Семь шагов к Сатане - Меррит Абрахам Грэйс. Страница 33

А тем временем – Майкл Консардайн упорно держится за свое место под солнцем.

Он подозвал черную кобылу и сел на нее. Ясно, что не было смысла продолжать спор. Мы проехали через лес и спустя некоторое время повернули к замку.

Я оставил Консардайна в конюшне и пошел к себе переодеться. На моей подушке лежала записка. От Сатаны. Обычное послание. Он надеется, что я хорошо провожу время, как я того и заслужил, и хочет увидеться со мной сегодня вечером в девять.

Остальная часть дня прошла без происшествий. Чем более я раздумывал над разговором с Консардайном, тем более соглашался с его точкой зрения. И, как ни странно, тем лучше становилось настроение. К обеду я явился в беззаботном состоянии духа.

Во главе стола, как и накануне, сидел Консардайн. Моим соседом был Кобхем. В дальнем конце я видел Еву. Она не обращала на меня внимания. Мне было очень трудно не смотреть на нее.

Кобхем много пил. Почему-то он чувствовал какую-то ответственность по отношению ко мне. Ни на кого другого не обращал внимания и мне не давал. Говорил он интересно, но чем дальше, тем все большее отвращение я к нему чувствовал. Кобхем излагал свою теорию жизни как простой электрохимической реакции. Он ясно дал понять, что ни индивидуум, ни массы для него ничего не значат в терминах того, что обычно называют человечностью. Он был потрясающе бесчеловечен.

Казалось, по отношению к людям он испытывает не больше чувств, чем по отношению к своим пробиркам. Скорее даже меньше. В сущности для него люди – всего лишь одухотворенные пробирки, лишь слегка различающиеся в содержимом. И он не видел причины, почему их нельзя разбивать. опустошать или изменять содержимое путем экспериментов. Он рассказал о нескольких ужасных опытах над рабами кефта. По крайней мере надеюсь, что они были рабами. Он этого не говорил.

Слушая, я подумал, что из них двоих Сатана более человечен. Кобхем продолжал пить. Единственным результатом этого было то, что он становился все более холодно, бесчеловечно наукообразным.

– В ваших ферментах слишком много чувств, Киркхем, – сказал он. – Вы, вероятно, считаете жизнь священной, если использовать шаблонное выражение; думаете, что ее нельзя уничтожать без крайней необходимости. Вздор! Она не более священна, чем электрический ток, который я включаю и выключаю, чем содержимое моих пробирок, судьбу которого решаю я. Когда природа хоть полушку давала за индивида? Нейтрализуйте в себе ослабляющие элементы, Киркхем, и вы станете великим человеком. Я могу это для вас сделать, если хотите.

Я обещал подумать.

В 8:30 появился Сатана. Я гадал, где я его увижу. Консардайн уступил свое место, и Сатана пригласил меня сесть слева от него.

– За моего нового последователя Джеймса Киркхема, – он поднял свой стакан. – Я очень доволен им.

Все стоя выпили за меня. Я увидел, как Ева намеренно поставила свой стакан нетронутым. И так же, как будто она заставила его, поступил Сатана.

В 8:45, как по сигналу, компания начала рассеиваться. Через несколько минут остались только Сатана, Кобхем и я. Я удивился, заметив, что Консардайн тоже уходит. Слуги очистили стол и по кивку Сатаны удалились.

– Через три дня из Гавра отплывает корабль, – неожиданно начал Сатана. – «Астарта». Медленное судно. Везет несколько вещей исключительной красоты. Я считаю, что настало время мне предъявить требование на эти вещи. Среди них полотно сэра Джошуа Рейнольдса и другое – кисти Ромни. Там кувшин из горного хрусталя и двенадцать хрустальных чашек, покрытых чудесной гравировкой и усаженных большими неотделанными сапфирами и рубинами. Они изготовлены, возможно, в Древнем Крите для царицы Пасифаи. Во всяком случае они очень старые. Неизвестный мастер вложил в них весь свой гений. Они долго пролежали в Кремле. Коммунисты продали их. Там есть также ожерелье из изумрудов, на каждом из которых выгравирована одна глава из «Метаморфоз» Овидия. Ничего подобного нет в мире.

Он помолчал, потом наклонил голову ко мне.

– Я должен иметь их, Киркхем. Вы с Кобхемом доставите их мне.

Я поклонился, ожидая дальнейших разъяснений. Кобхем, как я заметил, с появлением Сатаны ничего больше не пил. О вовсе не казался пьяным. Сидел молча, глядя на стакан, постукивая пальцами; на полных губах его играла еле заметная циничная усмешка. Но я чувствовал, что он украдкой следит за мной, как будто ждет чего-то. Что бы ни собирался сказать мне Сатана, похоже, он уже обговорил это с Кобхемом.

– Вас я назначаю руководителем, – продолжал Сатана, – не только потому, что задание потребует незаурядной находчивости, но из-за точного исполнения инструкций, которое вы продемонстрировали. Я передам вам задание в общих чертах, чтобы вы могли его обдумать. Более подробные инструкции получите перед отплытием.

Отплытие! Значит придется оставить Еву! Я беспокойно шевельнулся. Вероятно, озабоченность проявилась на моем лице. Во всяком случае он ее почувствовал.

– Да, – сказал он, – переход ценностей должен осуществиться не на суше после прибытия «Астарты». Я предпочитаю совершить его в открытом море. Вам предстоит участвовать в том, что предрассудок именует пиратством, Джеймс Киркхем. Какое романтическое название!

В его сверкающем взгляде было чуть заметное злорадство.

– У вас есть романтическая струнка. Я это признаю. Потому что у меня она тоже есть. Я вам даже несколько завидую.

– А я вам благодарен, – я улыбкой встретил его пристальный взгляд. Но ладони рук у меня внезапно стали мокрыми.

– «Астарта» двинется по южному маршруту, – продолжал он. – В это время года и на этих широтах шторм маловероятен. В день ее отплытия вы с Кобхемом выйдете в море на моей яхте, которой, как я заметил, вы любовались сегодня. Кроме экипажа, на яхте будет десяток моих едоков кефта. Их можно использовать в случае неожиданных осложнений. Все будут думать, что «Херувим» – прекрасное имя, не правда ли? – что «Херувим» отправится в путешествие вдоль берега. В первый же день, вернее, ночь «Херувим» сбросит свою ангельскую внешность. Он приобретет наружность «Морского волка» – яхты безупречно респектабельного финансиста, который в тот момент, ничего не подозревая, будет плыть к Гаване. Это также на случай неожиданностей. И, конечно, название «Херувим», всюду, где оно заметно, будет заменено на другое.

Через два дня в назначенном районе вы обгоните «Астарту», разумеется, оставаясь невидимыми. Скорость «Астарты» 15 узлов, ваша – 30. Поэтому вы сможете остановить ее, взять то, что мне нужно, и вернуться назад – вновь невинный, безупречный «Херувим» – на два дня раньше, чем «Астарта» придет в порт.

У меня отлегло от сердца. Значит, Сатана не намерен причинить вреда ни кораблю, ни его экипажу. Иначе он не говорил бы о его возвращении. Кобхем коротко рассмеялся. Улыбка его стала еще циничнее. На мгновение Сатана остановил на нем свой взгляд. Кобхем беспокойно заерзал.

– Вы, конечно, предусмотрели, сэр, как нам остановить «Астарту», – сказал я.

– Естественно, – ответил он. – Я как раз подхожу к этому. В это время года на корабле не бывает больше ста пассажиров. Некоторые из них будут моими людьми. Кроме того, я постарался, чтобы пассажиров было даже меньше обычного. Часть кают зарезервирована для туристского клуба. Но, как ни странно, перед самым отплытием этот заказ будет снят. Клуб неожиданно изменит свои планы. Его щедрые представители возместят пароходной компании все затраты. «Астарта» отплывет по расписанию, так как владельцы вещей, о которых я говорю, будут беспокоиться о их сохранности. Думаю, что на борту будет не более тридцати пассажиров, из них десять – мои люди.

Хорошо, Джеймс Киркхем. Мы подходим к ночи вашего приключения. Весь день вы будете следовать за «Астартой» на удалении в десять миль. Ночь будет безлунная. В девять часов в салоне корабля будет идти концерт. У нескольких пассажиров будет небольшой семейный праздник. Они все, вероятно, будут в салоне. А также некоторые из офицеров. Вы выключите огни и подплывете на четыре мили.