Утро Судного Дня - Мазин Александр Владимирович. Страница 53

– Несовершеннолетний Фахри, кто позволил вам перейти на ручной режим управления? – спросила полицейская тоном строгой учительницы. – Ваши права вступят в силу только через два месяца!

«Мой прокол», – подумал Артём.

Надо было хотя бы прочитать данные предыдущего пилота.

– Ну, мальчик, что ты скажешь в свое оправдание?

Она что, подслеповата? Или все белые для нее – на одно лицо? Принять мужика на четвертом десятке за тинейджера?

– Мне нечего сказать вам, офицер, – произнес Грива очень вежливо. – Потому что я – не Фахри.

Негритянка уставилась на него. Потом перевела взгляд на Дашу. Может, это она – «несовершеннолетний Фахри»?

Но Даша в этот образ никак не укладывалась.

Полицейская задумалась. Точнее, попыталась запустить мыслительный процесс. Задача оказалась ей не по силам.

– А где Фахри? – тупо спросила она.

Хорошо, что они – во французской части Запад-Европы. Французы всегда были малость безалаберны. В той же Германии полицейский уже схватился бы за парализатор.

– Там, – махнул Грива в сторону багажного отсека.

– Там? – Мадам оказалась настолько доверчива, что полезла посмотреть.

Грива отключил ее. Просто ткнул пальцем в мягкую шею. Выдернул из полицейской кобуры парализатор. Если напарник мадам…

Напарник в их сторону даже не смотрел. Он кормил голубей. Это ж надо! Во время задержания нарушителя!

Когда Грива оказался у него за спиной, он как раз отщипнул очередной кусок булки.

– Куда же вы, птички? – воскликнул горе-патрульный, когда более бдительные голуби заметили Гриву.

Ответа на свой вопрос он так и не получил, потому что погрузился в здоровый сон. Этак часика на четыре. На то, чтобы закинуть грузных патрульных в машину, потребовалось минут десять. Гриве даже потребовалась помощь Даши, чтобы запихнуть тяжеленную «мадам» в вертушку.

Еще четверть часа понадобилось, чтобы запустить в техническом режиме одну из припаркованных на крыше вертушек, в которой «предыдущий пользователь» был старше шестнадцати и имел право пилотировать вручную. Брать полицейскую вертушку Грива не рискнул. Слишком приметная.

Итак, они взлетели.

Грива не очень хорошо знал Париж, поэтому направил вертушку к единственному ориентиру, отлично видимому с любой точки парижского неба, – к Эйфелевой башне.

Вот уж никогда не подумал бы Артём, что вид железного чудища, изуродовавшего безупречную архитектуру старого Парижа, когда-нибудь его порадует.

Ближайшая задача – сесть где-нибудь поблизости от российского посольства. А затем попробовать попасть внутрь. Причем – минуя контрольные системы, информацию с которых «аладдиновцы» вполне могут считать. Но в посольстве наверняка найдется кто-то из «императорских орлят», знающих Артёма лично. Так что этот вопрос решить можно. Потом по закрытому каналу связаться с дедом, объяснить, что к чему, и попросить помочь.

Должно сработать. Как бы ни был могуч «Аладдин», но Российская империя тоже кое-что из себя представляет. Тем более что далеко не все лидеры «Аладдина» жаждут крови Артёма Гривы. То есть вряд ли пойдут на открытый конфликт. Хотя… Все-таки год прошел. За год в мировом раскладе многое могло измениться…

Вертушка легла на курс. Грива покосился на свою спутницу. Даша расширенными от восхищения глазами смотрела на проплывающие внизу здания. Артём даже представить не пытался, каково это: увидеть один из крупнейших мегаполисов Запад-Европы человеку, который до сей поры не видел архитектурного сооружения крупнее сплетенной из прутьев хижины.

Хотя, если вспомнить, каково пришлось этой юной девочке в последние месяцы, то вряд ли знакомство с урбанистической цивилизацией будет для нее таким уж большим шоком.

– Это – город, – сказал Грива. – Он называется – Париж. Прости, милая, что не могу показать его тебе. Если будет возможность, мы непременно сюда вернемся.

– Твой мир очень красив, – негромко проговорила Даша. – Только пахнет плохо. Это все построили твои сородичи, да?

– Не совсем мои, но – действительно красиво, – согласился Артём. – Тебе не страшно лететь?

– Почему мне должно быть страшно? – удивилась Даша. – Я уже летала раньше. И ты тоже летал. Только без этого, – она погладила пластиковый подлокотник. – Это очень просто. Есть такой напиток. Ты выпьешь его – и заснешь. А потом проснешься и полетишь. Только пить надо не много. Иначе совсем улетишь из живого мира. Вот как мы с тобой.

«Черт, она все еще думает, что мы умерли!» – сообразил Грива.

– Дашенька, милая, мы живы! – настойчиво произнес он. – Вот моя рука, попробуй, она теплая!

– Да разве это важно? – Даша засмеялась. Это был счастливый смех. – Конечно, мы с тобой умерли, а как же иначе? Если бы ты, любимый, мог видеть свое лицо, то понял бы это сразу.

– Да? Ну это как раз просто, – Грива тронул сенсор, превращая часть обзорного окна в зеркало. – Сейчас ты…

И осекся.

Из зеркального овала на майора Гриву смотрел совсем другой человек. То есть не то чтобы совсем другой. Этот человек был похож на майора Гриву. Даже очень похож. А еще больше он был похож на кадета Гриву, того, который только-только переступил порог Высшей Императорской Школы.

Артёму стало ясно, почему темнокожая полицейская сначала приняла его за несовершеннолетнего Фахти. Да он сам бы принял себя за мальчишку! Чудеса да и только. Теперь они с Дашей выглядели ровесниками. Хорошо это или плохо? А черт его знает. По крайней мере ясно, что с такой физиономией соваться в русское посольство не стоит. Его попросту примут за самозванца. Хотя… Если он помолодел за последние несколько часов и те, кто его ищет, об этом не знают…

– Дашенька, скажи мне, пожалуйста, мое лицо изменилось только сейчас, или вчера оно тоже было таким?

– Ар Т`ом, это шутка, да? Мы же умерли. После смерти даже старики сразу становятся молодыми. Это все знают.

Грива с беспокойством посмотрел на свою подругу. То, что она полагает их умершими, это еще полбеды. А вот то, что она не способна воспринимать реальность, это хуже. Толстуху-полицейскую, которая приняла Артёма за «несовершеннолетнего Фахри», только слепой мог бы счесть юной.

– Да нет же, Ар Т`ом! (Артём, зови меня Артём, милая! – попросил Грива). Да, Артём, хорошо. Только мы, пришедшие из другого мира, становимся молодыми. А те, кто родился здесь, они – всякие. И молодые, и старые…

– А умершие тут отправляются в мир жизни, да? – подхватил Артём. Его раздражало, когда в дикарских суевериях Даши чувствовалась логика. Это значило, что разубедить ее будет не так легко.

– Ну да, только не в мир жизни, а в мир жизни-смерти, – подтвердила Даша.

Ну да, это было именно то слово. Означающее не просто смерть, а смерть-жизнь. Многозначность Дашиного языка едва не ввела Гриву в заблуждение. Теперь он понял… Что ничего, собственно, не изменилось. Жизнь-смерть… Это перерождение, что ли?

– Кто тебе это рассказал? – поинтересовался Грива.

– Шадаква.

– А он откуда узнал? – Беседуя, Артём одновременно переориентировал вертушку.

Теперь они летели не к русскому посольству, а к деловому центру. Там, в переплетениях многоуровневых переходов, Грива рассчитывал найти свободную точку доступа в Сеть. Да и позавтракать не мешало бы. В деловом центре полно бесплатных корпоративных бистро для младшего персонала.

– Как это – откуда узнал Шадаква? – Даша очень удивилась. – Да он же и есть Шадаква!

Шадаква. Пришедший Издалека. Пришедший откуда-то… чего нет. Или, с тем же успехом, его имя можно перевести как «Пришедший из другого мира».

Вот такие пирожки с зубрятиной.

Артём Грива

Найти подходящее бистро, где мы с Дашей не привлекали бы внимания, оказалось не так-то просто. Проблема была в цвете кожи. Даже здесь, в деловом центре, белых почти не было. Наконец я подыскал местечко, где сидела парочка белых европейцев… оказавшихся, впрочем, калифорнийцами. Причем знакомыми. Надо же! На планете восемь миллиардов, а напротив нас сидели батины друзья из Кермаля. К счастью, они меня не узнали. Скользнули любопытными взглядами… И вернулись к своему разговору. Краем уха я уловил слова «Стенфорд», «ифрит», «массовое помешательство»… Я навострил уши. Жаль, если в Стенфорде случилось что-то дурное. Отец говорил: это место, где живет подлинная американская культура. И он прав.

К счастью, со Стенфордом все было в порядке. Или к несчастью, потому что пострадало не меньше десятка калифорнийских городов. Сотни тысяч жертв. Убийства, самоубийства… За тот год, что я провел в палеолите, в моей родной эпохе продолжалась пандемия немотивированной агрессии.

Что ж, будем начеку. Я посмотрел на Дашу. Моя девочка ела мороженое. Первый раз в жизни. На это стоило посмотреть! Даша заметила, что я за ней наблюдаю, улыбнулась перемазанным ртом:

– Очень вкусно!

– Ешь медленно. Оно холодное.

– О да! Очень, очень холодное!

Ну да, холодное – на ее языке означает нечто очень приятное. Когда мы окажемся в России, она поймет, что не все холодное – хорошо. Если мы там окажемся… Если аналитики «Аладдина» не просчитают нас раньше.