Поход изгоев - Мид Ричард. Страница 3

Он опустился на колени, увлекая за собой меч Голта, за который он ухватился руками. По лезвию тонкой струйкой стекала кровь. Гюнтер снова издал ужасный крик и затем, когда похолодевший от всего случившегося Голт выдернул меч из раны, он упал на пол лицом вниз.

Из темноты раздался странно возбужденный голос Кирены:

– Милорд, ты убил его!

У Голта перехватило дыхание.

– Клянусь богами, я не хотел этого. Он споткнулся и упал на мой меч… – Голт посмотрел на Кирену, которая поднялась с земли и стояла там, где только что стоял Гюнтер, перед тем как упасть. И Голт бессильно опустил меч. – Или его толкнули, – сказал он угасшим голосом.

– Какая разница? – Кирена подошла к нему, и он ощутил ее ароматное теплое дыхание.

– Он сам напал на тебя, я могу подтвердить. – Ее пальцы гладили бицепсы Голта. – И теперь его нет. У него не было детей, и если мы будем вместе, король несомненно объединит наши владения… но это не важно. Важно то…

Голт стоял неподвижно с окровавленным мечом в руке почти минуту, а она в каком-то безумии терлась об него всем телом. Затем Голт пришел в себя и отшвырнул ее в сторону еще более грубо, чем это сделал ранее Гюнтер. Он с отвращением сказал:

– Пошла прочь от меня, шлюха!

Она сильно ударилась о колонну. В ее звенящем крике прозвучали страх и гнев:

– Голт! Ты идиот! Ты знаешь, на что идешь?

Ярость и отвращение в Голте были настолько сильными, что он не мог даже говорить. Наконец он собрался с силами и с трудом сказал:

– Я отдаю себя на суд короля. – И не оглядываясь пошел в обеденный зал.

Хотя юристы и адвокаты были в Бурне, Сигрит ненавидел их и не позволял им вести важные дела.

«Гиены, – говорил он, – они сосут кровь народа». Так что и в случае Голта ни один адвокат защищать его не мог. Голт знал это, когда после двухнедельного заключения под охраной шел в тронный зал Бурна.

Зал был огромен. Высокий потолок, разрисованный фресками, поддерживали колонны из радужного мрамора. Солнечный свет проникал через большие полукруглые окна, и золотые зайчики отражались от большого трона Бурна в дальнем конце зала, на котором сидел Сигрит, король Бурна и император Северных Земель. Обычно простой, доброжелательный, скромно одетый, сегодня он был одет роскошно, под стать Львиному Трону, на котором он сидел. Он был весь в алом, золотом и белом, на голове золотая корона, вместо скипетра он держал Большой Меч Бурна. Дюжина вооруженных охранников вели Голта по залу, держа мечи наготове. И молодому барону Железных Гор казалось, что это самое длительное путешествие, которое он когда-либо совершал. И когда он приблизился к трону, преклонив перед ним колени, поднялся и взглянул на короля, то ему показалось, что он впервые видит этого человека.

Губы Сигрита были плотно сжаты. Голубые глаза как бы заглядывали в душу барона, пальцы унизаны кольцами с драгоценными камнями, соперничая в роскоши с усыпанной бриллиантами рукояткой меча. Голт почувствовал, что он не может сказать ни слова, он был полон трепета.

– Ваше величество, – сказал Альбрехт Вольфсгейм, родственник короля и камергер. – Здесь убийца, Голт. – Альбрехт стоял рядом с полуволком Эро, предводителем охраны Вольфсгейма. Когтистые руки Эро лежали на рукояти меча, из открытого рта со страшными клыками выглядывал кончик красного языка. Рядом с королем стоял Винчи, капитан дворцовой охраны Мармбурга. Голт хорошо знал и любил его.

– Да, – сказал Сигрит.

Альбрехт рванул свиток.

»…Он обвиняется в нарушении королевского закона, в том, что он спровоцировал дворянина Гюнтера Крилинга на дуэль в стенах королевского дворца, дуэль была вызвана безнравственным поведением обвиняемого с женой Гюнтера леди Киреной, дело которой уже рассматривается в суде. Во время дуэли в стенах дворца обвиняемый убил Гюнтера, который был дворянином и, следовательно, находился под защитой Королевского Закона. Такая распущенность нравов и убийство дворянина, как сказано в королевском указе, наказывается смертной казнью».

– Ясно, – сказал Сигрит. – А теперь я хочу, чтобы все оставили нас. Милорд, Камергер, Винчи, охрана. – Его глаза остановились с неудовольствием на полуволке Эро. Их сохранилось много со времени великой мировой катастрофы, но к ним доброжелательно относились только в герцогстве Вольфсгейм, где они ценились, как стойкие и мужественные солдаты. – И ты, добрый Эро, – добавил он, чтобы Альбрехт не почувствовал себя обиженным.

– Но, ваше величество, – запротестовал Альбрехт. – Ведь перед вами стоит убийца…

Сигрит бросил на него холодный яростный взгляд.

– Он не вооружен. – Король поднял Большой Меч Бурна. – Ты думаешь, что я беззащитен?

– Прошу прощения, – пробормотал Альбрехт и рявкнул приказание охране. Голт неподвижно стоял, пока они уходили. Их кованые сапоги звенели подошвами по мраморному полу. Звуки их шагов эхом раскатились по залу и затихли под сводами потолка. Все вышли, и дверь за ними захлопнулась с громоподобным звуком. Сигрит сидел неподвижно, пока все звуки не затихли и не воцарилась тишина. Эта тишина показалась Голту совершенно невыносимой. Глаза короля непрерывно смотрели на Голта.

– Ты не сказал ни слова против леди Кирены, – наконец заговорил король.

– Во всем следует винить только меня, – ответил Голт.

– И понесешь наказание, – холодно ответил Сигрит. – Если бы ты не вел себя по-свински и с ней.

– Ваше величество правы, – сказал Голт.

– И все же она тоже виновата в том, что произошло. Ее дело уже рассмотрено, и она навсегда изгнана из Бурна. Твое преступление гораздо тяжелей. Нарушить королевский указ прямо в стенах дворца, убить дворянина, – ты знаешь, как я неумолим в таких случаях.

– Знаю, сэр.

– И если у тебя нет веских оправданий твоего поступка, ты поплатишься своей головой.

Голт долго стоял молча. Было, конечно, обидно, постыдно, ужасно умереть такой глупой смертью, и хорошо, что его отец умер и не видит этого позора. И когда Голт обдумал все, что произошло с ним за последние два дня, он почувствовал, что у него нет и желания жить. Сигрит не мог осудить его так же сурово, как Голт осудил себя сам. Кровь Гюнтера была на его руках, и жить с нею было бы позорней, чем умереть.