Тиски - Маловичко Олег. Страница 50

– Блин, жалко.

Вынырнув из шумного двора, мы снова оказываемся на узкой улочке – и навстречу нам идут улыбающийся Ходжа, Птица с сумкой за плечом и еще трое людей Ходжи. Они чувствуют себя здесь не в своей тарелке – совсем как мы в таджикском поселке. Вернер не затягивает общения, он даже не останавливается, лишь слегка замедляет ход, чтобы обняться с Ходжой и коротко мотнуть головой Денису – меняйся.

Ходжа сам не прочь завершить дела побыстрей. Как только заканчивается обмен, он с видимым ­облегчением прощается с Игорем, и вот уже их группка удаляется.

– Денис, сумку парню отдай, – тихо бросает Игорь, и шустрый пацан лет восьми в бейсболке с Полубаксом выдирает сумку из рук Дениса и теряется в переулке. Я успеваю заметить, что пацан передает сумку другому, постарше, на мопеде, и через мгновение рев его двигателя взрезает тишину.

– Все, поехали домой. – Вернер хлопает в ладоши, и мы направляемся к самому началу поселка – туда, где оставили машины.

А там нас берут за жопу.

Откуда ни возьмись выныривают люди в черных масках и камуфляже, орут, кладут нас рожами в пыльный асфальт, бьют, и мне достается по затылку, я падаю, а воздух вокруг наполнен злобой, агрессией и матом.

Руководит акцией майор Дудайтис. Протирая платком плешь, тяжело дыша, он орет на подчиненных, заставляя их искать товар. Он понимает, что обосрался и на этот раз, и, уже со злости, чтобы отыграться за унижение, заставляет нас раздеться догола, и мы стоим голые, раком на пыльной, оцепленной с двух сторон дороге, и какой-то ментовский шакал, натянув на руку прозрачную перчатку, шурудит пальцами у нас в жопах. Вряд ли майор и правда думает, что мы умудрились расфасовать по нашим седалищам пять кило героина, но шоу его забавляет. Портовые жители вывалили на улицу, на балконы, приникли к окнам и форточкам. Если смотреть на них, а не на улицу, можно подумать, что они любуются военным парадом.

Я перевожу глаза вбок и вижу, как Вернер глотает слезу унижения, стараясь перетерпеть, покуда его, голого, обыскивают на глазах всего района, в котором он вырос.

* * *

Нас выпускают к вечеру. Дудайтис вполне мог помордовать нас и дольше, но, видимо, считает это ниже своего достоинства.

Он опустил Игоря и выиграл этот раунд. Желая продлить очарование момента, Дудайтис даже вышел за ворота управы. Он стоит в компании других ментов и натужно смеется их шуткам, но я чувствую, что даже уши его напряглись – так жаждет он уловить злость Вернера.

Мы кучкуемся на остановке – Жига позвонил в автомастерскую, и за нами выехал мини-фургон.

Игорь закуривает.

– Сдал нас сегодня кто-то. Или Ходжа, или из своих, – бросает он. – Найду и раздавлю, скота ебаного.

Они с майором стоят друг к другу спинами и вроде бы не обращают один на другого никакого внимания, но у меня появляется ощущение, что я нахожусь внутри трансформаторной будки, где воздух насыщен озоном до страха дышать, а аппараты гудят с угрожающей равномерностью, наводящей на мысль о взрыве.

И взрыв происходит.

Отшвырнув окурок, Вернер открывает сигаретную пачку и, обнаружив, что она пуста, сминает картонку в кулаке и бросает себе под ноги. На его лице появляется улыбка, от которой страшно, левая щека чуть подергивается.

– Вот блядство, сигареты кончились. Пойду у майора стрельну, – хохочет он, не обращая внимания, что в него нацелены три пачки – моя, Жигина и Вадика.

Он быстро переходит дорогу, остановив скрипнувшего шинами «жигуленка» поднятой рукой, и хлопает майора по плечу.

– Майор, прикурить дай, – только и слышу я.

А потом они вцепляются друг в друга, как дворовые собаки.

– Стоять!! Всем – стоять!!! – орет майор, когда менты бросаются к нему на помощь, и я понимаю, что для него это, как и для Игоря, – личный, важный момент.

Пуля покойный, царствие ему небесное, любил говорить про мотивацию – и Рой Джонс его любимый, и наш Костя Цзю продули соперникам слабее их, потому что им было не за что драться и нечего доказывать.

У этих двоих мотивации, судя по всему, хватало.

Я такое видел только один раз – когда в нашем дворе сцепились два пса – московская сторожевая и дог. Их бой, как и бой майора с Вернером, обратился в беспорядочное мельтешение сцепившихся тел, когда воздух вокруг пропитан злобой и яростью и клочья шерсти вылетают в поднятую пыль.

А ведь их в самом страшном сне не назовешь бойцами. Щуплый, худой Вернер и влекомый пивным пузом к земле оплывший Дудайтис. На наших глазах они превратились в одержимых жаждой убийства берсерков.

Было в этом зрелище что-то завораживающее. Век бы смотрел, но их разняли: Игоря за плечи схватил Жига, Дудайтиса – какой-то молоденький ментенок, а Денис, встряв между тяжело дышащими врагами, растопырил руки, уперев ладони в грудь каждому, и закричал:

– Тихо!.. Тихо!.. Успокоились оба!..

* * *

– Так, а вы не знаете, что ли? – спрашивает Жига получасом позже, когда мы приводим себя в порядок на заднем дворе игоревского дома, и держит паузу, как опытный рассказчик, не желающий дешево расставаться с хорошей историей. – Это старая тема, ей лет двадцать уже. Тай! Тая!..

Тая свешивается из окна кухни, стараясь удержать руками волосы, на которые вмиг накидывается похотливый и беспощадный ветер.

– Как он там?

– Нормально. Губу порвал немного, лоб расквасил, и синяки. Врач сказал, даже швов не надо, – отвечает девушка, а ее глаза словно прилипли к Денису. Мне даже неудобно быть свидетелем такой любви.

– Бухнуть не принесешь нам мальца? С устатку. – Широкое лицо Жиги расплывается в добродушной улыбке, и он становится похожим на Винни-Пуха, если бы тот ушел из лесу и устроился на должность бойца в мафию.

– Так что там за история? – спрашивает Денис после того, как мы разлили водку по рюмкам, чокнулись, выпили и три минуты сосредоточенно и молча посопели.

– Он сам торчал.

– Кто, майор???

– Угу. Но это не мы, никто его не подсаживал, он из армии уже сторчанный пришел. Он в погранцах был, где-то в Чуркестане. Служил, видимо, хорошо, потому что раза три до дембеля в отпуск приходил. Надо мне было догадаться в каждый из этих отпусков его сфотографировать, а потом увеличить фотки и повесить их в ряд, одну за другой. Получилось бы как в школе, от обезьяны к человеку, только здесь последовательность была бы обратная. В первый раз он приехал плановым. Видно было, что он в теме и тема ему интересна. Везде с собой коробок спичечный таскал, с планом. Второй раз, через полгода, он уже плотно на гашише сидел. Я тогда гаш первый раз увидел, мне Дуда и показал. Зеленый такой, как паста гой, ремни чистить. Он его жрал. Курил тоже, но и жрал. Говорил, так прет дольше и плотнее. А когда дембельнулся, уже системным приехал. Торчал он некрасиво, грязно. Хотя кто чисто торчит? Еще первые года полтора, как дембельнулся, держал себя в руках. В ментовку устроился, женился, дите родилось. А потом – с катушек. Все к нам из дому перетаскал, все. Жена ушла – ему хоть бы хуй. Уже на человека перестал быть похож. Как-то пришел – а мы молодые совсем были, хули нам там, по двадцать лет было – так вот, он пришел без бабок. Говорит, дайте, пацаны. А у нас точка на пятаках была, на конечной троллейбуса…

– Так там и сейчас точка! – смеюсь я.

– Так место хорошее… Ага, ну, мы ему – звиняй, братишка, строго в бабки. Он тогда пушку достает и Игорю – в лобешник. Игорь засмеялся и руки развел – стреляй, типа. А у нас тогда схема была – мы гердоз прятали в банке, а банку – внизу, в клумбе. Пока один с клиентом рассчитывался, второй к банке метнулся и принес. Так что на кармане не было ничего. И Дудик по глазам Игоря понял, что ничего ему сейчас не обломится. Тогда он на другой маневр пошел: убрал ствол от Игоря – и себе к виску. Дай, говорит, Игорек, а не то я сейчас тебя мозгами забрызгаю.

– Игорь дал? – спрашиваю я.

– Нет. Поставил условие: будешь все получать, если станешь нашим человеком по ту сторону забора.