Римский орел - Мазин Александр Владимирович. Страница 13

И вождь колебался: скормить ли преступника мелким сухопутным крабам, в изобилии водящимся в окрестностях, или привязать у муравейника. Вождь колебался, потому что колдун не мог уверенно ответить, какой именно способ казни более симпатичен духам. А сейчас эти двое вызвали охотника Тца (который, кстати, был одним из тех, кто выследил Черепанова) и потребовали, чтобы тот вернул поученные за дочку деньги. Поэтому Тца так рассердился и так размахивал ножом, которым, несомненно, умел пользоваться. Шаман был склонен разрешить Тца отрезать от Черепанова кусочек-другой. Вождь был против. Главным же заступником Геннадия был, как ни странно, толмач.

За трое суток, проведенных Геннадием в индейском поселке, толмач был единственным человеком, который выказал Черепанову что-то вроде симпатии. Вероятно, потому, что полукровка сам был в поселке гостем. Правда, гостем, пользовавшимся определенным уважением, поскольку у него здесь была отдельная хижина и своя «женщина», девчонка лет тринадцати, с которой толмач занимался любовью по нескольку раз в день, выказывая большую выносливость. Все это Черепанов знал доподлинно, поскольку большую часть времени валялся связанным на земляном полу хижины толмача. Черепанов подозревал, что, пользуя свою маленькую подружку на глазах пленника, полукровка демонстрирует ему, пленнику, свое превосходство. В промежутках между половыми актами толмач усаживался рядом с летчиком и обстоятельно разъяснял, в чем он, летчик, был не прав, и пытался вызнать код черепановской кредитки. Толмач был не чужд цивилизации. Как выяснилось позже, он являлся связующим звеном между этой самой «цивилизацией» и дикарями-горцами. И не одобрял идею скормить Черепанова крабам, полагая, что летчику можно найти лучшее применение. Толмач полагал, что за Черепанова заплатят хорошие деньги.

Тца схватил Черепанова за нос и взмахнул ножом… Пугал, сволочь. Без дозволения вождя этот паршивец портить лицо пленнику не рискнет. Шакал. Будь Геннадий свободен, он бы тщедушного аборигена голыми руками на части порвал. Знать бы, что все так обернется, хрен бы они его взяли так просто. Ну, как говорится: знал бы, куда упадешь, соломки бы подстелил.

Толмач что-то сказал вождю. Вождь вякнул по-своему, и Тца оставил Черепанова в покое.

Между полукровкой и вождем возникла дискуссия. Похоже, толмач предлагал Черепанова продать. Геннадий, разумеется, слов не понимал, но мулат сопровождал речь активной жестикуляцией, а слово «доллар» – оно международное. Похоже, вождь склонен был согласиться. И даже Тца успокоился: решил, видно, что и ему что-то перепадет. Жаден, паршивец. Дикарь. Черепановский «роллекс», подарок хорошего человека, себе на шею повесил. На один шнурок с когтями, зубами и прочей пакостью.

Вождь уже почти согласился было, кивать начал, но тут встрял шаман. Есть такие люди: одного взгляда достаточно, чтобы понять – гнида и садист.

Разорался шаман, завизжал, зафыркал. Принялся вождя стращать, толмачу «козу» показал. Мулат стерпел, попытался вежливо возразить… Шаман перебил: завопил еще громче.

– Взял бы ты его за ноги – да и треснул о столб, – громко посоветовал Геннадий по-английски.

Толмач зыркнул на него и тут же отвернулся. Остальные даже голов не повернули. Для них Геннадий – не человек.

Чужак – и этим все сказано. Конечно, жизнь у них – не сахар. Нищета. Насекомые. Всей цивилизации – дизель у хижины старосты да спутниковый телефон – у толмача. (Вот бы украсть! Хоть на пару минут. ) И оружие, разумеется.

Толмача зовут незамысловато: Сэм. Через него в селение приходит много разных полезных вещей. Например, карабины. И виски. И медикаменты.

И порножурналы, которые, впрочем, привлекают туземцев не столько содержанием, сколько цветной яркостью глянцевых картинок. Толмач – полезный чужак, поэтому к нему прислушиваются.

С его подачи пленнику предоставили даже кое-какую свободу. Посадили на цепь перед хижиной.

И кормят полезным для здоровья неочищенным рисом. Рис – не здешний. Его насыпают из мешка с иероглифической надписью. Мяса не дают. Когда Тца убил дикую свинью, ее ели всем местным табором, но Черепанова никто не угостил.

Вообще-то туземцы – симпатичный народ. Особенно дети. Изящные, смуглые, большеглазые. Глянцево-черные волосы, белые ровные зубы. Но здешняя красота быстро сходит на нет. Особенно у женщин, которым приходится вкалывать от зари до зари.

Детишки делают попытки пообщаться с Геннадием. Они еще не знают, что чужак – не человек. Им любопытно. Дети – и шаман. Этот еще в первый день отрезал у Черепанова клок волос и попытался наворожить какую-то гадость. Теперь приходит и высматривает: не подействовало ли колдовство?

Геннадий развлекается тем, что обкладывает шамана по-русски, многоэтажно. Тот слушает. Вникает. Морщит собачью черную морду.

Пятый день в плену…

Толмач ушел. Звякнул по трубе, поговорил о чем-то по-испански, трахнул напоследок свою девчонку, сказал Черепанову «гуд бай, флаер» – и отбыл.

И сука-шаман воспользовался его отсутствием, чтобы уломать вождя.

На третий день Черепанову подмешали в рис какую-то дрянь, и он отключился. Пришел в себя на камешках, у ручья. Голый. Связанный по рукам и ногам. Качественно связанный. Вокруг расположились аборигены: шаман, вождь, старейшины, пяток наиболее авторитетных охотников. Сука-шаман подошел, наклонился и полоснул Черепанова ножом по животу. Неглубоко, только кожу вспорол. Кровь пустил. И тоже уселся на почетном месте. Ожидался увлекательный спектакль. С Черепановым в главной роли. В роли главного блюда. На кровь тут же слетелись мухи, облепили рану. Геннадий толкнулся связанными ногами и скатился в ручей. Вода была ледяная. Мухам она не понравилась. Черепанов уткнулся лицом в мелкие камешки на дне. Утонуть все же приятней, чем быть заживо съеденным.

Утонуть ему не дали. Схватили, вытащили, придавили ноги бревном: лежи, не рыпайся.

– Край! [17] – с мерзкой улыбочкой посоветовал шаман. – Край!

Надо же, какие мы полиглоты.

Положение у Черепанова было – хуже некуда. Но все равно не верилось, что это конец. И еще было очень обидно. Ну что за удача у него такая долбаная! Сколько раз уже так бывало: надежное, казалось бы, дело внезапно оборачивается морем каких-то диких, абсолютно неожиданных проблем. При этом Геннадий – не из тех, кто ищет приключений на свое седалище. Совсем наоборот. Долбаные приключения сами его находят, выскакивают, словно крыса из-под холодильника, и нагло хватают за палец. Почему, черт возьми, эта долбаная крыса поселилась именно под его холодильником?