Спящий дракон - Мазин Александр Владимирович. Страница 127
«Когда мысли уйдут все,– сказал маг,– твой урок выполнен. Если же у тебя не получится, жди, пока тень достигнет отметки».
Вдалеке, у самого горизонта, белел парус попавшего в штиль корабля. Гестион затосковал по прохладной келье, что была у него в Руне.
«Эта тень почти не движется»,– подумал он и провел языком по шершавым губам.
Гестион следил за мыслями, смотрел на набегающие волны, которые заворачивались белыми кружевными воротничками, а потом сползали, шипя и пузырясь, по темным круглым камням. Он пропустил момент, когда вода стала подниматься, достигла его ног, поднялась еще выше, зеленая, прохладная… Гестион перестал чувствовать жару, окунулся с головой, приподнялся и повис, как поплавок. Вода, сомкнувшись над макушкой, затопила небо с редкими пушинками облаков, затопила солнце, затопила каменные острые пики за спиной…
Когда Гестион очнулся, была ночь. Мальчик лежал на шерстяном, пахнущем дымом одеяле. Рядом горел костер.
У костра на корточках сидел маг и подбрасывал в огонь куски плавника. Поставленный на камни котелок бормотал сердито, с шипением, окутывался паром, когда бурлящая жидкость переплескивалась через край. Ветер принес аппетитный запах похлебки, и живот напомнил Гестиону о себе. Мальчик приподнялся, и Учитель, услышав, спросил:
– Есть хочешь? – Черный камень над его лбом отражал красные языки пламени.– Сейчас будет готово. Беги за ложкой!
Гестион встал, чувствуя легкость в теле и некую отстраненность, какая бывает, если видишь картины, навеянные пением скадда.
Строго по очереди Гестион и маг погружали ложки в котелок, причем каждый старался оставить другому лучшие куски. Когда с похлебкой было покончено, маг, облизнув свою круглую серебряную ложку, спрятал ее в карман куртки. В этот момент он меньше всего походил на мага, скорее – на крестьянина или рыбака, которому пришлось заночевать вне дома.
Учитель повернулся и обратил на Гестиона сосредоточенный взгляд зеленоватых глаз, глубоко упрятанных в темные впадины глазниц.
– Я доволен тобой! – сказал он.– Сегодня ты расковал первое звено своей цепи.
– А…– смущенно пробормотал Гестион.– Но я ничего не помню, Учитель!
– Вспомнишь! – уверенно сказал маг.– Это совсем маленькое звено, мальчик. Но очень важное!
– А что дальше? – Внутри у Гестиона все ликовало от похвалы.
– Дальше не спеши! – отрезал маг. И замолк.
Пахло морем и сладким дымом догорающего костра. И травяным настоем, который они прихлебывали маленькими глотками из деревянных чаш. Над спокойным морем полыхали зарницы. Иногда тишину нарушал протяжный свист: вздыхал дракон. Звери все еще спали на камнях наверху. Они будут спать до восхода. Ветер усилился. Он был теплым и соленым и сдул пепел с потускневших углей. Костер вспыхнул и озарил худое загорелое лицо мага.
– Учитель! – решился спросить Гестион.– Это твой остров?
– Мой.
– И у тебя есть здесь дом?
– Есть.
– Отчего же мы здесь, Учитель?
– Ты хочешь под крышу?
– Нет, нет!
– Ты станешь магом, Гестион. А дом мага – он сам. Привыкай. Ночь длинна.
– Так что же, мы совсем не будем спать, Учитель?
– Нет.
– Но ты сказал: завтра мы летим к Закатным горам. И будем сражаться!
– Я не сказал «сражаться». Разве ты хочешь спать? Сиди и слушай, как светят звезды. Ты и так много спишь, мальчик. Магу некогда спать, если он учится.
– Ты учишься, Учитель? – удивился Гестион.
– Всегда. Молчи. Время уходит, а у тебя всего одна жизнь.
– А у тебя, Учитель?
– У меня – нет. А теперь закрой свой рот, мальчик, или я отвезу тебя в Руну и возьму другого несмышленыша.
Гестион испуганно замолчал, а волны продолжали катиться и катиться, как делали это века и века. И они были древней, много древней Троя-Странника.
X
«Некий маг нашел древний, времен Махд-Шагош, талисман. Правило возничего крылатой колесницы. Но колесницы у него не было, поскольку в нынешнее время никто из нас не знает даже, как они выглядели. Зато по ночам сиял талисман необычайно, а в холодное время, если сунуть его за пазуху, то тепло. И был маг весьма доволен».
От дома Ронзангтондамени до Дворца – три минуты пешком. Но этикет требовал, чтобы подъехала Женщина Гнона в карете или на колеснице в сопровождении свиты, и протрубил ее глашатай, возвестив:
– Женщина Гнона приехала!
А Королевская Привратница, склонившись, произнесет:
– Королева ждет тебя, Женщина Гнона!
Только тогда возничий свистнул, упряжные псы натянули постромки, и карета, въехав в арку, прокатилась по парковой аллее и остановилась в положенном месте рядом с другими. Выйдя из кареты, Ронзангтондамени отпустила всех, кроме трех избранных мужей. Если бы не этикет, она отослала бы и мужей, взяв одного Санти.
Впятером они проследовали ко входу во Дворец.
Санти впервые увидел Королеву Урнгура. И удивился, как она похожа, и внешностью, и одеянием, на Ронзангтондамени.
«Может быть, все Женщины Урнгура похожи?» – подумал юноша.
Скоро у него появилась возможность убедиться в правильности своего предположения.
Королева обняла Ронзангтондамени.
– Здравствуй, Гилли, сестра! – сказала Женщина Гнона.
– Здравствуй, Генани, сестра! – ответила Королева.
На мужчин она не обратила внимания.
Генани вошла во Дворец. Слуга в цветах Королевы, желтое и золотое с коричневым, часто кланяясь, провел гостей в пиршественную залу. После дворца соххогои пиршественная не показалась Санти очень большой. Но была светла и убрана отнюдь не бедно. Столы, пересекавшие ее длинными рядами, были застелены скатертями, вытканными так, что не уступили бы гобелену. Еду еще не подали, но большая часть гостей уже появилась. На возвышении у дальнего конца самого длинного из столов Санти увидел трон из темно-коричневого дерева с золотыми украшениями. На троне же – знакомую фигуру. Впрочем, знакомой она показалась ему не сразу. Санти привык видеть Нила в трико и распахнутой на груди кожаной куртке, с непокрытой головой. Теперь же облачение великана было совершенно другим. Могучую грудь плотно облегала кольчуга, золоченая, отличной работы, с вычерненным в центре силуэтом горы. Плащ-мантия из коричневой парчи с золотой каймой тяжелыми складками спускалась к подножию трона. Волосы, тщательно завитые, заправлены за уши. Открытый шлем, легкий, церемониальный, венчал крупную голову Нила и сам венчался золотым драконом, раскинувшим треугольные крылья над плечами великана. Мраморно-белое лицо Нила было неподвижно. Брови вычернены. Отросшая светлая борода делала лицо еще больше. Вид у гиганта был потрясающий. Если бы Санти пожелал представить себе грозного бога, он представил бы его именно таким. Эрд и Биорк занимали места на ступенях подножия трона. Светлорожденный по-прежнему великолепен, но красота его – красота медовницы рядом с парящим драконом, Нилом.