Костер для инквизитора - Мазин Александр Владимирович. Страница 22

– А ты жди здесь! – рыкнул он на Кныша.– Ты, сука… – Опомнился.– Ладно, извини. Постой немного, сейчас бойца пришлю.

– Давай, к хозяину,– буркнул он шоферу, проваливаясь в мягкое сидение.

Ох как не хотелось ехать. А надо.

Больше всего Короед опасался слов – «неоправданные расходы». Но пронесло.

– Дурак,– сказал Гришавин без особого, впрочем, гнева.– Зачем в дыру полез? Подождал бы, пока сам вылезет.

– Я хотел быстрее,– оправдываясь, пробормотал Короед.

– Быстро только мухи срут,– назидательно изрек «крестный папа».

– Я там бойца оставил. На случай, если вылезут.

Гришавин кивнул.

– Не вылезут – других наймем. Этого материала сейчас достаточно. А теперь исчезни, я гостей жду.

Короед вышел, все еще не веря, что гроза обошла стороной, а Гришавин вызвал секретаря.

– Дай-ка мне первого кандидата,– распорядился он.– Полковник, ты? – вальяжно сказал в трубку.– Гришавин. Надумал? Ну добро. Сейчас машину за тобой пошлю. Посидим, потолкуем… Какие дела? Никаких дел! Ты каких девочек любишь? Толстых? Ха-ха… Очень толстых? Есть. У меня все есть. Нет, не в Греции. Греция тоже у меня, вникаешь? Ну молодец! Жду.

Ласковин пообедал в кафешке около «Электросилы». Он иногда там обедал, если не хотелось ехать домой. А сейчас не хотелось. В машине у него лежали карты. Карты подземных коммуникаций двух районов. Шесть толстенных папок, которые, благодаря правительству, не любившему платить бюджетникам, обошлись Ласковину всего в двести тысяч. За четыре часа Андрей просмотрел все, что требовалось. И обнаружил, что из указанного колодца можно попасть практически в любую точку города. Очень утешительная информация. Перспективная гипотеза о том, что «Робин Гуд» в спецовке причастен к похищению Альбины Растоцкой, пока не опровергнута. Но и не подтверждена. Тупик. Аналогичный тупик и у официальных расследователей. Правда, Ласковин не проинформировал их о своих догадках.

Ласковин расплатился, вышел и направился к таксофонным автоматам.

Вставил карточку, набрал номер Зимородинского.

– Слава,– сказал он,– ты не мог бы к нам подъехать?

Двое наблюдали, как светловолосый человек в кожаной куртке звонит, потом, вытащив карточку, поворачивается и идет в сторону Благодатной улицы.

– Проверим,– предложил старший. Огляделся и тут же обнаружил пятерых омонов с автоматами, явно не знавших, к чему приложить молодецкую силу.

– Веди его,– бросил он второму, а сам направился к омонам.

– Простите,– очень вежливо обратился он.– Я видел, как вон тот человек подобрал пистолет. По-моему, боевой.

– Который? – хищно спросил самый молодой, прыщавый сержант.

– Вон тот.

Омоны ринулись сквозь толпу… а их осведомитель тут же потерялся.

Ласковина грубо схватили за плечо. Он рефлекторным движением смахнул руку, развернулся… и увидел наставленные автоматы. Менты.

– Стоять, сука! – рявкнул самый сопливый на вид.

– Стою,– холодно произнес Ласковин.

Руки чесались поучить их вежливости. Но ведь стрелять начнут сдуру. А вокруг люди…

– Как насчет представиться? – осведомился он.

– Сейчас я тебе представлюсь! – прошипел другой.– Руки за голову, ноги расставить! Серега!

Серега тут же с профессиональной ловкостью обшмонал Ласковина и сразу обнаружил пистолет.

На лицах омонов выразилось полное удовлетворение.

– Ага,– радостно сказал Серега и с ходу врезал Ласковину коленом в пах.

– Опаздывает,– недовольно проговорила Наташа.– Как всегда, опаздывает.

– Ничего,– примирительно сказал Зимородинский.– Я не спешу. Тем более мы не договаривались на конкретное время.

Он взял гитару, провел ладонью по струнам:

Пел он тихо, почти речитативом, и аккомпанировал так же тихо, а глаза стали мягкими и беззащитными. Таким Наташа не видела его никогда. Даже и представить не могла, что он может быть таким.

Наташа оперлась подбородком на ладонь, сказала задумчиво:

– Не знала, что ты играешь.

– Шутишь? – Зимородинский покачал головой.– Разве это игра? Так, для себя…

Он положил гитару на тахту, рядом с Наташей, провел ладонью над свечой. Пламя сразу удлинилось, потянулось к его руке, словно живое. Живое…

Надо бы записать»,– подумала Наташа. И тут же забыла. Рука Зимородинского гладила подлокотник, но Наташе показалось: пальцы его касаются не полированного дерева, а ее собственной кожи, такой же темной и блестящей.

– Ты сейчас какой-то другой, Слава,– сказала Наташа.

Зимородинский молчал.

Наташа взяла гитару, ей нужно было занять руки.

Зимородинский тут же откинулся в кресле, переплел пальцы, приготовился слушать.

Наташа села поудобней, перекинула ногу за ногу. У нее были очень красивые ноги. Редко какому мужчине удавалось не обращать на них внимания. Зимородинскому удавалось. Он всегда смотрел только в глаза. Или чуть-чуть глубже. Наташа чувствовала: он доверяется ей. Полностью. Не требуя ничего взамен. Отдаст ей все, что она попросит. Даже собственную жизнь. Слава ничего не говорил, но она поняла. Такая власть пугала и завораживала. Будто смотришь в пропасть…

«Мне надо на кого-нибудь молиться…»

Пальцы Наташи скользили по белым упругим струнам. Как по живому.

Наташа запнулась…

Наташа закрыла глаза, пережидая. Это нельзя петь!

Отошло. Наташа вздохнула, с трудом вспомнила прежние слова: