Какое оно, небо - Михановский Владимир Наумович. Страница 4

Старик, видимо, устал стоять. Он опустился на корточки, жестом пригласив Крона присесть рядом.

– У тебя, наверно, свободный день? – сказал словоохотливый старик. Крон промолчал, но старый киберолог, кажется, и не ждал ответа. – Любознательность – похвальная черта, продолжал он, – я сам когда-то был таким. Давно это было... Но смотри будь осторожен. Ты же знаешь, что никому не разрешается переступать границы своего отсека?

Крон кивнул.

– Хорошо, что тебя встретил я. А если бы это был механический страж? – Старик помолчал. – Слишком много нас, людей. И на Земле, и в космосе.

– Но новые планеты... – решился вставить Крон, с жадностью поглощавший каждое слово старика. Мозг мальчика, лишь недавно освободившийся от пут гипноза, был подобен сухой губке, которая впитывает каждую каплю влаги.

– А, новые планеты... – старик сделал пренебрежительный жест. – Когда-то на них очень надеялись. Но они не оправдали надежд. Слишком долго и трудно приходится обживать каждую.

– Даже с помощью белковых братьев?

– А ты откуда знаешь о белковых братьях? – старик даже привстал от удивления.

– Так... слышал... – смешался Крон.

У мальчика затекли ноги, но он не решался подняться и продолжать путь. Вдруг, только он встанет, старик поднимет тревогу и его схватят? Поэтому Крон продолжал выслушивать разглагольствования случайного собеседника, думая в то же время о далеком небе, ибо мечта, которая жила в нем, была сильнее всего на свете.

– Какой путь ведет на поверхность? – спросил Крон.

– Небо далеко... До него не добраться, поверь мне, малыш, – сказал старик. – Я тоже когда-то мечтал посмотреть на него. Раньше людей на Земле было мало. И они жили под открытым небом. И чувствовали себя счастливыми. Но болезнь развивалась...

– Какая болезнь?

– А, я не объяснил тебе. Сам я понял это давно. Видишь ли, малыш, жизнь сама по себе – это аномалия, понимаешь? Отклонение от нормы. Я бы сказал, что жизнь – это болезнь материи. Поначалу эта болезнь поразила лишь поверхность нашей планеты, но время шло, и болезнь развивалась вглубь. Теперь она глубоко въелась в грудь планеты, проела ее насквозь: ведь Земля теперь – это сплошной клубок жизни. Но мало этого – человек переселяется на другие планеты. Таков, видимо, закон этого странного и удивительного явления – жизни. Кто знает? Может быть, где-то и обитают более разумные существа. И более человечные. Не такие, как человек.

Крон мог бы возразить старику. Рассказать об Учителе, о его мечте – уничтожить позорный Третий ярус и вернуть людям их достоинство. Но Крон промолчал. Слишком большая ответственность – перед всеми, кто остался там, – легла на его хрупкие плечи, и он не имел права рисковать. Кажется, его собеседник – не тот человек, кто мог бы стать его единомышленником. Но такие люди, как Учитель, еще встретятся. Не могут не встретиться! Им он расскажет все, и они вместе решат, с чего начать.

Но сначала нужно увидеть небо. И солнце...

– Небо видят только избранные, – устало произнес старик.

– Но почему? Разве небо не принадлежит всем?

– Ты молод и глуп, – строго сказал старик. – Если человек увидит небо, разве захочет он жить под землей?

– Скажи, отец, есть же все-таки путь наверх?

– Ну, уж если тебе собственная жизнь не дорога...

И старик рассказал Крону о последнем кордоне, о ловушках и опасностях, подстерегающих отважного, который вздумал бы пробиться наверх.

– Но я не слышал о таких смельчаках, – грустно покачал головой старик. – Наверно, ловушки заржавели в бездействии. Нет. Нет теперь настоящих людей!..

...Крон, постигший азы науки бесстрашия, сумел преодолеть все. Возможно, его принимали за избранного – жителя Первого яруса, – настолько уверенно он держался. И вряд ли кто-нибудь догадывался, как отчаянно колотилось при этом маленькое сердце.

Огромные дома-утесы вблизи напоминали медовые соты. В воздухе носились летательные аппараты. Дома уступами сбегали вниз, и на каждом уступе копошились люди-муравьи, счастливые первоярусники.

Кто-то ласково коснулся его щек. "Ветер", – вспомнил Крон. Он поднял глаза. Ненавистного потолка над ним не было. Высоко, насколько хватало глаз, раскинулся ослепительный голубой шатер. Белые облака неторопливо шествовали к горизонту, иззубренному пиками домов Рассветный пожар пылал на востоке так же безмятежно и раскованно, как тысячу лет назад.

А Крон все смотрел, смотрел не отрываясь на синее переливающееся, бездонное... В этот миг он понял, что человек не может без неба.