…И всяческая суета - Михайлов Владимир Дмитриевич. Страница 28

– Пока зафиксирован один, – вынужден был признать докладывавший.

– Я так и предполагал. Думаю, нет нужды говорить вам, насколько мы далеки от каких-либо расистских и тому подобных воззрений. Для нас, товарищи, все люди равны, если только они – честные советские граждане. И тем не менее, смотрите, что получается. Восстановлено некоторое количество евреев. В свете сегодняшних событий есть все основания полагать, что они в самом скором времени окажутся в Израиле. И не просто в Израиле, но на оккупированных сионистами арабских территориях. Когда о процессе восстановления станет известно в арабских странах, вообще в исламском мире, это будет воспринято как намеренная помощь Израилю путем усиления их людского контингента. Что в свою очередь приведет к осложнению наших отношений с указанным миром, а следовательно, к некоторому ослаблению безопасности нашей страны. Логично?

– Так точно, – сказал докладчик. – Логично.

– Вот видите. А вы не учли.

– Этот фактор мы учитывали, – сказал докладчик. – Но мы исходили из другой трактовки. А именно: приток советских иммигрантов в Израиль вызывает множество сложностей с их размещением и трудоустройством, приводит к недовольству населения, ослабляет позиции правительства, нарушает экономический баланс. И с этой точки зрения некоторое увеличение числа выезжающих…

– Да ну бросьте, – не согласился начальствующий. – Сложности, недовольства… Что они – не выкрутятся, по-вашему?

Присутствующие, видимо, в глубине души полагали, что хитроумные израильтяне выкрутятся. Во всяком случае, спорить с Лицом никто не стал.

– Ну, что же, – после краткой паузы сказал еще один участник. – Значит, надо производство прекратить. Дело небольшое.

Дело было действительно небольшим, и выбрать методику тоже труда не составило бы. Однако высказанное мнение открытой поддержки не получило.

– Не будем хлебать горячего до слез, – сказало Лицо наставительно. – Подождем. – И он на короткий миг поднял взгляд – не то чтобы к потолку, но все же чуть выше горизонтали. – Но глаз не спускать. Сейчас подготовьте мне справку на страничку. На этом пока все. Вопросы?

– Разрешите? – вдруг, нарушая этикет, в обгон старших поднялся молодой работник, совсем недавно появившийся на Лужайке. – А может быть… Мне кажется, тут есть способ сделать очень удачный политический ход. Произвести полную и мгновенную реабилитацию наших Органов. Ведь в чем только нас не обвиняют. И в самом деле, в давние времена…

– Это известно, известно, – сказало Лицо. – И осуждено. И мы с вами делаем все, чтобы народ понял, что на самом деле наши Органы – вовсе не то, что о них болтают, но наоборот, совсем даже наоборот.

– Да конечно же! – подхватил молодой. – Вот я и предлагаю: использовать эту самую лавочку, чтобы воскресить всех, кто в былые времена сделался, так сказать, жертвой… так сказать, событий. Кто по ОСО, и тому подобное. Вот такую операцию осуществить. С широкой оглаской. Подчеркивая, что это – наша операция. Представляете, какая волна общественного мнения во всем мире…

Его слушали молча, прощая ему неуместную горячность за то, что он только-только как пришел в Органы с комсомольской работы. Путь вообще-то нормальный, но молодому человеку, как правило, требуется некоторое время, чтобы войти в курс, а поначалу почти все они от большого желания и энтузиазма перехлестывают. Когда он умолк, остальные немного помолчали, потом один покашлял, другой, третий – этакая вроде бы перекличка произошла. А затем Лицо сказало:

– Что-то в этой идее, пожалуй, есть. Но, конечно… Не думаю, чтобы тут можно было проводить такое – массовое мероприятие. Как нас информируют, мощность производства невелика…

– Разрешите? – негромко вступил в разговор еще один работник, ветеран с мечом и листьями на груди. – Это как раз не является непреодолимым препятствием. Имеющийся опыт подсказывает…

Опыта оперативного у него и правда было больше, чем даже у Лица, потому что Лицо не столь давно пришло из парторганов, а ветеран с листьями в органах служил с незапамятных времен. Но уж политического опыта Лицу было не занимать.

– По шарашкам соскучились? – спросило Лицо ветерана. – Не те времена. Да и нужно ли возвращаться к уже пройденным этапам жизни? Зачем начинать сначала? А эти… воскресанты – думаете, они молчать станут?

– Да что они смогут сказать такого, что уже не было сказано, да и написано? – махнул рукой ветеран.

V

Высокое лицо не ошиблось: еще не успел рабочий день закончиться, как на самый верх по диагонали затребовали справку, каковая и была незамедлительно предоставлена. В разговоре наверху участвовали и предсидящие, и присидящие, и даже наивысшие в государстве лица. У нас на руках нет полной стенограммы совещания, поэтому некоторая обрывистость высказываний, к сожалению, неизбежна. Но, во всяком случае, достоверно известно, что в начале званым и избранным напомнили содержание публикации в газете, а также огласили справку, выращенную на Лужайке. И попросили высказываться.

– Ну, это, собственно, не такая уж новость, – сказал один из присидентов, не так давно еще бывший просто депутатом, но быстро ставший почти министром, а потом и еще возвысившийся. – Он был у меня на приеме, изобретатель этот. Я хотел было предложить создать комиссию, потом решил, что сначала давайте перейдем к регулируемому рынку, а потом уже начнем думать, кого воскрешать, а кого обождать. Потому что, товарищи, если мы хотим быть правовым государством, как же можно двигать какое-то начинание, которое никакой правовой основы под собой не имеет? Давайте сперва поручим ученым разработать соответствующую отрасль правовой науки, можно назвать ее «воскресным правом» или еще как-нибудь иначе – и тогда уже практически развивать. Потому что мы достаточно уже накопили опыта по линии – что бывает, когда желание есть, а правовой базы нет. Взять хотя бы аренду или приватизацию, да мало ли… Я думаю, надо заложить в новую Конституцию, что наш гражданин имеет право на воскрешение, это его природное и неотъемлемое право. Тогда будет ясность. Вряд ли, товарищи, нас поймут правильно, если мы откажемся признать за каждым человеком самое гуманное изо всех, имеющихся у человека прав. И вспомните: не зря ведь сотни лет существует у каждого из нас инстинктивное представление о необычной, судьбоносной роли России в мировой истории. Мы только не могли точно сказать, в чем эта наша роль заключалась. А теперь совершенно ясно: мы, Россия, несем человечеству возможность жизни вечной во плоти! Это прекрасно, товарищи. Конечно, надо тщательно продумать практические аспекты, но в принципе, я считаю, мы должны подтвердить и провозгласить право каждого человека на воскрешение!

– А кормить чем? – подал кто-то реплику.

– Мы же закон собираемся принять – о выезде, – с места же ответил другой.

– Ну, ясно, – сказал сидевший впереди. – Кто еще?

– Если позволите… Товарищи, я считаю, что тут вообще нет никакой проблемы, нуждающейся в специальном обсуждении. Потому что право, о котором только что говорил мой коллега, уже изначально заложено в признанном нами праве каждого человека на жизнь. Нигде ведь не сказано, что право это чем-либо ограничивается во времени или зависит от каких-то случайных обстоятельств, а ведь императивная неизбежность смерти, ее фатальность наукой никогда не была доказана и сейчас не доказана. Сегодня изобрели воскрешение, значит, завтра наверняка изобретут и бессмертие – так что же мы тогда, будем насильно принуждать людей умирать вследствие разного рода политических или экономических соображений? Право нами провозглашено, и мы от него не отступим!

– Понятно, – сказал предсидящий. – Еще кто желает?

– Я, с вашего разрешения. Трудно, товарищи, не согласиться с доводами выступавших товарищей. И, вероятно, с ними придется согласиться. Однако, товарищи, ни экономикой, ни политикой мы сегодня пренебрегать не вправе, достаточно уже напренебрегались. Я думаю, комиссию надо все же создать, и незамедлительно, и пусть она работает. А до того, как комиссия сделает свои выводы и внесет предложения, восстановление людей следует приостановить. В этом не будет никакого нарушения прав, это просто разумный и естественный ход событий.