Варвары - Мазин Александр Владимирович. Страница 29
– Единоборствовали.– Вутерих нахмурился.– А прежде с божеством реки общались. Только я вот что думаю. Не воинские это боги. И Герменгельд так считает.
Герменгельд хрюкнул, соглашаясь.
– Может, это скотские боги,– подал голос Алзис, племянник, тощий, рыжий, с оттопыренными ушами.– Пригнать к ним скотину и посмотреть. Если это боги скотские, то благословят скот.
– Ага, они благословят! – насмешливо сказал Вутерих.– А через седмицу твой скот и падет. А богов – поминай, как звали.
Вутерих повернулся к Хундиле.
– Вот и Травстила-кузнец тоже сомневается,– сказал он.
– Что говорит кузнец? – Хундила помрачнел. Одно дело – Вутерих, другое – Травстила. У кузнеца глаз верный.
– Сам же слышал,– напомнил Вутерих.– Сомневается он. Кузнец, он как обычно – себе на уме. Только, заметь, от богов он стороной держится.
– Он от всех – в стороне,– буркнул Хундила.– А ты почему думаешь, что чужие боги зло замышляют? – Старейшина зыркнул на Вутериха из-под кустистых бровей.
– А как мне еще думать? Что хорошего от них? А дурного – пожалуйста. Вот Герменгельду руку повредили. Скажи, Герменгельд.
Дюжий верзила Герменгельд поддакнул:
– Ага! – и потряс рукой.
Правду сказать, рука его уже забыла, что ее «повредили».
– Ты, Хундила, сам подумай.– Вутерих наклонился сначала к старейшине, потом быстро повернулся к Ханале: – И ты, Ханала, подумай. Ты же мудр, все повидал. Как было? Злые квеманские духи сперва в Нидаду вселились. Нидаду мы очистили, ладно. И что же дальше?
– Во-во,– поддакнул Герменгельд.– Что дальше? – и шумно отхлебнул из чашки.
– А дальше – ОНИ! – Вутерих поднял палец.– Они! Неведомые боги. Тут как тут. И что они делают?
– Что? – спросил Герменгельд с важностью.
– А они Книву привечают! – с торжеством воскликнул Вутерих.– Нечистого Книву, который с Нидадой был. Книва-то мало что нечист, так еще и глуп, молоко на губах не обсохло. Рад стараться! – Вутерих сжал кулаки.– Вот ты, старейшина, сам посуди: если бы наши боги пришли, нешто они бы так с нечистым поступили?
– Это точно! – насмешливо сказал Алзис.– Наши боги не только из Книвы кровь бы выпустили, но и из Герменгельда. Да и из тебя, Вутерих, тоже. Головы бы вам поотрывали за непочтение. А от этих я что-то зла пока не видал, так что в этом с тобой, Вутерих, согласен: не наши они боги. Да это и сразу ясно было, коли они языка нашего не ведают.
– Вот я к тому и клоню,– гнул свое Вутерих.– Хитрят они. Под себя нас гнут. Смотрите, что выходит. Сперва Книва. Теперь уже и Сигисбарн. Да что Сигисбарн. Вон и сам Фретила, на что муж уважаемый, а перед чужими богами стелется.
– И мне вон руку попортили,– напомнил Герменгельд и шумно отпил пива.
– Молчи, Герменгельд,– оборвал Вутерих.– Надоел со своей рукой. А ты, старейшина, думай. Вот и еще: сегодня Брунегильда на подворье у себя причитала. Чего блажишь-то, спрашиваю. А она в ответ: Фретила с чужими богами родниться хочет, Рагнасвинту к ним посылает.
Тут Вутерих метнул взгляд на Алзиса: как, понравилось, защитничек?
Алзис враз помрачнел, а Хундила аж подскочил:
– Что-о?! Этот? Фретила? С богами породниться? Пришлец бурговский! Да кто его в селе приветил? Я! Стало быть, и мне…
– Сжечь их – и всех делов! – рявкнул Алзис.
Все посмотрели на него.
– А что,– заговорил Алзис. Его узкое, вытянутое, будто у хоря, лицо дернулось.– Пойти всем миром да в богатырской избе их и сжечь. Ясно уж – это квеманские боги обличье чужих богов приняли. Ну так и что ж, что боги? Сжечь их вместе с богатырской избой! Не устоять болотным исчадиям против огня!
Осерчал Алзис и осмелел на диво. Да и не без причины. Все в селе знали, что Алзис и так и эдак к Рагнасвинте подкатывается. Нравится ему Рагнасвинта. Как же ее – чужим богам? Вот и вскипел гневом Алзис. Сам, сказал, пойду и пожгу и избу, и богов этих праздных, негодных…
Но Хундила отваги племянника не разделил. А вот слова насчет Фретилова сватовства крепко ему в сердце запали. Увидел он в этом великую несправедливость. Кою исправить надобно. И можно исправить.
– Нет,– отрезал Хундила.– Молод ты еще, Алзис, про богов понимать. Может, и впрямь зло от них, а может, и благоденствие на село сошло вместе с чужими богами. Сперва все обдумать надо, присмотреться. Да и не нам тут это решать! – рубанул ладонью воздух.– Если Одохар или Стайна узнают, что мы дружеских чужих богов от земель наших отвратили, в большой гнев войдут. А я Одохара в гневе видел. Это похуже божьего гнева будет. Посему так сделаем.
Ты, Алзис, глупости свои забудь, бери моего коня, рыжего, да скачи в бург. По дороге, глядишь, и дурь из тебя вытрясется.
В бурге сперва к Одохару иди. Скажи: неслыханное дело случилось. Чужие боги пришли из краев неведомых. И не так, как приходят боги, а иначе. Либо напасть великая с ними пришла, либо великое благо. Не оборонить Хундиле село. И гостеприимство, богам подобающее, оказать мы не в силах. Не осень, чай, оскудели все. Пусть военный вождь дружину поднимает и в село немедля идет. И пусть торопится вождь, ибо неведомо, чего от богов ожидать. А ну как не сумеет им, по скудости своей, угодить Хундила? Тогда как? Разгневанного бога утишить – великий труд. Так что отправляйся, Алзис, прямо сейчас и к завтрему уж в бурге будешь. Оба вождя сейчас там – и Одохар, и Стайна. Коли не будет Одохар мешкать, то через три дня в селе у нас будет. Так я говорю?
И на Ханалу посмотрел.
Помолчал мудрый старец, пожевал губами, может, от важности помолчал, может, думал о своем. Долгую жизнь он, Ханала, прожил и много великого видел, и много мерзостного. Долго молчал Ханала, а потом заговорил, медленно, важно, как обычно.
Глава двадцать третья
Алексей Коршунов. В плену воспоминаний
Было это примерно за месяц до первого, отложенного, старта. Вызвал их к себе Петрович, начальник Центра подготовки. Порасспрашивал о разном, несущественном. А потом вдруг предложил:
– А не пойти ли нам прогуляться, мужики?
Когда генерал-майор и непосредственный начальник предлагает, отказываться не принято. От конторы до столовой – дорожка метров двести, с липами по сторонам. Вот по этой аллее они и ходили туда-сюда: слева Алексей, справа командир. А посередине Петрович. Как младшие по званию, Коршунов с Черепановым вежливо внимали.