Беглецы - Михановский Владимир Наумович. Страница 7
Ближе к центру города возвышались многоэтажные коробки, в которых, сколько помнил себя Венс, никто не жил.
На этот раз Венс решил в выходной никуда не выбираться, а посвятить свободный день благоустройству своего жилья – делу, надо сказать, давно назревшему.
ПРИМЕЧАНИЕ ЛИНГА-ЦЕНТРА. В этом месте дешифровальная машина надолго запнулась – водимо, попался труднопереводимый кусок, и электронный мозг искал земной аналог терминам, которыми пользовались жители далекой Теглы.
Лишь через полчаса из мембраны снова зазвучал голос машинного переводчика – дешифратор придумал сравнение, взятое из греческой мифологии. Оно было понятно каждому землянину и наиболее точно, по мнению дешифровщиков, передавало суть дела.
Акция, которую задумал Венс, была сродни подвигу Геракла, которым решил очистить запущенные конюшни царя Авгия.
Венс решил начать уборку с груды хлама в углу комнаты. К этой неопрятной куче он, сколько помнил себя, не прикасался, о чем красноречиво свидетельствовал бархатный слой пыли, мигом поднявшейся в воздух, едва Венс приступил к операции. Несколько раз хмыкнув, Венс начал всерьез подумывать о противогазе – это приспособление на случай внезапной газовой атаки внешнего либо внутренних врагов имелось у Венса, как и у любого другого гражданина республики: таково было указание президента.
До противогаза, однако, дело не дошло. Разбор груды настолько увлек Венса, что он позабыл про пыль.
Хозяином бумаг, как вскоре выяснилось, был его далекий предок Харви, живший, по преданию, в смутную эпоху Великого безлюдья, когда люди вдруг стали неизвестно куда исчезать. Много слухов о том времени. Люди бежали неизвестно куда – то ли в космос, то ли в другое время, во всяком случае, города и селенья обезлюдели настолько, что работать на фабриках и полях стало некому.
Присев на корточки, Венс тщательно перебирал листки. Счета, которые оплачивал Харви… Разного рода справки – целая пачка… Измятые от долгого ношения в карманах и новенькие, будто вчера выданные, – лишь пожелтевший пластик выдавал их возраст. Письма. Писем немного, Харви переписывался только с одним человеком, которого звали Свен, по прозвищу Мудрая голова.
Интересно, какие они были – Харви и Свен, подумал Венс и посмотрел на засиженный мухами старинный портрет, висевший над кроватью. Теперь не умеют делать такие портреты. Цветное фото представляло неизвестного человека – подписи никакой не было. Может быть, это и есть Харви?
Венс пожалел, что не пригласил Хорана – вдвоем разбирать груду было бы интереснее.
К ночи Венс управился с работой. Комната преобразилась, Благодаря настойчивости хозяина да еще исправно работающему мусоропроводу завалы хлама исчезли. Под ними обнажился пол, весьма непрезентабельный на вид. Квадраты разноцветного пластика были истерты, во многих местах повреждены, а когда Венс выгреб из угла самую большую кучу, то оказалось, что листы пластика под ней наклеены и вовсе небрежно, будто старинный мастер работал наспех: одна сторона налезала на другую, края топорщились.
Следующий выходной Венс решил посвятить полу.
Стопку бумаг, исписанных корявым почерком – неровные буквы падали влево – Харви не выбросил, припрятал, чтобы почитать на досуге. Он вообще любил читать, читал много и жадно, ища в книгах ответа на вопрос: почему мир несовершенен и как переделать его?
Но книги, которые он читал, рассказывали о чем угодно, только не об этом, и Венс забросил их.
Записки Харви вызывали тревожные мысли. Они звали на борьбу, толкали к действию. В то же время Харви был бесконечно одинок. Он дружил только со Свеном, которого называл странным словом шпур.
Чтобы заглушить беспокойные мысли, Венс отдался благоустройству жилья. Лавочник сказал, что получил из столицы партию пластика ручной работы чудный материал, пружинит под ногами, не выцветает, и главное – днем вбирает свет Сириуса, а ночью красиво и мягко посверкивает, словно искрится. Венс с трудом втащил толстые листы на свой четвертый этаж и принялся за дело. Пластик резался легко, работа спорилась. «Материал исключительно прочный», – сказал лавочник.
Настилая тяжелый пластик на старые обшарпанные квадраты, Венс размышлял о том, что наступают беспокойные времена. В городе невесть откуда появляются толпы людей, бледных, со странными выражениями лиц. Она перегружают транспорт, заполняют необжитые трущобы – коробки высотных домов, бродят по улицам и с жадностью глазеют на дома и вывески, словно попали не в обычный зачуханный городок, а в первоклассный музей. Но все это еще полбеды. Хуже то, что многочисленные пришельцы, предлагая свои услуги, сбивают цены на рабочие руки. В то же время цены у лавочников лезут вверх, словно ртутный столбик термометра, сунутого в горячий песок.
То же самое, говорят, происходит и в других городах республики.
С новым полом комната приобрела шикарный вид. Даже портрет над кроватью преобразился. Если раньше предполагаемый Харви с неодобрением наблюдал беспорядочный образ жизни Венса и его захламленную комнату, то теперь глаза его явно поощрительно следили за взрывом домашней деятельности хозяина квартиры. Так по крайней мере казалось Венсу.
Закончив работу, Венс прислонился к стенке, словно художник, который, бросив на холст последний мазок, созерцает творение рук своих.
Спал в эту ночь Венс дурно – сквозь сон чудились какие-то шорохи, глухие толчки, мышиная возня, хотя прежде мышей в доме не наблюдалось.
Под утро Венсу показалось, что где-то сочится вода, стекает капля по капле. Поняв, что не заснет больше. Венс поднялся, чтобы проверить кран на кухне. Толстый пружинящий пластик приятно холодил ноги. Зевнув, Венс отметил про себя, что лавочник его не обманул: пол и впрямь поблескивал редкими искорками.
Венс убедился, что кухонный кран в порядке, и вернулся в комнату. Над кроватью неясно белел портрет. Венс сел на кровать, поджал ноги. До слуха его явственно донеслось слабое журчание, глухие удары, словно ладонью в войлок.
Под звуки капающей жидкости Венс задремал. Журчание повторялось и завтра, и послезавтра, однако поскольку никто из соседей не выражал по этому поводу беспокойства, не жаловался на то, что у него подтекает пол или потолок. Венс успокоился. Наверно, просто вода шумит в трубах, решил он, в конце концов привыкнув к легкому, даже приятному шуму.