Прощаю и люблю - Берристер Инга. Страница 24

Шерон вздрогнула. Неужели он мог всерьез думать, что она считает его отталкивающим?

— Неотразимым… — снова повторил Герри, на этот раз мягко, почти с восхищением.

Однако на натянутые до предела нервы Шерон даже этот бархатный голос действовал как наждак.

— Прошу вас… — Шерон попыталась встать, но вовремя сообразила, что, стоя, окажется совсем рядом с Герри, и еще буквально вжалась в стул. Отвернувшись от Герри, она хриплым шепотом взмолилась: — Я не хочу об этом говорить, я…

Герри не дал ей закончить.

— Зато я хочу.

Шерон бросила на него затравленный панический взгляд, но он словно ничего не заметил и медленно протянул:

— Неотразимым…

На этот раз Шерон показалось, будто он смакует это слово, наслаждается каждым звуком, продлевая удовольствие, а вместе с тем и ее муку. Герри склонился к ней.

— Насколько неотразимым?

Боже, если он сейчас до меня дотронется, я рассыплюсь на части! — запаниковала Шерон. Но она понимала, что не сможет уйти отсюда, пока не ответит на все вопросы Герри, а это больше, чем она способна вынести.

Ненавидя собственную слабость и его силу, она закрыла лицо руками и страдальчески прошептала:

— Какой оценки вы от меня ждете? В баллах по десятибалльной шкале? Что ж, если вам так хочется знать правду…

Она замолчала, пытаясь сделать глубокий вдох, но сразу же поняла, что это не поможет. Ничто не остановит нарастающую лавину эмоций, грозящую раздавить и уничтожить ее. Ей оставалось либо попытаться убежать, либо повернуться лицом к опасности.

Все еще не отнимая рук от лица, Шерон заговорила снова:

— Если бы я сказала, что с нашей первой встречи я стала…

И вновь сделала паузу, нервно сглотнув слюну. Она не могла продолжать, не могла обнажить перед Герри душу и сердце, открыть ему самые сокровенные чувства и желания, но понимала, что, если замолчит, он все равно станет расспрашивать, пока не докопается до правды в мельчайших подробностях.

И Герри подтвердил ее опасения.

— Вы стали… что? — настойчиво переспросил он.

— Я стала видеть эти ужасные сны о… вас… о нас.

Шерон была не в силах продолжать, голос ей не подчинялся. Она не могла, признаться вслух в том, что с ней произошло.

Герри тронул ее за плечо.

— Шерон, посмотрите на меня.

Она не послушалась. Увидеть в его глазах жалость и отвращение… нет, этого она не вынесет. Но следующие слова Герри все-таки заставили ее поднять голову.

— Знаете, вы не одна такая.

Если прозвучавшая в его голосе неуверенность, граничащая с мукой, заставила Шерон посмотреть на Герри, то выражение горькой насмешки над собой, которое она прочла в его взгляде, не дало ей отвести глаза.

— Вы не одиноки. Я тоже стал видеть сны.

— Не верю! — возразила Шерон дрожащим голосом.

Вокруг губ Герри залегли жесткие складки.

— Не верите? А вы послушайте. Прошлой ночью, к примеру, мне приснилось, что после свадьбы Роберта вы поехали со мной сюда, в этот дом, и что, когда я поцеловал вас так, как мечтал поцеловать весь день, вы мне ответили. Ваши губы были мягкими и податливыми, тело откликалось на мои ласки, и вы шептали, что хотите меня. Потом я поднял вас на руки и отнес наверх, в свою постель, раздел вас и ласкал руками и губами каждый дюйм вашего восхитительного тела. До сих пор помню, как вы выглядели в моей постели и что я чувствовал. Этот сон не давал мне покою весь день, сводил с ума. В последний раз я так маялся от желания, наверное, лет в шестнадцать.

Он говорил с какой-то даже яростью, отметая все жалкие попытки Шерон остановить поток признаний.

— Могу ли я передать словами мягкость вашей теплой, нежной кожи? А как вы выкрикивали мое имя, когда я не мог больше сдерживаться, когда одних прикосновений и поцелуев стало недостаточно и мои ласки стали более смелыми? Мне уже мало было просто целовать вас, желание заставило меня покусывать вашу душистую нежную кожу, но вы не только не упрекнули меня за несдержанность, а прильнули ко мне, издавая тихие стоны наслаждения. Эти стоны, ваш страстный отклик, то, как вы прижимались ко мне, — все это доводило меня до безумия. А ваши руки? Рассказать вам, как вы ко мне прикасались, как ласкали, возбуждая меня до неистовства? Я сгорал от желания овладеть вами, проникнуть в святилище вашего тела, почувствовать, как оно с готовностью принимает меня в свои самые сокровенные глубины? Вы можете хотя бы отдаленно представить, что чувствует мужчина, осознавая, что женщина хочет его так сильно, что готова позволить ему абсолютно все?

Шерон вдруг поняла, что они оба дрожат, дрожь, сотрясающая ее тело, передается Герри. Она все еще с трудом постигала смысл его слов, все еще с трудом верила своим ушам, но тело помимо ее воли уже откликалось на его слова сладкой болью желания, охватившей каждую клеточку.

— А позже, — хрипло продолжал Герри, — позже, когда я держал вас в объятиях и говорил, что вы подарили мне незабываемые ощущения, что с вами я как никогда прежде почувствовал себя мужчиной… — Он немного помолчал, и его губы изогнулись в кривой усмешке. — Знаете, раньше я считал, что слишком умен и рассудителен, чтобы испытывать такие старомодные, почти примитивные чувства. Но, по-видимому, в снах мы раскрываемся полнее, чем наяву, когда нас сдерживает разум. Не стану отрицать, что в моих снах это ощущение себя суперменом, я бы даже сказал, суперсамцом — чувство, которое вы подогревали своей восприимчивостью, тем, что принимали меня полностью и безоговорочно, было настолько сильным и незабываемым, что врезалось в память даже сильнее, чем осознание, что я никогда не испытывал в реальности такого наслаждения, какое испытал с вами во сне. Не меньше меня поразило и то, что одного раза оказалось мало.

В одном и том же сне все повторилось дважды — чего мне тоже никогда не удавалось, а если честно, и не хотелось сделать в реальной жизни. Но во сне, стоило только вам поцеловать меня в шею, начать ласкать мое тело, как…

Герри замолчал, и Шерон заметила выступившие на его лбу бисеринки пота. И это больше чем что-либо еще наконец убедило ее, что Герри говорит правду, а не просто мучает ее из какого-то извращенного желания развлечься.

— Что… что случилось, когда я вас поцеловала?

Охрипший голос Шерон прозвучал напряженно и неуверенно, но, по крайней мере, ей удалось произнести более или менее связную фразу.

— Что вы сделали потом? Нет, не могу вам сказать. — Герри снова усмехнулся и откровенно признался: — И не потому, что это вас шокирует, а потому, что это потрясло меня самого.

— Что? — настаивала Шерон. — Вас шокировало, что такая женщина, как я… то есть женщина, почти не имеющая сексуального опыта, вдруг захотела показать мужчине, как она… как он ей нравится, как сильно она его хочет? Показать, что она стремится доставить ему такое же наслаждение, какое он подарил ей, каким бы оно ни было шокирующе интимным? Вот, значит, какого вы мнения о женщинах? Выходит, есть женщины, которым дозволено проявлять свои сексуальные желания, и есть такие, которым запрещается?!

Только произнеся эту сбивчивую тираду, Шерон вдруг спохватилась. Что она несет, о чем думает?! Герри ведь говорил о сне, а не о реальности!

— А вы, Шерон, вы хотели бы разделить с мужчиной высшую, самую интимную форму близости? Почувствовать, как его губы и руки ласкают самые потаенные местечки вашего тела? Вы хотели бы ответить ему тем же? Вы позволили бы ему почувствовать на своей плоти шелковистую мягкость ваших губ, успокаивающих и возбуждающих одновременно?

Внезапно Шерон стало жарко, а блузка вдруг стала слишком тесной, и ей захотелось расстегнуть верхнюю пуговицу. Сладкое томление, охватившее ее тело, превратилось в почти болезненную пульсацию. Шерон провела языком по пересохшим губам и хрипло пробормотала:

— Я больше не хочу об этом говорить. Я…

— Вы хотите закрыть глаза на правду, спрятать голову в песок? — подсказал Герри с неожиданной резкостью.

Шерон побледнела. Правду? Что он имеет в виду? Неужели догадался, что она его любит?