Непроницаемая тайна - Берристер Инга. Страница 26
Другой мужчина, менее терпимый и понимающий, не был бы с ней так нежен и заботлив, но на этого действительно можно было положиться. Теперь Бренда в это твердо уверовала.
На глаза девушке навернулись слезы и, склонившись к Гриффину, она нежно поцеловала его приоткрытые губы, скользнула ладонью под расстегнутый ворот рубашки и прильнула щекой к теплой сильной груди, прислушиваясь к размеренному сонному дыханию.
Так и должно быть, думала она, задыхаясь от счастья. Я должна быть здесь, с ним, навсегда…
Она нежно провела пальцами по его шее, а затем, подавшись ближе, коснулась ее губами. Этот поцелуй вначале был почти невинным, но потом нежность с пугающей быстротой превратилась в страсть, и девушка затрепетала, охваченная непреодолимым желанием.
Не в силах бороться с собой, она покрывала поцелуями шею и плечи Гриффина, упивалась запахом его кожи, все теснее прижималась к нему… Груди ее под тонкой тканью рубашки набухли и потяжелели, изнывая по ласке сильных мужских рук.
Дрожа всем телом, Бренда закрыла глаза, и воображение стало рисовать ей картины одну соблазнительней другой. Вот Гриффин властно снимает с нее рубашку, вот обхватывает ладонями тяжелые груди, вот ласкает пальцами темные отвердевшие соски… Эти чувственные видения пьянили и будоражили ее и без того распаленную плоть.
Пораженная силой своей страсти, Бренда начала вставать с колен, чтобы отстраниться от Гриффина и таким образом обуздать себя. При этом она нечаянно оперлась рукой о его бедро… и тут же замерла, потому что обнаружила неоспоримое свидетельство того, что он и во сне готов откликнуться на ее безмолвный чувственный призыв.
Желание пронзило ее нестерпимой болью, кровь тяжело и гулко забилась в висках, сердце вначале замерло, а потом застучало все быстрее и неистовее. Кусая губы, Бренда боролась с искушением снова дотронуться до напряженной мужской плоти, а потом отдаться страсти…
Ошеломленная, она уже не осознавала, что делает, и даже не заметила, как рубашка соскользнула на пол с ее плеч, влажно мерцавших в полумраке, обнажив тяжелые, набухшие от возбуждения груди.
Медленно, словно во сне, она расстегнула Гриффину рубашку и, затаив дыхание, залюбовалась его загорелой мускулистой грудью, покрытой шелковистой порослью темных волосков, которая, сужаясь, исчезала под поясом джинсов. Бренда погладила их, прижалась лицом, с наслаждением вдыхая запах мужского тела, а потом стала осыпать поцелуями теплую кожу, касаясь ее отвердевшими сосками…
Она застонала, сходя с ума от неистового желания и, уже не владея собой, жадно прильнула губами к губам Гриффина.
Он открыл глаза.
Жаркая волна смущения окатила Бренду. Лишь сейчас она в полной мере осознала, что творит.
– К-когда ты проснулся? – сдавленно прошептала она.
– Проснулся? – вздохнул Гриффин. – Мне кажется, что я еще сплю… – Он увидел, что она залилась жгучим румянцем, и нежно погладил ее по щеке. – Не надо смущаться, родная. Нет и не может быть большего счастья для мужчины, чем то, которое ты мне только что подарила.
Сгорая от стыда, Бренда попыталась было отстраниться, но он удержал ее и медленно оглядел с головы до ног. Она затрепетала под этим чувственным, испытующим взглядом, нервно провела языком по пересохшим губам и затаила дыхание, когда он задержался на ее обнаженной груди.
– Я просто хотела… то есть, я не думала, что… – начала она, запинаясь.
– Не надо оправдываться, Бренда, – тихо сказал Гриффин, – и не надо ничего объяснять. Если ты сейчас чувствуешь хотя бы десятую долю того, что переполняет меня…
Он не договорил и, наклонив голову, нежно обхватил губами ее напряженный сосок. Бренда вскрикнула от наслаждения, выгнувшись всем телом. Она мечтала об этой ласке, но даже в самых смелых фантазиях не представляла, каково чувствовать ее наяву.
Отблески огня играли на ее нежной нагой коже, прекрасное тело отливало молочной белизной.
Гриффин с едва слышным вздохом отстранился. Сладостная дрожь пробежала по ее телу, словно нежный, ласкающий порыв ветерка, когда она прочитала в его темных глазах пламя едва сдерживаемого желания.
– О, Бренда!.. – Гриффин опустил голову ниже, прижался пылающим лицом к ее шелковистому податливому животу, и обхватил ладонями бедра. – Я хочу тебя… хочу тебя всю, без остатка…
– Нет, подожди… Разденься, – едва слышно прошептала она и жарко покраснела, изумляясь тому, что сумела выговорить такое. – Я хочу видеть твое тело, – сказала она тихо, – касаться его и…
Бренда осеклась, робко проведя ладонью по его затянутому в джинсы бедру. Она боялась, что зашла чересчур далеко и такая откровенная чувственность может оттолкнуть его. Никогда прежде ей не приходилось испытывать ничего подобного, и непреодолимое желание ласкать мужчину, открыто наслаждаясь его наготой, немного пугало ее.
– Пожалуйста… – умоляюще прошептала она, сгорая от смущения.
– Тебе надо бы отдохнуть, – с сомнением произнес Гриффин, но глаза его горячо и безмолвно твердили о том, что он хочет того же, что и она, и когда он взялся за молнию джинсов, руки его дрожали так же заметно, как у самой Бренды.
Он быстро разделся, словно не замечая ее жадного взгляда, в котором любопытство смешивалось с затаенной робостью, а потом помедлил и, посмотрев на нее, пробормотал:
– Мне-то казалось, что я знаю все способы, способные возбудить мужчину, но твой взгляд – это нечто особенное.
Его темные глаза светились любовью, и Бренда ощутила, как горячая волна желания смывает в ее душе последние барьеры, возведенные страхом и недоверием. От избытка чувств у нее перехватило дыхание, но она храбро проговорила:
– Ты такой красивый!
– Красивый? – рассмеялся он. – Ох, Бренда… Теперь я знаю, почему говорят, что любовь слепа.
– Ничего подобного, – возразила она, – наоборот. Для меня, Гриффин, ты действительно прекрасен. И душой, и телом. Я люблю тебя таким, каков ты есть… и любила бы твою душу, даже если б тело не было так прекрасно, – закончила она едва слышно, чувствуя, как слезы опять подступают к глазам, и, наклонившись, нежно коснулась губами его бедра.
– Бренда!.. – предостерегающе шепнул Гриффин, но девушка уже отбросила всякую осторожность, потому что страсть, которую она сдерживала так долго, вспыхнула неукротимым огнем.
Гриффин рывком поднял ее с колен, притянул к себе, и, стиснув в объятиях, впился в приоткрытые губы.
Окружающий мир перестал существовать для них обоих, остались лишь горячие поцелуи, которыми он осыпал плечи, шею, грудь Бренды, постепенно опускаясь все ниже. Когда он прижался разгоряченным лицом к ее бедрам, она задрожала всем телом и запустила пальцы в его темные жесткие волосы, безмолвно умоляя продолжить ласку. Его горячее дыхание опалило её, и, с готовностью раздвинув бедра, она застонала от немыслимого наслаждения, когда его язык, лаская, проник в потаенную, влажную, пряную глубину ее лона.
Никогда еще Бренда так остро не ощущала себя любимой и желанной.
Гриффин шептал, что в жизни не пробовал ничего слаще, что теперь он не сможет жить без нее, потому что не в силах отказаться от этой хмельной, любовной, желанной сладости…
Когда он наконец подхватил Бренду на руки и бережно уложил ее у камина на импровизированное ложе из подушек, она поняла, что их ждет незабываемый праздник любви.
– Я хочу тебя, Гриффин, – прошептала она. – Я так хочу тебя…
Он одним мощным толчком вошел в нее, и она, вскрикнув от наслаждения, благодарно приняла его.
Какое это блаженство, думала Бренда, ощущать внутри себя властные движения мужчины!
Они слились воедино, двигаясь в нарастающем ритме; их тела купались в волнах упоительного наслаждения, однако самые страстные поцелуи, самые нежные и интимные ласки показались незначительными, когда неописуемый экстаз одновременно потряс любовников. Бренда закричала, исступленно твердя имя Гриффина, и из глаз ее брызнули слезы счастья.
Они неотрывно смотрели в глаза друг другу, и это слияние взглядов порождало еще более сильное наслаждение, чем радости плоти.