Место для битвы - Мазин Александр Владимирович. Страница 22

Разбойничьи лаечки не выглядели бдительными сторожами, тем не менее варяги не поленились обогнуть усадьбу, зайти с подветренной стороны и залечь на бугорке, в зарослях малины.

Через часок из дому в голом виде вывалили двое его обитателей и отправились купать лошадей. Место было удобное: сверху к реке сползал желтый песчаный язык. Тут же лежали кверху днищами две узкие лодки.

Все три шавки увязались за людьми, но подобраться поближе варяги не рискнули. Впрочем, информацию о численности противника они получили, когда обитатели избы вместе с черниговским гостем выбрались во двор пообедать.

Разбойников оказалось четверо.

Смоленского десятника Свейни среди них не было.

Узнав, что требовалось, друзья со всей осторожностью покинули наблюдательный пункт, отъехали километра на три и затаились у тропы.

Духарев был уверен, что возвращаться Фарланд будет тем же путем.

В ожидании «клиента» варяги перекусили пирогом с печенкой, запивая его родниковой водичкой. Затем Духарев отправился вздремнуть, а Устах встал на стражу.

Они успели дважды поменяться, прежде чем, уже на закате, появился Фарланд. Беспечный свей рысил, как через свой собственный двор: кольчуга в сумке, голова не покрыта.

Духарев неторопливо выехал из чащи, остановился.

Фарланд сразу все понял, цапнул рукоять меча…

Но над его головой уже парил печенежский аркан.

– Пошел!

Конь Устаха рванул в галоп, и свей бескрылой птичкой-пингвином вылетел из седла.

Духарев перехватил его лошадь.

Устах проскакал мимо, волоча за собой цеплявшегося за аркан свея. Топот копыт удалился и снова приблизился: варяг вернулся. Когда он остановился около Сереги, гридень Фарланд уже не пытался уцепиться за стянувший горло волосяной аркан. Потому что был мертв.

Устах аккуратно свернул аркан и приторочил к седлу. Вдвоем с Духаревым они подняли покойничка и заправили его ногу в стремя. Длинное стремя, не укороченное, как у варягов и степняков.

Духарев хлестнул лошадь по крупу, и животное, кося испуганным глазом, припустило домой. Труп волочился по земле, отсчитывая мертвой головой все корешки и камешки.

– Ну? – спросил Устах.

– Хочешь сказать: их всего четверо?

– Ну!

– Ну так поехали! – ухмыльнулся Серега.

– Возможности две,– рассуждал Духарев, покачиваясь в седле.– Ударить с ходу или подкрасться незаметно.

– Собачки,– напомнил Устах, ехавший сзади.

– А если чесноком натереться? Или барсучьим жиром?

– Ты сначала барсука схить,– посоветовал друг.

– Да, понятно. Значит, с ходу? А если запрутся?

– Пошумим – выбегут!

– Да, скорее всего. Наглые.

– А кого им бояться? Смердов, что ли? Это же не наши кривичи-охотники. Здесь народ тихий.

– Тоже верно. Значит, решено? С ходу.

– Не с ходу, а сначала оглядеться надо,– возразил Устах.– Давай прибавим, а то стемнеет.

Из открытого продуха [15] курился дымок. Кушать готовили господа разбойнички.

По этому поводу все три пустолайки, вместо того чтобы, как положено, охранять территорию, вертелись у крыльца.

Дверь открылась. Появился мужик с двумя кожаными ведрами. Безоружный, только нож на поясе.

Одна из собачек увязалась за ним, остальные попытались проникнуть внутрь, но были с позором изгнаны.

– Берем? – спросил Серега.

– Угу. Когда возвращаться будет.

Показался разбойник с полными ведрами. Взобрался по песчаному языку, перехватил ведра в одну руку, пописал сверху, попутно наслаждаясь закатом. Закат и впрямь был красивый. Для некоторых – последний…

Шавки с брехом кинулись к всадникам – и порскнули в стороны, подальше от лошадиных копыт.

Любитель заката уронил ведра, заорал истошным голосом. Одной рукой придержал портки, другой выхватил нож. Герой! Лучше бы в речку прыгнул. Пронесшийся мимо Устах выбросил руку с мечом – и «герой» полетел с откоса.

Духарев махнул через забор и лихо, прямо с седла сиганул на крыльцо. Почти месяц этот приемчик осваивал. Освоил. Но сейчас едва не грохнулся – из-под ноги с визгом метнулась собачонка.

В доме царила идиллия. Один разбойничек лежал на лавке и считал мух, второй, «вооруженный» большой деревянной ложкой, кухарничал. Третий топориком рубил дровишки. Появление Духарева восторгов не вызвало: топорик немедленно полетел ему в лоб. Серега пригнулся, чтобы не мешать красивому полету.

В укоризну разбойничкам следует отметить, что они не стали спрашивать гостя, кто да откуда, а, похватав что подвернулось, невежливо, скопом кинулись на него. Решили, видно, что раз нежданный гость один-одинешенек…

Последнее, впрочем, для них не имело ровно никакого значения. Когда, минутой позже, в избу ворвался Устах, веселье уже закончилось. Варягу осталось только хмыкнуть и вытереть подвернувшимся рушником меч.

Трупы погрузили в лодку и отправили вниз по реке.

Поужинали разбойничьей похлебкой. Собачек тоже не обидели. Лаечка – не боевой пес. Кто ее кормит – того и любит.

Плохо было одно: в запале всех разбойников побили насмерть. А лучше было б хоть одного живьем взять. Да поинтересоваться, когда вернутся его дружки.

В избе они прожили еще три дня. Два – как на курорте: никто не беспокоит, погода отличная, третий – хуже. Во-первых, зарядил дождь, во-вторых, из Чернигова заявился гость. Тот самый свей, которого Серега на пиру маленько попинал.

Приехал болезный, ну прям как к себе домой. Примотал поводья к столбу и ввалился в избу без стука.

Ну и удивился же он, увидав новых квартирантов! Целую минуту стоял, сопли жевал да рот открывал-закрывал, как первогодок, пойманный за дрочкой на устав караульной службы.

Варяги дали ему возможность наудивляться сполна, но когда свей сделал попытку удрать, попытку эту безжалостно пресекли.

Далее имела место небольшая приватная беседа, в результате которой была получена следующая информация: в черниговском Детинце маленько обеспокоены. Сам князь Рунольт пробудился от многолетней дремы и лично опросил каждого из своих дружинников: что же такое происходит? Сначала тур приканчивает Бьярни. Потом ни с того ни с сего режет вены Бердяк. И в довершение лошадь приволакивает Фарланда с разбитой башкой. Ну, допустим, тур есть тур. С ним шутки плохи. Ну, допустим, угр всегда был с придурью, а Фарланд – неважным наездником. Каждая смерть в отдельности не вызывала подозрений. Но три подряд!

Не выяснив ничего путного у дружины, Рунольт послал за жрецами: может, кто из богов на братву обиделся? Оказалось, да. Обиделись. Причем все сразу. И все с трогательным единодушием желают внеплановых подарков.

Рунольт, лентяй, но отнюдь не дурак, от такой жадности озверел, жрецов выгнал взашей. Вспомнив, что сам – верховный жрец, собственноручно зарезал трех стареньких рабов у Перунова идола. Засим разослал дружинников искать по лесам настоящего ведуна. Вот в рамках этих поисков и решил свей наведаться в разбойничью избушку. И выяснить, что дальше делать? А то он, несмотря на присягу, хоть сейчас готов разобраться с этим жирным варягом Рунольтом! Вот ведь жадюга: воспользовался княжьим правом и присвоил себе имущество всех троих погибших. А это ж такая прорва денег! Рази ж какой-то Рунольт имеет больше прав на наследство, чем старый кореш и подельник усопших?

Варяги ему пособолезновали. Устах даже настолько расчувствовался, что оставил бедняге второе ухо. Только вот беда, вошканье князя черниговского их совсем не интересовало, а ничего путного по поводу своих пока еще живых корешей, отсутствующих разбойников, свей сообщить как раз и не смог. Грабить уехали, это понятно. А когда вернутся – только они сами и ведают.

Смертельно обиженного свея Устах «подарил» Перуну. С просьбой поспособствовать им, а не черниговским безобразникам. Варяг полагал, что даже один сочный, пусть даже непутевый гридень на весах перетянет трех чахлых холопов, прирезанных Рунольтом. Серега не возражал. Не видел оснований препятствовать другу в отправлении религиозных «надобностей», тем более что свея так и так следовало прикончить.