Я – инквизитор - Мазин Александр Владимирович. Страница 71
В этом тоже было зерно. Но в голову Ласковина в свое время накрепко вбили: фактор неожиданности! Всегда и во всем. Три четверти победы.
Наташа дошла до угла и, поворачивая, успела заметить, как Андрей сбегает с лестницы. Частично успокоенная, она вошла в отбрасываемую зданием тень. Конечно, она предпочла бы, чтоб Андрей был сейчас рядом. Но раз он решил иначе – значит, так лучше. Наташа знала, что он ее не бросит.
Она чувствовала, что те – близко. Скорее всего там, за следующим углом, где части школьного здания образуют полудвор, освещенный лишь луной и тусклыми окнами коридора на третьем этаже. Наташа шла обычным шагом, даже чуть медленнее, стараясь подавить страх и напоминая себе: Андрей рядом. Он успеет ее защитить. Даже мысль о пистолете, так напугавшем ее дома, теперь, наоборот, успокаивала, подчеркивала силу ее защитника.
«Перестрелять бы их,– подумала с вдруг нахлынувшей ненавистью.– Жить невозможно!»
Где-то неподалеку сработала противоугонная система. Наташа вздрогнула. Пульсирующий звук бил по ушам, мешал сосредоточиться.
Наташа дошла до угла. За ним тень лежала еще гуще. Она пересекла эту четкую линию раздела серого и черного… и тотчас громоздкая фигура преградила ей путь.
«Бежать!» – мелькнула паническая мысль. Но за спиной ее возник второй, больно схватил за локоть и молча потащил налево, к большой квадратной машине с открытыми дверцами. Всё – в полной тишине, если не считать отдаленного воя сирены.
Это молчание было страшнее угроз.
Наташа (так же молча) рванулась назад. Ее тут же схватил за вторую руку Третий. Тогда она стала вырываться, яростно, ожесточенно. Не для того чтобы выиграть время, а просто повинуясь инстинк-ту самосохранения…
Андрей побежал по дорожке вдоль фасада… и понял, что допустил ошибку. Лед. Он не догонит Наташу за пятнадцать секунд! Ему не хватит их даже, чтобы добежать до угла.
Андрей проехался по бугристому льду на повороте… Наташи впереди не было!
Ласковин сразу взмок. Следующие двадцать метров он пробежал так, как раньше не бегал и по гаревой дорожке.
Двое бандитов волокли упирающуюся Наташу к машине. Третий уже придерживал дверцу, чтобы сподручней было затолкать девушку внутрь. Он-то первым и заметил Ласковина – завопил, предупреждая своих. Андрей тут же доказал, что умеет бегать быстрей, чем ублюдки – соображать. Четыре прыжка, рубящий удар по сгибу руки правого. Рука тут же разжалась, освободив Наташин локоть. Еще бы. После такого секунд на двадцать можно вообще забыть, что у тебя есть рука. Второму Ласковин, не мудрствуя, с той же руки влепил уракен в затылок. Колени ублюдка подогнулись, и он шмякнулся носом в снег.
Андрей перемахнул через него, оказавшись между Наташей и третьим, поймал левой летящий навстречу кулак, чуть довернул и мощным блоком переломил локоть бандита. Хруст сустава был за-глушен пронзительным ласковинским «Тое!» Вопль ублюдка хотя и был на порядок тише, зато намного продолжительнее. Не выпуская его руки, Ласковин ударил, вложившись, ногой снизу, в живот, и крик пресекся, будто повернули выключатель.
Ласковин ушел еще вперед, с разворотом, от возможной атаки сзади, обнаружил, что сбитый с ног бандит только-только поднялся на четвереньки, и тут же впечатал ему в физиономию твердый носок специально сшитого ботинка. И, добивая,– сверху, каблуком по позвоночнику. Удар: «Никогда больше так не делай!» «Лежачего не бьют, лежачего убивают!» – сказал однажды «большой сэнсэй». Нет, Андрей не убил. Но с рэкетом засранцу придется завязывать. Ему и головой-то вертеть будет о-очень больно!
Оставался третий, крючконосый, тот, что заглядывал в вестибюль школы. Этот уже копался под курткой. Да, братан, левой рукой «ствол» вытаскивать не очень удобно.
– Наташа, к стене, ложись! – крикнул Ласковин и двинулся на последнего бандита. Тот пятился, увеличивая дистанцию. Наконец-то вытащил свой пистолет (давай-давай! – подбадривал его Ласковин). Вытащил и немедленно выстрелил. Андрей, опережая, на автомате, выполнил уход и… Блин! Пистолет оказался пневматической пукалкой. «Бей в глаз – не порти шкуру!»
Ласковин с колена рванулся вперед. Крючконосый шарахнулся, попытался треснуть Андрея бесполезной железкой, поскользнулся, выронил пистолет, грохнувшись на спину, избежал удара коленом, сам дрыгнул ногой в сторону Ласковина… и взвыл от ужаса…
Увидев, как стоявшая с притушенными фарами «Нива» вдруг ожила, рявкнула двигателем и ринулась на дерущихся, Наташа хотела закричать, но у нее перехватило горло. Она уже видела, как бампер «Нивы» ударяет в спину Андрея… И тут он взвился вверх, будто подброшенный подкидной доской, перевернулся в воздухе (сначала Наташе показалось, что это машина ударила его) и твердо встал на ноги.
Пистолет уже был в руке Ласковина, когда машина, наклонившись, боком, наехала на сугроб, плюнула снегом из-под колес… Ласковин разглядел внутри голову водителя, но нажать на спуск не успел. «Нива» подпрыгнула, кашлянула выхлопом и унеслась.
И, словно по команде, оборвался скулеж сирены у дома напротив.
Крючконосый, по которому прошлись два из четырех «вездеходных» колес, скорчился, вдавленный в сугроб.
Ласковин сунул пистолет обратно в кобуру, медленно выдохнул, сбрасывая напряжение. Руки его дрожали, а голова немного кружилась: реакция на стремительный выплеск сил. Это нормально, пройдет минут через десять.
Наташа встала рядом. Она смотрела на неподвижное тело с отпечатками протекторов на одежде. Андрей обнял девушку и почувствовал, как она напряжена.
– Пойдем,– тихо сказал он.– А то еще милиция нагрянет.
– А они? Так и бросим? Холодно же – все-таки люди!
– Нет,– отрезал Ласковин, мгновенно наливаясь ненавистью.
Но потом смягчился:
– Позвоним в «скорую». По дороге… А то и впрямь подохнут!
Крючконосый не шевелился. Может, притворялся. Но скорее всего был без сознания. Если не отдал концы.
«Не знаю, как он,– подумал Ласковин,– а двое других, будут их лечить или нет, еще долго не смогут пакостить!»
– Андрей,– сказала Наташа.– Застегни куртку, ты же весь мокрый.
Андрей дернул вверх молнию, осмотрелся – никого. Три тела и пистолет, лежащий прямо на дорожке. Ласковин пнул его ногой к стене. Милиция найдет, а случайный прохожий – вряд ли. Хотя… Такую игрушку в магазине купить – без проблем.
Андрей посмотрел на часы: 22.12. Быстро он управился.
– Ладно, пошли,– сказал он.– Что-то я проголодался.
Из автомата на углу Ласковин позвонил сначала в «скорую», потом – 02. В милиции поинтересовались, кто звонит, а в «скорой» – кто встретит машину?
– Три трупа,– сказал Ласковин.– Если не поторопитесь!
И повесил трубку.
Ночевал он у Наташи. На кухне, чтобы не смущать ни себя, ни девушку. Нельзя сказать, что необходимость воздержания стоила Ласковину больших усилий. Чувство, которое он испытывал к Наташе, нельзя было назвать вожделением. Андрей очень надеялся, что будет понят правильно, но никаких объяснений дать Наташе не мог, не знал, как о таком говорить. Абсурдная ситуация. Для него.
Воскресенье они тоже провели вместе. Сходили в церковь (по предложению Ласковина – Наташа, хоть и крещеная, истовой религиозностью не отличалась), потом съездили в Гатчину, гуляли по парку меж замерзших озер, катались с ледяной горки. Ласковин демонстрировал чудеса равновесия, восхищая местную пацанву. Играли в снежки, ели горячие пирожки с капустой, танцевали под «Агату Кристи» вместе с тусовкой шестнадцатилетних школяров – словом, вели себя не по возрасту жизнерадостно. Под конец заблудились и добирались до станции уже в полной темноте.
Домой приехали жутко голодные и безумно счаст-ливые.
«Лучший мой день за последние десять лет!» – признался Андрей.
«И мой!» – сказала Наташа. Но спали они опять врозь.
– Ты такой… деликатный,– сказала Наташа утром, когда они завтракали. Андрей промолчал.
По понедельникам у Наташи были тренировки. Были, потому что Ласковин сказал: хватит, никакого каратэ. «Того, что умею я, достанет на пятерых. Если хочешь, куплю тебе газовый баллончик на всякий случай, а рэкетиров больше не будет. Это я тебе обещаю!»