Римский орел - Мазин Александр Владимирович. Страница 50

– И как же это ему удалось?

Хозяин гостиницы криво усмехнулся.

– Он выбрал трех самых жадных чиновников – и досыта накормил их серебром.

– И чиновники после этого стали честными? – хмыкнул Черепанов. – Не верю.

В мире, где Геннадий родился, не было более алчных и беспринципных существ, чем чиновники и политики. И он очень сомневался, что в этом мире дело обстоит иначе.

– Чтобы чиновники перестали красть и брать взятки только потому, что им отвалили большой куш? – Геннадий скептически поднял бровь. – Да они станут еще больше хапать!

– А ты не такой уж варвар, каким кажешься, – заметил Парсий. – Ты многое знаешь о цивилизации. – Он потянулся за чашей, из которой пил Плавт, плеснул на донышко: – Твое здоровье, рикс. Ты кое-что знаешь о чиновниках, но совсем не знаешь Максимина. Квесторы, которых накормил он, перестали брать взятки. Никто не сможет брать взятки, если в него влить четверть фунта расплавленного серебра.

– А как же закон? – осведомился подполковник. – Ведь это убийство.

– Разве? – Толстая физиономия римского трактирщика приобрела скептическое выражение. – Нашлось немало свидетелей, показавших, что эти чиновники покончили с собой. И даже оставили завещания. – Он плеснул себе еще немного вина и доверху наполнил кратер Черепанова. – В этих провинциях никто не станет свидетельствовать против Максимина. Не потому, что все мы – трусы, а потому что лучше Максимин, чем германцы. Намного лучше… – Тут он спохватился, с опаской глянул на Геннадия. – Я не хочу сказать плохого обо всех варварах, доблестный рикс! Но поблизости от границы…

– Я видел, как с вами обходятся варвары, – прервал его Черепанов, потянувшись за чашей. Чертовски приятное вино. И финики вкусные. Но были бы еще вкусней, если бы в них не пихали столько пряностей и сахара. – А ты неплохо осведомлен, Парсий, – заметил подполковник. – Откуда?

– Разные люди ездят по этой дороге, доблестный рикс. – Хозяин гостиницы лукаво усмехнулся. (Ну и пройдошливая у него рожа, однако!) —

И те, у кого есть деньги, всегда останавливаются в моей гостинице. А когда человек выпьет много хорошего вина и отдохнет с хорошими девочками (а девочки у меня еще лучше, чем вино, зря ты от них отказываешься, доблестный рикс), то он становится разговорчив. Но ты не думай, будто Парсий – болтун. Парсий умеет хранить настоящие тайны. Хотя… – Он метнул на Черепанова хитрый взгляд.

И тут масляный светильник на столе мигнул и погас. Сразу стало темно. Только в квадратном отверстии потолка тлели белые искры звезд.

Черепанов приподнялся на ложе – и понял, что слабенькое римское вино все-таки взяло свое. Послушное прежде тело стало ленивым и расслабленным. Но это было приятно. За стеной женский голосок рассыпался смехом, к которому тут же присоединился мужской басовитый хохоток.

Но в самом атриуме были только Черепанов и Парсий. Да лохматая собака в дальнем углу, с хрупаньем обрабатывающая кость.

– Не хочет ли доблестный рикс Геннадий пройти в отведенную ему комнату? – вежливо осведомился Парсий.

– Пожалуй, – согласился Черепанов, не двигаясь с места.

Хозяин гостиницы негромко свистнул. Собака перестала грызть кость, а у ложа, словно по волшебству, возник раб. С лампой.

– Помоги господину, – велел Парсий.

– Да я сам… – попытался запротестовать Геннадий, поднимаясь. Но тут пол предательски качнулся, и летчик-космонавт Черепанов едва не ушел в пике. Однако раб ухватил его под мышки.

«Сколько же я выпил? – подумал Геннадий. – Литров десять минимум…»

Неудивительно, что его повело. Удивительно, что голова оставалась абсолютно трезвой и ясной.

Заботливый раб помог ему выйти во двор, потом они вместе взобрались по лестнице на второй этаж.

Там ждал Парсий.

– Твоя комната, доблестный рикс!

Широкая кровать с высоким изголовьем. Красное покрывало. Красная бахрома кистей. Квадратный низкий столик на кривых ножках. На нем – масляная лампа в форме черепахи и кувшин.

– Если доблестному риксу потребуется что-то – ему достаточно потянуть вот это. – Парсий указал на убегающий вниз шнурок. – Приятных снов!

Геннадий действительно слишком много выпил в тот вечер. Иначе наверняка проснулся бы, едва она вошла в комнату: сон у Черепанова был очень чуткий, хотя он и не утратил обретенного в курсантские годы умения засыпать в любых условиях: в очереди, на партсобрании, в самолете… Разумеется, если самолет пилотировал не он. При этом никакой посторонний шум Черепанову не мешал. Но от конкретного звука он просыпался мгновенно. Словно в спящем сознании бодрствовал некто фильтрующий внешние раздражители и при необходимости мгновенно нажимающий на кнопку тревоги. Но в эту ночь «некто» тоже отрубился, и подполковник проснулся, только когда что-то теплое и мягкое прижалось к его груди.

Но, проснувшись, он узнал ее мгновенно. По тонкому аромату роз и меда. Марция!

– Надеюсь, это не отец тебя прислал, – проговорил он строго. Впрочем, руки подполковника, будто по собственной воле, уже заскользили по шелковистой коже.

Марция возмущенно фыркнула – прямо Геннадию в ухо.

– Я – свободная девушка!

– А не слишком ли вольно ты себя ведешь – для девушки? – осведомился Черепанов.

Быстрые пальчики Марции были действительно проворными.

– Ты предпочитаешь девственниц, могучий рикс? Ты боишься, что другие мужчины сильнее твоего приапа?

– Разве я не сказал, что предпочитаю тебя? – Черепанов провел пальцем между ее лопаток – к пояснице, выгнувшейся навстречу его прикосновению.

В следующий миг она поймала его руку и потянула вниз.

– Ты можешь легко убедиться, что я – не девственница, – шепнула Марция. – Прямо сейчас, дикий варвар! Ну же!

И тут же оказалась перевернутой на живот и притиснутой к кровати пятипудовым прессом профессионального борца. Марция только и успела, что пискнуть.

– Ну нет, детка, – зарываясь лицом в пушистую копну ее волос, шепнул в нежное ушко Черепанов. – Командую я. Всегда. А если кто-то против – то ее не спрашивают. А если кому-то не нравится, то придется потерпеть. Что?