.

– Я… мы понимаем, что были не правы.

– Конечно, ты понимаешь, – прерывает меня Игорь и коротко смеется, но тут же прикладывает ладонь ко рту, вроде как извиняясь, – продолжай, продолжай.

– И мы… ну, в общем, мы готовы заплатить.

– Сколько?

– Что?

– Заплатить – сколько? Сколько ты мне предлагаешь?

Я чего угодно ожидал – новых угроз, криков, даже удара, но никак не этого спокойного делового тона. И вдруг во мне проснулась надежда.

– Я… ну, не знаю, ты назови.

Назови любую цену. Какие угодно деньги, я все сделаю, в долги влезу. Чтобы вылезти, чтобы проснуться завтра и вместо падающего на голову тяжелого молота случившегося ощутить облегчение. Вернер отхлебнул чай, поморщился, чертыхнулся – горячий и отставил кружку.

– Не знаешь, зачем предлагаешь? Денис, я кто по-твоему – гопник? Или вымогатель мелкий, что ты мне мелочь свою суешь?

– Игорь, понимаешь, мы случайно в этом деле оказались…

– Случайно? Да ты в дело сам влез, нагло, в моем районе, Денис, а я тебе только дверь приоткрыл, чтобы ты вошел правильно и шею себе по глупости не сломал. В общем, парень, хватит ерунду говорить, начинай работать.

– Что мы должны делать?

– Работать. Помнить правила.

– Какие?

– Вон, видишь, машина стоит? Если двигатель хороший – тебе под капот лезть не надо. Заправляйся да масло меняй. Я не буду тебя контролировать. С этого момента ты меня не знаешь, а я – тебя. То же самое с пехотой твоей.

Вернер кивает в сторону двери, чтобы показать, что речь идет о Пуле и Кроте.

– Передо мной за них отвечаешь, за их косяки тоже. Схема такая – к тебе приходит человек от меня, и ты делаешь то, что он скажет. Без самодеятельности, ­понял меня?

– А долго?

– Ты о чем?

– Отрабатывать? За наш… косяк?

– Никто тебя держать не будет. Отработаешь – ­уйдешь. Я скажу когда. Свободен.

Я иду к двери, но стоит мне потянуться к ручке, как вдруг она сама идет в сторону, а внутрь ангара залетают менты, и все пространство вокруг заполняется их воплями и командами.

Уже через секунду я лежу на цементном полу лицом вниз, сплетя руки в замке на затылке. Менты успокаи­ваются. Начинается обычная процедура обыска. Для меня это не новость – несколько раз я подпадал под профилактическую облаву, которую менты устраивали в клубе, когда кто-то стучал, что в «Орбите» торгуют наркотой. Можно подумать, раньше они этого не знали.

Я ничего не вижу, кроме грязи на полу, но по установившейся вдруг тишине, нарушаемой только медленными, немного шаркающими шагами, понимаю, что пришел главный. Я вижу только стоптанные старые ботинки с грязью по ободкам.

Обладатель ботинок склоняется надо мной и тихо присвистывает. Я поднимаю голову и гляжу на толстого мужика с изрядной плешью. Его костюм потрепан, галстук лоснится, белки глаз прорезаны сетью красных прожилок. Когда он говорит, изо рта пахнет – у него что-то с печенью.

– Тянется к тебе молодежь, да, Вернер? – бросает толстяк Игорю, продолжая буравить меня изучающим взглядом. – Ну да, ты же у нас обаятельный. Душа компании. А это пехотинец новый? Как вас зовут, юноша? – Это уже мне.

– Денис.

– А дальше?

– Денис Орлов.

– Приятно познакомиться, Денис Орлов. Майор Дудайтис, криминальная милиция.

Я всегда выравниваю настроение через музыку. Как бы паскудно и тоскливо ни было на душе – достаточно хорошей порции «Yhe Strokes», чтобы тебя прочистило и сняло муть, как рукой. Ты приходишь домой и завариваешь кофе. Садишься на крутящийся стул и вытягиваешь ноги на край стола. Цепляешь на голову наушники – и через несколько мгновений, наполненных тихим пиканьем кнопок и почти неслышным шелестом шаттла, ты уже мчишься с Крафтверком на Трансъевропей­ском экспрессе, или путешествуешь по свету с Дэйвом ­Гэ-ном, или Тупак рассказывает тебе о нелегкой участи уличного солдата.

Музыка – это все. Я не знаю, кем бы я был без нее, без этих людей, чьи глаза смотрят на меня с плакатов, постеров, журнальных разворотов, сохранивших микроскопические дырки от скрепок.

Маша спит. Стараясь не разбудить ее, я передвигаюсь по комнате на цыпочках. Все, что мне сейчас нужно, – это нырнуть с головой в музыку, добиться полного погружения. Но пока мысли крутятся вокруг сегодняшних событий.