Утро Судного Дня - Мазин Александр Владимирович. Страница 70

Все три часа полета из Кейптауна я проспал. Проснулся, когда колеса «крыла» коснулись посадочной полосы. Глянул на экран и обнаружил, что сели мы не где-нибудь, а в Петергофе. На личном аэродроме Государя.

Пока обслуга пристыковала «рукав», я успел выпить кофе и убрать с физиономии щетину.

Посмотрев в зеркало на бодрую физиономию восемнадцатилетнего юнца, я подумал, что стоит отпустить бородку.

Аэровокзал в Петергофе крохотный, но роскошный. Для важных персон. Монархов, премьер-министров… Даже генерал-майоры крайне редко проходят через его арку. Наверное, я был первым просто майором, вошедшим в это здание не в роли охранника, а в качестве гостя.

А уж встречали меня…

Собственно, встречал меня только один человек. Зато какой! Лично начальник Главного Управления по связям Департамента внешней разведки.

– Здорово, Артём! – сказал он. – Ну ты помолодел!

– Здравия желаю, Ваше высоко…

– Без чинов, Артём! – перебил меня дядя Коля, дружески протягивая руку. – Поехали! Время дорого. Тебя ждут.

Однако! Если меня поторапливает тайныйсоветник, то кто же тогда меня ждет? Неужели Государь?

Маленький «комнатный» электромобиль помчался по галерее, соединяющей дворец с аэропортом.

Несколько минут – и мы на месте.

Охрана дворца была усилена. Более того, великолепные мундиры лейб-гвардии сменили куда менее эффектные, но значительно более эффективные бронекомбинезоны.

Нельзя сказать, что мне это понравилось.

Дядя Коля повел меня в императорское крыло, но до Государева кабинета мы не дошли. Свернули на одну из боковых галерей.

Здесь нас ждал целый взвод лейб-гвардейцев, возглавляемый аж поручиком. Неслабо, учитывая, что чин поручика лейб-гвардии соответствует полковничьим жандармским погонам. Останавливать нас не стали. Караул салютовал и расступился. Двери раздвинулись автоматически.

– Доставил, Андрей Алексеевич! – доложил дядя Коля.

Дед встал. На нем был парадный мундир действительного тайного советника. И смотрелся дед так, что сразу хотелось вытянуться по стойке смирно и рапортовать. Но это был мой дед, так что рапортовать я не стал. Мы обнялись. Потом дед отстранился и с полминуты изучал мою юную физиономию.

– М-да, – изрек он наконец. – Батька твой мне говорил, но как-то не верилось.

– Теперь верится? – спросил я, улыбаясь.

– Теперь верю. И завидую, Тёмка! Как так получилось?

– Есть пара идей, – сказал я. – Как только узнаю точно, непременно с тобой поделюсь.

– Не возражаю. Я тоже не против скинуть годков пятьдесят. Николай, ты можешь быть свободен. Эх, Тёмка! Как я рад, что всё обошлось. Отец твой – просто кремень. Только позавчера я узнал, где ты был.

– Не злись на него, дед, – сказал я. – Батя дал мне слово.

– Ну и что? Ты у меня – единственный внук! Мог бы мне сказать!

– Дед, ну ладно! У тебя и так с сердцем проблемы!

– Уже нет. Оно у меня теперь механическое. Насос. Железяка! Представь: оно не стучит, а урчит! – Дед засмеялся, но тут же оборвал смех и добавил серьезно: – Никогда бы не согласился, но время такое – не до инфарктов. Эх, Тёмка, Тёмка! Знаешь, когда ты родился, мы все думали, что наш мир – незыблем. Даже когда началась вся эта дрянь с «ифритом», всё равно мы верили, что Россия превзойдет любые катаклизмы. Если бы ты знал, Тёмка, из каких топей мы тогда вырвались!

– Дед, я всё знаю. Забыл, где я учился?

Дед посмотрел на меня пристально, потом признал нехотя:

– Да. Ты должен знать. Это меня твоя нынешняя физиономия с толку сбила. Сущий юнец ты с виду, Артём Грива! – Дед захихикал. И вдруг как-то сразу весь подобрался, посерьезнел: – Всё, лирики довольно. Артём, сейчас ты подробно и вдумчиво расскажешь всё, что с тобой произошло. Всю эту безумную историю, в которую ты угодил.

– Ты уж прости меня, дед, но все я рассказать не могу.

– Это еще почему? Боишься, что ли, контракт нарушить? Так ты не бойся. Пусть они себе твой контракт знаешь куда засунут!

– Дед, есть кое-что посерьезнее контракта.

– Если у тебя блок, это не страшно, – заявил дед. – Лучшие наши спецы будут здесь не позже сегодняшнего вечера.

– У меня нет блока, – сказал я. – Это вопрос совести, а не психиатрии. Я дал клятву. И нарушить ее только потому, что внутри Комитета нашлись бесчестные люди, я не могу.

– Кому ты клятву дал? Комитету своему? Так они едва тебя не ухлопали! – проворчал дед.

– Дед, ты не понял. С «Аладдином» я подписал контракт. Сейчас этот контракт можно считать разорванным, но не разглашать внутренние секреты «Аладдина» я клялся на Писании. А это, как ты понимаешь, совсем другое.

Дед выругался. Нелитературно.

– Да, дед, – сказал я. – У них тоже есть психологи. И они, поверь, не зря свой хлеб кушают.

– Выходит, клятва эта тебе дороже, чем Родина? – спросил дед.

Я пожал плечами. Некорректно поставленный вопрос.

– И все-таки ты расскажешь, – сурово произнес дед. – Причем не мне.

– А кому? – насторожился я.

– Мне, – раздалось за моей спиной.

Я обернулся, как ужаленный. И вытянулся стрункой. Государь.

– Ваше Величество!

– Андрей Алексеич, можно тебя попросить оставить нас вдвоем? – произнес Государь.

– Да, Ваше Величество. – Дед слегка поклонился и вышел, успев шепнуть мне на прощание: – Чуть не забыл. Красавица твоя у меня живет. Уже по-русски болтает.

Государь дедово кресло занимать не стал. Сел на диванчик у окна, показал на стул напротив, садись, мол.

Я сел. Своеобразное ощущение – сидеть в присутствии Государя.

– А ты действительно помолодел, Артём Грива, – сказал он.

– Ваше Величество, я не знаю, как так получилось. Если бы знал…

– Есть такое слово – чудо, – сказал Государь.

– Ну не то чтобы чудо. Есть одна фирма в Гонконге…

– Знаю, – перебил меня Государь. – Мне предлагали.

– И – вы?!..

– Я отказался. Мне довольно того, что Богом отпущено.

– Меня-то не спрашивали, Ваше Величество, – смущенно проговорил я. – К сожалению, я не имею права об этом рассказывать. Я поклялся…

– Можешь. Мне – можешь, – Государь улыбнулся.

Эту улыбку я помнил с детства. Именно так он улыбался на гало-портрете в моей детской. В углу – маленький иконостас, на стене напротив окна – Государь. Правда, на том портрете волосы Государя еще не были седыми.

– Мне – можешь, – сказал Государь. И добавил торжественно: – Именем Господа нашего освобождаю тебя от всех клятв, кроме дворянской присяги!

Я склонил голову. Государь – глава нашей Православной церкви. Выше него – только Господь. Его именем Государь всея Руси Александр Четвертый мог это сделать.

– Теперь честь твоя не потерпит урона, если ты захочешь поделиться со мной тем, что знаешь, – уже обычным голосом продолжал Государь. – Если захочешь, – повторил он. – Я тебя не неволю, Артём.

Я чувствовал, что Государь говорит искренне. И еще я знал: Государь предоставил мне выбор, потому что был уверен во мне. В том, что я, принимая решение, буду руководствоваться не собственной выгодой, а интересами моей страны. Так же, впрочем, как любой русский дворянин. Это был высочайший уровень доверия. Я могу промолчать. И никто меня не упрекнет. Никто не скажет: ты должен! Скорее всего, никто, кроме нас двоих, об этом даже не узнает.

Но я-то буду знать. И Государь. За мной останется долг, который мне, скорее всего, никогда не удастся вернуть.

И все-таки я колебался… Слишком много было в моей истории такого, во что очень трудно поверить. Поверит ли мне мой Государь?

Я встал и поклонился. И сказал честно:

– Благодарю, Ваше Величество! Я готов рассказать все, но не знаю, поверите ли вы мне…

– Я постараюсь, – со всей серьезностью произнес Государь.

Я говорил несколько часов. С самого начала. С того дня, когда заглянул в выжженное в бронированной двери отверстие и увидел существо, возникшее ниоткуда.

Это был долгий рассказ. Я рассказывал подробно, особо останавливаясь на том, что считал более важным. Собственные выводы старался свести к минимуму. Только факты. Государь прерывал меня крайне редко. Один раз – распорядившись, чтобы нам принесли поесть, второй – когда я рассказал о нашем разговоре с дядей Колей, случившемся в позапрошлом июле. Когда тайный советник сказал мне: «Государя здесь представляю я». Рассказывая об этом эпизоде, я попросил Государя снисходительно отнестись к словам начальника Управления по связям и не использовать сказанное мной во вред его карьере.

– Не беспокойся, Артём, – ответил Государь. – Я уже освободил его от обязанностей руководителя Управления. Он прекрасно справлялся со своей работой в спокойные времена. Сейчас это ему не под силу. Кроме того, я объединил все структуры, которые занимаются «ифритом» и взаимодействуют с Международным координационным Центром по исследованию «ифрита», в единую систему и попросил твоего деда ее возглавить. Он согласился.

Теперь мне стало понятно, почему дед теперь обитает здесь, во дворце, а не в своем уютном доме. И почему меня встречал дядя Коля. Дед снова взял его к себе.

Впрочем, это было не важно.

Я продолжил свой рассказ. Когда я дошел до моего путешествия в прошлое, Государь прервал меня в третий раз.

– Ты уверен, что это было на самом деле? – спросил он.

Я кивнул.

– Продолжай, – разрешил Государь, и я продолжил.

Кое о чем я умолчал. О том, что, по-моему, касалось только меня и Даши.

И о том, кто помог мне бежать с базы «Аладдина». Не то чтобы я не доверял Госудрю… Но я слишком хорошо знал технические возможности моих бывших коллег. И помнил, как мой аладдиновский браслет-коммуникатор игнорировал самые продвинутые русские «глушилки». Вот почему я умолчал об Ирландце и Хокусае. Я сказал, что бежал сам. Повинуясь некоему мистическому импульсу. Зато причину появления «открытого коридора» скрывать не стал. И разговор специального координатора Лю и доктора Сяня передал полностью. Заодно упомянув о своем чудесном умении понимать чужие языки.

Китайские происки Императора не удивили. Надо полагать, его удивило бы их отсутствие. А вот то, что я стал универсальным полиглотом, его заинтересовало. Он даже устроил мне маленькую проверку. Вызвал одного из своих лейб-гвардейцев, хакаса по происхождению, и попросил меня поговорить с ним на его языке. Как и раньше, мой дар заработал не сразу. Сначала я выслушал довольно длинный монолог по-хакасски, а потом – старинную воинскую песню, примерно на середине которой и «включился» мой переводчик.

Государь ушел, когда за окнами уже светало. «До завтра, Артём», – сказал он на прощание. «До завтра, Ваше Величество», – ответил я.

Но завтрашняя встреча не состоялась. В мире произошли события, которые оказались важнее нашей встречи.

Об этом я узнал позже. А тогда принял сообщение о том, что Государь занят и не может дать мне аудиенцию, совершенно спокойно. И решил использовать это время, чтобы дать себе маленькую передышку. Выспаться, побыть в кругу семьи…