Надежды и муки российского футбола - Мильштейн Олег Александрович. Страница 14

И, наконец, футбол – это вид спорта, который, может быть, в большей степени, чем любой другой (поскольку здесь технологии минимальные), связан с культурой, с цивилизацией, с образом жизни страны. В этом смысле я сейчас люблю футбол меньше, чем раньше, потому что футбол становится все менее национальным и все менее по-настоящему клубным, когда клуб – это часть той среды, в которой ты живешь.

Я помню мои детские и юношеские годы – что такое был для нас футбол? Я жил на Большой Калужской улице, которая сейчас называется Ленинским проспектом, у входа в Парк Горького, и там у нас была площадка (она так немножко внизу проспекта находилась), мы туда сходились и с утра до вечера гоняли в футбол. Часто за счет занятий. У нас были ребята, которых позже брали в команды мастеров, причем некоторые становились звездами. Например, Масленкин, полузащитник и центральный защитник «Спартака». Он приходил к нам и как бог гонял с нами мяч, а иногда просто приходил посмотреть. Его присутствие мобилизовывало всех. Вот что такое был наш неформальный футбол: неоформившаяся зона нашего футбольного интереса.

Там бывал не один Масленкин. Например, Юрий Автюков, с которым я сидел за одной партой. Это был известный хоккейный вратарь, дублер Пучкова и потом основной вратарь команды «Крылья Советов». Юра был просто моим другом и одноклассником. Как раз вместе с Юрой Автюковым мы ходили записываться в ЦДКА на хоккей. Меня, естественно, не приняли из-за малого роста и тогдашнюю хилость, а главное, из-за очков, а его приняли, справедливо приняли – он стал большим спортсменом. Недавно, пару-тройку лет назад я был на футболе, Юра подошел, и мы узнали друг друга.

Короче говоря, футбол мне нравился тем, что это была неотъемлемая часть нашей жизни: вот двор, вот команда, вот другие дворы. Знаете, там могло быть все, что угодно, до стычек доходило. Команды у нас назывались «Выиграешь – не уйдешь» и «У нас не выиграешь».

Потом это все шло, развивалось вплоть до юношеских команд, команд мастеров. Поэтому «Спартак» для нас, подростков с Калужской, был командой Масленкина: в какой-то степени он представлял ту нашу команду.

В этом смысле мне больше нравился тот футбол, где не было стопроцентной зацикленности на бизнесе, на финансах. Там был дух любительства, а в любительстве есть свои прелести. Любитель – от слова «любить». Совсем не обязательно, чтобы нынешний профессионал любил свое занятие, в то время как любитель – любит футбол. Когда играл Бобров, было видно, что он любит эту игру, он готов рисковать ради нее – не ради денег. Он был амбициозный человек, но его амбиция была внутри игры, а не вне игры – лучше сыграть.

Сегодня совсем другая психология, потому что футбол стал профессиональным. Конечно, надо накопить денег, а потом можно уже и на пенсию уходить! Нынешние паннациональные европейские клубы много от этого теряют. Конечно, они приобретают в мастерстве – можно создать такой клуб, как «Реал» (Мадрид), в котором соберутся все звезды современного мира, но это не вполне испанский клуб. Раньше я твердо знал, что такое испанский футбол, я твердо знал, что такое английский футбол. Наверное, с точки зрения этого чисто математического профессионализма, с точки зрения реальной практики нынешние клубы, может быть, и эффективнее. Но сидят и смотрят футбол не только из-за эффективности. Его смотрят, чтобы понять. Один мудрый человек сказал: «Понять – это значит стать равным». А стать равным можно только при единой системе ценностей, цивилизации, порывов. Твой порыв совместится с порывом того, кто на поле, только если вы находитесь в рамках одной культуры, цивилизации. Поэтому мы и болели более страстно, и ходили на футбол часто.

Сейчас на футбол ходят не как на представление – даже фаны профессионализируются, они как бы становятся профессионалами. Мы тоже были фанами, я всю жизнь болел за ЦСКА, начиная с детского возраста. Но тогда не было таких фанов, как сейчас – фаны были любителями! У каждого из нас были свои дела, свои занятия, но когда мы шли на матч, мы становились фанами – мы ни о чем больше не думали, мы бежали на стадион. Зимой мы шли на хоккей. Поскольку денег на билет не было, знаете, что мы делали? За два, за три часа приходили на стадион, ложились под скамейки, засыпали друг друга снегом и ждали. Примерно за час до игры приходила милиция, работники стадиона. Смотрели – пусто… и уходили проверять входящих. Тогда мы присоединялись к вошедшим и на западной трибуне стадиона «Динамо» смотрели матч. Я в этом смысле фан, который ничем не уступает нынешним фанам. Но при этом мы не были профессионалами. У нас не было ракет, всех этих этикеток и прочей мишуры. Мы по духу были другими. Мы понимали, почему болеем за ту или иную команду. Мы понимали, почему болеем за сборную своей страны.

Да, может быть, наша сборная по сравнению с бразильцами была более кургузой, но зато эта сборная имела потрясающий дух, потрясающую физическую выносливость, настрой. Она могла перебегать и переиграть соперника, даже более классную команду. Именно в этом были реалии нашего военного, послевоенного времени, нашего ощущения самих себя. Я это говорю не к тому, чтобы принизить нашу сегодняшнюю действительность, что, мол, надо возвращаться к прошлому, а именно к тому, почему я лично полюбил футбол. Люблю его до сих пор. По-прежнему больше всех люблю свой ЦСКА: они относительно мало говорят о «пришельцах», особенно о «пришельцах» из очень дальних стран. «Пришельцы» создают впечатление какой-то безликости команд.

Я, конечно, понимаю все издержки ведомственного спорта, которые и тогда, безусловно, были. Ужасные вмешательства, устраивание своего сына, вмешательство украинских и других боссов – это было и во времена Лаврентия Павловича, и кого угодно. И все же больше была «приземленность» футбола к духу времени, к духу страны. Мне так кажется.

Что касается тех, кто считает, что футбол, как и спорт в целом, – вещь бездуховная, то они не правы. Неправда это потому, что дух в спорте – это одна из его центральных составляющих. Причем этот дух как раз проявляется в том, что спорт – это прежде всего правила игры. Не я придумал знаменитую формулу «Порядок бьет класс», но я ее продолжил, сформулировав для себя вот такую истину: «Порядок бьет класс, а дух бьет порядок». Поэтому я, кстати, не исключаю: если бы «команду лейтенантов» сейчас воскресить в оптимальной форме, они бы, конечно, пару игр проиграли, но в целом это и сегодня была бы высококлассная команда. Уже тогда, насколько я помню, не кто иной, как Аркадьев, вводил систему 4x2x4 с двумя центровыми, Федотовым и Бобровым, и с оттянутым Николаевым.

Что касается духа, то дух спорта состоит в том, о чем сказал Хемингуэй: «Спорт учит честно выигрывать и спорт учит с достоинством проигрывать». По большому счету это и есть жизнь. Вы обратили внимание, как, например, эволюционировал бокс? Ведь бокс был состязанием джентльменов, это было прямое продолжение сражения на шпагах, где хуже смерти было совершить какую-нибудь подлость, когда противник отвернулся, – тут же удавиться можно было! Ты же становишься абсолютным изгоем!

Есть нерушимые правила воспитания здоровой личности. Спорт, если его правильно двигать, правильно позиционировать, может стать одним из учителей ребят с малолетства. К сожалению, все деформируется, и зачастую спорт способствует формированию не справедливого закона, а закона банды, закона шайки, закона толпы. Это очень опасная сторона, она существует начиная с Великого Святого христианства. Всегда чуть пережмешь в сторону – начинаются «крестовые походы», начинается инквизиция, пытки «неверных». Так и в спорте. Еще совсем недавно у нас были спортсмены, которые, занимаясь боксом, теннисом, другим видом спорта, становились учеными, как Шатков, например. Они были серьезными людьми. А сейчас тот же бокс, к сожалению, эволюционирует в профессиональный и высококлассный мордобой. Эта бравада за пределами ринга глубоко отвратительна, потому что она противоречит духу спорта, духу бокса, духу fair play. Недавно Костя Цзю очень хорошо боксировал с симпатичным парнем Джудой, который вроде бы профессиональный боксер, но держаться в рамках благородства, в рамках джентльменства не умеет. А джентльменство – это и есть главная сторона спорта.