В конце времен - Мансуров Дмитрий Васимович. Страница 31

Остановившись около беседовавшей ни о чем троицы, он сделал вид, что сильно загружен глубокими и важными мыслями – особо притворяться не пришлось, – потом негромко Кащлянул, привлекая к своей скромной персоне пристальное внимание, и когда разговаривавшие неохотно повернули к нему головы, вежливо спросил:

– Не могли бы вы подержать его одну минутку? Мне срочно к царю, а… сами понимаете, с таким грузом к нему не подойдешь… не так поймет… обидится еще… – вопросительные нотки сменились уверенными. – Я заплачу, как вернусь!

Разговаривающие выразились в том смысле, что, мол, давай быстрее, только не прерывай наш высокоинтеллектуальный диспут, выхватили бочонок из его рук и продолжили прерванное обсуждение злобного характера одной симпатичной, но жутко капризной особы.

Избавившийся от посудины вельможа с плохо скрываемой радостью чуть было не бросился наутек, мечтая оказаться от бочонка как можно дальше и как можно скорее, но пересилил себя и неторопливым шагом скрылся среди деревьев, не удержавшись и перейдя с шага на бег в последний момент.

Кащей глухо заКащлялся.

Советник и царевич очнулись.

– О чем ты спрашивал, Ларриан? – поинтересовался царевич.

Тот нахмурился, пытаясь вспомнить последнее, что он говорил, подумал с минуту, потом махнул рукой:

– Забыл.

– Значит, не особо важный был вопрос! – прокомментировал Кащей. – Вы лучше скажите, как здесь принято поздравлять: во время праздника или до начала официальной церемонии?

– А как больше нравится, – отозвался советник. – Но, думаю, до официальной церемонии это сделать намного удобнее.

– Тогда вперед, к вершине славы! – призвал Кащей, и троица зашагала вверх по длинной и широкой лестнице.

Невеста и жених выглядели бесконечно счастливыми в этот день, и Кащей подумал, что скоро к их счастью добавится изрядная толика веселья. Это в том случае, если они обладают хорошим чувством юмора.

Очередь из желающих передать свои поздравления выстроилась метров на тридцать. Кащей пропустил перед собой царевича и советника и с крайне серьезным видом сказал подошедшему следом графу, что просили больше не занимать. Дело в том, объяснил он, что новых слов для поздравлений давно не осталось, а выслушивать старые по четвертому разу хозяевам праздника надоело, хотя они культурно не дают об этом знать. Замешкавшийся граф быстро сориентировался и нашел выход из положения, наскоро придумав короткое четверостишие, абсолютно уверенный в том, что ничего подобного до него не говорили. И, на радость Кащею, слово в слово передал его предупреждение чуть позже вставшим в очередь гостям и добавил от себя, что стихотворение он уже придумал, так что остальным придется выдумать что-то новенькое, иначе царевна и царевич сильно обидятся на повторы.

Прибывающие призадумались…

– Царевич Доминик, советник Ларриан и путешественник Змейго Рыныч! – объявил камердинер, и троица подошла к царевне Лилит и царевичу Эрнесту.

Доминик преподнес ей букет алых цветов и большую хрустальную раковину, внутри которой перекатывались крохотные алмазы, а Эрнесту вручил сувенирный метательный нож и крепко пожал ему руку.

– Очень рад за вас! – откровенно сказал он. – К сожалению, я не имею чести хорошо знать ни вас, ни вас, – проговорил он, поочередно поглядев на царевну и царевича, – но, судя по вашим влюбленным глазам, могу сказать, что тут и до свадьбы недалеко. И потому желаю вам вечного счастья и непрекращающейся любви! А также приглашаю посетить мое царство во время свадебного путешествия – вам будут очень рады!

– Премного благодарна! – Царевна обворожительно улыбнулась. Доминик подумал, что семейное счастье – это не такое уж и плохое дело, если от одной улыбки уже теплеет на сердце. Но сразу же влил в бочку меда ложку дегтя: некоторые дамы горазды не только очаровательно улыбаться, но и грандиозно скандалить. Царевич уважительно кивнул и неожиданно в нарушение церемонии, сказал:

– Доминик, между прочим, мы – старые знакомые по птичьей переписке!

Доминик удивленно приподнял брови.

– Мое летучее имя – Хронос! – пояснил Эрнест. – Помнишь?

– Хронос?! – изумился Доминик. – Конечно, помню! Но как ты догадался о том, что я – это я, ведь никому из нас не было разрешено писать свое настоящее имя?

– Ты дал очень точный словесный портрет, а у меня отличная память на такие вещи! Ты не сильно изменился за эти годы.

Камердинер Кащлянул, напоминая о том, что сейчас не время для посторонних бесед, и Эрнест приглашающе провел рукой, указывая на бесчисленные банкетные столы: мол, проходите, присаживайтесь, мы очень рады.

– Позже договорим, – сказал он, Доминик кивнул. Нежданно-негаданно встретить здесь своего старого друга по почтовой переписке, да еще при таких обстоятельствах – просто невероятно!

Кащей прошелся по рядам и, словно случайно что-то уронив, нагнулся и заглянул под скатерть в одном из мест, где недавно подкинул смеющийся мешочек. Тот лежал на прежнем месте, но вот соседний уже успели прибрать к рукам. Представив, как отреагирует человек, из кармана которого внезапно раздастся ехидный заливистый хохот, Кащей догнал царевича и советника, вместе с которыми и уселся поближе к царскому трону. И сделал он это не потому, что хотел быть ближе именно к царю, а потому что в первый ряд рвался уже знакомый по парикмахерской барон.

Нахально застолбив себе занятое кем-то место (владелец ненадолго отлучился, неразумно оставив на стуле свою шляпу с пером), он приказал проходившему мимо официанту:

– Уберите это!

Официант молча подхватил шляпу и отнес на вешалку. Барон, довольный собой до невозможности, сел за стол и сказал сидевшему недалеко пожилому графу:

– Я никогда ничего не делал сам, потому что это ниже моего призвания! Я родился, чтобы повелевать людьми!

Граф скривился:

– Тебя что, до сих пор из ложечки кормят, раз тебе ниже призвания ложку в руки взять?

Барон поджал губы и отвернулся.

– Много ты понимаешь в жизни, старый графин! – и с удвоенной энергией зачесал голову. Парик держался стойко – насчет этого Кащей был абсолютно спокоен, куда больше его интересовало, кто сядет напротив – от этого зависело, какой реакции стоило ожидать.