Утро Судного Дня - Мазин Александр Владимирович. Страница 43

И они разделились. Архо, Артём, Пута и Даша остались в лагере. Остальные ушли.

В отличие от Путы, Грива не считал, что Мавас прав. Попытка спасти женщин – чистое самоубийство. Но Артём даже не пытался переубедить Маваса. Грива прекрасно понимал старшего брата Архо. И сам на его месте поступил бы так же. Но на своем – предпочел бы, чтобы рядом с Дашей их было тринадцать, а не трое.

И еще он очень сомневался, что им удастся доказать преследователям, что беглецов по-прежнему несколько десятков.

Однако был в их положении плюс: втроем легче спрятаться. Конечно, те, кто за ними гонится, сами – обитатели предгорий. Но предгорья – не горы. И хребет, к подножию которого они подошли, это совсем другой хребет. Что ж, у Артёма достаточный опыт скалолазания, чтобы потягаться с какими-то дикарями. Да он в одиночку прикончил бы их всех… Если бы не шаман.

Грива содрогнулся. Даша удивленно посмотрела на него. Она почувствовала его страх.

– Чертов шаман, – пробормотал Грива по-русски. – Ты ведь ищешь меня, сука? Ищешь, да?

Надо уходить. Раньше, чем рассветет. И позаботиться, чтобы их след был достаточно широким, и преследователям не пришло в голову искать другой.

Глава тридцать третья

Последний бой Артёма Гривы

Утро началось с убитого леопарда. Леопард, небольшой, с дымчатыми пятнами на шкуре, с мордой более длинной и плоской, чем у его сородичей на равнине, прыгнул на Гриву со скалы. Артём шел замыкающим, и зверь, видно, решил, что схитить человека – хорошая идея. Грива еще в воздухе поймал леопарда на копье, а подоспевший Пута размозжил его череп дубинкой.

Поскольку хищник был довольно мелкий, Грива решил: молодой. Но Архо, заглянув мертвому леопарду в пасть, сказал, что зверю лет шесть-семь.

В четыре руки Пута и Архо содрали с леопарда шкуру. Еще одна шкура не помешает. Ночи здесь намного холоднее, чем внизу. Хорошо хоть, туман, донимавший их в джунглях, туман, от которого с листьев сыпались капли, а кожа набухала от сырости, остался внизу. Как и джунгли.

За восемнадцать дней их маленький отряд, по прикидкам Гривы, поднялся на полторы-две тысячи метров. Оторваться от преследователей им не удалось.

Поначалу Грива и его друзья шли звериными тропами через джунгли: подошва и нижная часть горных склонов густо заросли лесом. Зверье здесь было непуганое. Людей животные не боялось, охотиться было легко. Один раз напоролись на шестерых горилл, возглавляемых здоровенным седым самцом. Архо и Пута, как ни странно, видели горилл впервые, зато на их территории водились шимпанзе, которые считались далеко не безобидными. А тут – зверюги раза в четыре больше. Поэтому, когда разгневанный самец замолотил себя в грудь и ринулся в атаку, его едва не приняли на копья. Артём удержал. Он чувствовал, что горилла лишь демонстрирует ярость.

Так и было. Самец остановился шагах в пяти от Гривы, еще раз взревел, ударил себя в грудь… Артём не шелохнулся… Но смотрел в сторону. То есть – без вызова. И самец, опустившись на четвереньки, потрусил к своему «семейству».

– Пошли, – сказал Грива.

И люди двинулись по тропе мимо горилл, которые продолжали невозмутимо обгладывать молодые побеги. Только самец, оскалившись, продолжал следить за людьми, пока те не скрылись из виду. Удивительно, что природа наделила этакими клычищами прирожденного вегетерианца. И очень удачно, что звери их пропустили. Иначе пришлось бы драться. Пройти можно было только по тропе. Пробиться сквозь мешанину перепутанных, поросших густым мхом лиан и сучьев, с которых свешивались серые лохмы лишайника, без хорошего стального мачете было практически невозможно. Даже по тропе друзья двигались достаточно медленно, потому что лес подступал со всех сторон, а здешние лианы были оснащены длинными острыми шипами.

Преследователей беглецы не видели в течение нескольких дней. Но что-то подсказывало Гриве, что те не отстают.

На пятый день беглецы поднялись на очередной гребень, откуда открывалась роскошная панорама: череда таких же гребней, восходящих к небу, а между гребнями – долины, покрытые зеленым ковром, который сверху кажется мелкой порослью. Однако, спустившись вниз, беглецы убедились, что «поросль» отнюдь не мелкая и довольно плотная. Вдобавок ко всему здесь росла густющая и высокая – по грудь – трава. А там, где травы не было, землю прорезали многочисленные расщелины и овраги, по которым между крупных и мелких камней струились прозрачные ручьи, иногда образующие маленькие шумные водопады, иногда – тихие чистые заводи. В одной из таких Грива за четверть часа руками изловил полдюжины крупных рыб.

У следующего склона беглецы наткнулись на стадо бабуинов, очень недовольных тем, что кто-то помешал им ужинать. Однако недовольство это ограничилось злобным лаем.

Ближе к вечеру беглецы подошли к длинной осыпи. Подъем дался нелегко и занял часа три. Порядком измотанные, Грива и его спутники устроились на ночлег. И когда стемнело, увидели на противоположном склоне, по которому спускались утром, огни костров. Не нужно было особой сообразительности, чтобы догадаться, кто их развел.

Ранним утром беглецы двинулись дальше. Вниз, в «залитый» туманом лес спускаться не стали. Надеялись, что на каменистом гребне останется меньше следов, и преследователи их потеряют.

Напрасная надежда.

Черные людоеды двигались за ними, как привязанные.

Грива думал: не устроить ли им какие-нибудь ловушки… Но отказался от этой мысли. Взгляд первобытного человека фиксирует любую мелочь: чуть более сухой дерн, слишком сильно натянувшуюся лиану… Даже если один-два чернокожих будут ранены или убиты, положение беглецов не улучшится. А на любой такой фокус придется потратить драгоценное время.

Грива внимательно изучал каждую осыпь, которую они преодолевали: нельзя ли устроить на ней камнепад?

Но все они были слишком пологими.

Беглецы забирались все выше. Непролазные джунгли сменились менее буйной растительностью, но идти легче не стало, потому что и сами склоны стали более крутыми. Каменные осыпи, голые скалы…

Теперь они чаще видели преследователей. Вероятно, и преследователи тоже видели их. Чернокожие чувствовали себя в горах вполне уверенно. И за один дневной переход выигрывали час-полтора. Теперь они шли почти по пятам. Лишь один раз беглецам удалось доставить им неприятности: сбросить на головы людоедам с полтонны камней. Пришибло двоих. Остальные же стали намного осторожнее. Что давало некоторый выигрыш времени. Небольшой. В целом беглецы все равно проигрывали. И дело было не в том, что с ними была девушка. Даша шла ничуть не медленнее мужчин. Просто у черных скалолазательные навыки были лучше. Зря они пошли в горы. В саванне у них было бы больше шансов. Правда, в саванне живут люди. Вернее, дикари. А в здешних горах, похоже, двуногих не водилось.

Последние три дня Грива шел замыкающим. Вел Пута. Артёму не очень нравилось идти «куда глаза глядят». В горах это не катит. Но поскольку местности он все равно не знал, а останавливаться было нельзя, то он не протестовал. Зря, наверное. Архо и Пута были обитателями саванны. В горах – впервые. Но Артём чувствовал, что они идут не просто так. Их ведет инстинкт. Чутье. Или что-то вроде того. Другой вопрос, правильный ли это инстинкт…

Гриву мучило беспокойство. За всех. Особенно за Дашу.

Ночами, прижимая ее к себе, он чувствовал себя почти счастливым. И старался не думать о том, что его время в этом мире – год. И когда этот год кончится (если умники не напутали), Грива вернется в свой собственный мир… Так и не выполнив задание, поскольку история о том, как он удирал от людоедов, вряд ли поможет разобраться в феномене спонтанной деструкции.

По прикидкам Артёма, ему оставалось месяцев восемь или около того. Хотя черт его знает, сколько времени Грива проторчал в подземелье у людоедов. В любом случае у него еще есть время, чтобы увести Дашу в безопасное место. Или умереть вместе с ней.