Римский орел - Мазин Александр Владимирович. Страница 108

И Геннадий был просто обязан пошевелить мозгами и учесть, что такой неординарный вождь может выкинуть еще какой-нибудь финт. Черепанов, изучивший и проанализировавший на основании архивных данных все варианты классической варварской стратегии, должен был заподозрить неладное, когда столкнулся с внезапным превращением продуманной тактики в безалаберный грабеж. Но не заподозрил ничего. Наверное, потому, что подсознательно расслабился, когда обнаружил, что наконец-то поведение варваров стало типичным: опьяненное успехом скифское войско наконец-то рассыпалось на множество мелких отрядов, выискивающих добычу пожирнее и побеззащитнее, а часть варваров и вовсе отбыла домой, удовольствовавшись уже награбленным.

И потому вместо двух с половиной тысяч сплоченных головорезов, которым вполне под силу разгромить черепановскую когорту в открытом бою, легионерам Геннадия пришлось иметь дело с сотней разбойничьих шаек. Шаек, которые можно переловить поодиночке и передавить, как хозяин дома давит вытряхнутых из коробки с мукой тараканов.

Черепанов увлекся. И пять дней занимался зачисткой местности. А на шестой, когда он уже готов был писать победный рапорт примипилу Гонорию, подполковнику доложили, что некие рыбаки видели некие не римские корабли, двигавшиеся в сторону Адрианополя. И тогда Черепанов – впервые за эту неделю – выругался по-русски.

И наконец подключил мозги.

И моментально нашел свидетелей того, что часть варваров, сев на корабли и погрузив свою долю трофеев, отбыла не в северном, а в южном направлении. И корабли эти, следующие в южном направлении, видели с берега очень многие.

А следовательно, версия о том, что варвары отбыли домой, удовлетворенные размерами добычи, совершенно несостоятельна. Потому что дом варваров находился в прямо противоположном направлении.

Они высадились в небольшой бухте. Вдалеке от римских селений. Так же скрытно, как и раньше, прошли почти сотню миль по не такой уж малонаселенной территории Нижней Мезии. А затем неожиданно появились прямо у ворот города Цекулы.

Но тут им не повезло. Стража все-таки успела запереть ворота. А ворота у Цекулы были крепкие. И стены тоже. И гарнизон – четыреста солдат плюс столько же вигилов. А варваров было около тысячи. И никаких осадных машин. Тут бы им, разграбив предместья и окрестные усадьбы, и убраться восвояси. Однако они не убрались. Более того, эти разбойники, о которых было доподлинно известно, что они не способны к планомерной осаде и если уж прорвутся в какое-нибудь укрепление, то лишь с ходу, нахрапом, или обманом, неожиданно проявили просто римское хитроумие и обрушили часть городской стены. И взяли Цекулу, можно сказать, тепленькой. Поскольку ошеломленные подобным оборотом гарнизон и ополчение оборонялись крайне неорганизованно.

Далее события развивались еще более неординарно. Потому что, взяв город, германцы, вместо того чтобы, как это принято у варваров, неделю веселиться и праздновать, истребляя жителей и припасы, быстренько, практически без резни, за три дня обчистили его, напрягли население, заставив изготовить семьдесят пять «типовых» варварских фургонов, конфисковали всех лошадей в округе, часть которых запрягли в фургоны, остальных взяли под седло и уже на четвертый день двинулись в обратный путь.

Выступи они хотя бы на день раньше – ушли бы. Но этот единственный день стал для них роковым.

Ала ауксилариев Трогуса, спешно посланная Черепановым на помощь Цекуле (пока подойдут основные силы), обнаружив разоренный город и полное отсутствие в нем варваров, не стала дожидаться подмоги, а устремилась по горячим следам и буквально на следующий день настигла банду. И тут Трогус проявил себя настоящим командиром: показал, что он не только храбр, но и разумен.

Бросься он в бой со своими тремястами всадниками – и тысяча германцев стерла бы его кавалеристов в порошок. Единственная легкая ала была не в состоянии причинить германцам сколько-нибудь серьезного ущерба. Тем более что при первой же угрозе варвары перестроились. Теперь они двигались двумя уступами, так, чтобы ехавший впереди фургон защищал упряжку следующего за ним. Фронт образованного построения прикрыли, развернув головные фургоны «задом наперед», вернее, приспособив упряжки так, чтобы те не тянули повозки, а толкали их перед собой. Это существенно уменьшило скорость германского войска, но зато варвары смогли продолжать движение, игнорируя вертевшихся поблизости конных стрелков. Те, впрочем, быстро сообразили, что обстреливать фургоны издалека – попусту тратить стрелы. А подобраться поближе ауксиларии не рисковали. У варваров тоже были кони. И луки. И даже парочка захваченных в городке римских карабаллист.

Да, серьезного вреда Трогус причинить им не мог. Но он заставил германцев все время «держать» боевое построение. И постоянно чинил им мелкие пакости: вроде зажигательных стрел и беспокоящих ночных наскоков. И пресекал попытки противника высылать дозоры и выставлять боевое охранение. Ауксиларии хоть и числились вспомогательными, но были отличными бойцами. Особенно армяне, которые воевали с Максимином еще в Мидии и в совершенстве освоили тактику персидской легкой конницы: «укусил-отскочил!» Германские конники не могли с ними разделаться. Пару раз армянам, весьма ловким в обращении с арканами, удавалось даже сдернуть и уволочь германца. А потом подкинуть варварам то, что от него осталось. Трогус рассчитывал вызвать противника на более активные действия, но германцы на провокацию не поддавались: продолжали двигаться под защитой повозок.

Подобная «волчья» тактика обходилась Трогусу недешево. За три дня ала потеряла убитыми и ранеными более семидесяти человек. Потери германцев были втрое меньше: они были не в чистом поле, а под прикрытием возов. Но зато их скорость снизилась раз в шесть. И за три дня они одолели не больше сорока миль. А на четвертый день увидели основные силы римлян. Плотные шеренги с «развернутыми знаменами». Любой человек с хорошим зрением и разбиравшийся в римских штандартах без труда подсчитал бы, что имеет дело как минимум с полной когортой. Зрение у варваров было отличное, и считать (в этих пределах) они тоже умели. Но разворачивать фургоны «фортом» не стали. Уж больно место было неудобное – лощина между двумя холмами с мелкой речушкой посередине. Зато дальше, до самого моря, тянулись фруктовые сады, а до бухточки, где остались корабли, – меньше десяти миль. Вероятно, поэтому германцы даже не остановились для боя. Их предводитель не без оснований опасался, как бы римляне первыми не добрались до кораблей. Конечно, при кораблях оставалась охрана, но против полной когорты она не устоит.