Такие разные сны - Надеждина Ирина Николаевна. Страница 6

Глава 5

Игорь подъехал к дому, где жил Лёвка Ройтберг и только сейчас подумал, что, пожалуй, стоило сначала позвонить. Он достал из кармана телефон и набрал Лёвкин номер. Ройтберг ответил довольно быстро.

– Лёвчик, к тебе можно в гости? – спросил Игорь вместо приветствия.

– Игорь, ты что ли? – похоже было, что звонок, несмотря на скорость ответа, его разбудил.

– Я. Ты спишь?

– Задремал возле телевизора. Можно. Пока ты приедешь, я как раз проснусь.

– Лёвчик, я уже приехал. Я возле твоего подъезда.

– Тогда подожди, я дверь открою… или код набери… сорок пять семьдесят восемь.

Игорь вышел из машины, оставив сумку, и поднялся к Лёвке. В квартире царил легкий творческий беспорядок, вызванный холостяцкой жизнью хозяина в течение последнего года.

– Ты чего такой кислый? – поинтересовался Лёвка, пока Игорь снимал плащ.

– Зиновьевич, у тебя переночевать можно?

– Одному?

– Конечно одному, – Игорь даже не сразу понял, о чем он. – Лёвичк, у тебя что, баб давно не было?

– Уже с месяц. А что?

– Оно и видно. Я к тебе переночевать прошусь, а не развлечься.

– А, ну да… – Лёвка протер глаза. – У тебя случилось что-то?

– Случилось… Карюха моя бесится, – во рту у него стало почему-то горько. Должно быть, от последнего признания. – Сейчас, за сумкой схожу и машину хорошо закрою, а потом приду и расскажу, что к чему.

Пока Игорь ходил за сумкой, Лёвка окончательно проснулся и поставил чайник. Игорь бросил сумку в прихожей и прошел на кухню. Его гостеприимный хозяин представлял собой презабавное зрелище: в домашнем халате в широкую полоску, взъерошенный, с уже пробившейся на щеках щетиной и не зажженной сигаретой во рту, он что-то сосредоточенно искал в чреве открытого холодильника.

– Зиновьевич, ты что там потерял? – поинтересовался гость.

– Вспомнил, что пришел с работы и так и не поужинал. Ты есть хочешь? – он распрямился.

– Хочу, – честно признался Игорь.

– Ты картошку жарить умеешь?

– Конечно, умею. А что?

– Давай так – ты жаришь картошку, а я делаю бутерброды и завариваю чай.

– Давай, – согласился он. – Только чистить картошку будем вместе.

Пока они чистили картошку, Игорь рассказал Лёвке о своих вечерних злоключениях. Ройтберг пыхтел сигаретой и, время от времени, глубокомысленно почесывал лоб.

– Знаешь, что я тебе скажу, – вынес он свой приговор. – Говорят, что сапожник всегда босой. Так вот, ты – босой сапожник. Ты психиатр, а жена слега подвинутая. У твоей Карины с головой не в порядке.

– Всё у неё с головой в порядке, – возразил Игорь. – Может быть, я что-то упустил?

– Конечно, когда ты с Майей в ординаторской мокрой спиной к потолку прилипал, она ничего не видела, а сейчас взялась посторонних баб искать… Дура… Ты, конечно, не обижайся.

– Слушай, а что это Егор про жену Амерханова сказал, когда увидел, как меня Карина выслеживает?

– А! Там чуть-чуть другая песня была. Все знали. Димыч время от времени с ней, с первой женой, разбегался. Она скандал устраивала и уходила. А потом начинала приходить и проситься. Неделями могла ему проходу не давать. Везде ловила – дома, в офисе. И до тех пор, пока ему не надоест и назад не пустит. Твоя же Карюха от ревности шизеет.

– Она подружек наслушается, вот и несет потом чепуху, – тяжело вздохнул Игорь.

– И подружки дуры. Кого я у вас видел на Пасху? Розу, Галку или Муру?

– Не Муру, а Мару. Всех троих видел. Мара непонятного цвета, Галка рыженькая, а Роза, как ты тогда выразился, чукча.

– Ну, Мара хоть тихо сидела. А Роза… – Лёвка поморщился. – Я не припомню, ты говорил, кто она… Как это? И имя у неё странное, а отчество хуже некуда…

– Розиет Ериджибовна. То ли мордвинка, то ли казашка.

– А, всё равно, дикие люди! – Лёвка отправил в миску очередную картофелину.

– Лёвчик, а картошки не хватит?

– Ну… если ты считаешь… – он снова почесал лоб. – Никогда не забуду, как мне эта страшилка выпалила ни с того, ни с сего, что все врачи гулящие. Я ещё тогда хотел спросить, зачем вы с Кариной ударились в такую благотворительность и пригласили в гости одну из твоих больных. Вернее, всех, но та, рыжая, потише, Мара вовсе молчала, только смотрела дико. А это чудовище!

– Да ну их! У меня не о них сейчас голова болит. Соль у тебя где?

– Вон, в шкафчике. У тебя голова не о них болит, а из-за них, – Лёвка внимательно смотрел, как Игорь режет картошку. – Игорь, и почему ты стал психиатром? Пальцы у тебя хорошие. Тебе бы хирургом быть или травматологом. Ну, в конце концов, музыкантом.

– Зиновьевич, у тебя мысли идут исключительно окольными путями, – как ни скверно было у него на душе, он улыбнулся. – То о бабах, то на пальцы перешел.

– Да так, к слову пришлось. А, правда, почему ты стал психиатром?

– Хочешь душещипательную историю?

– Ну, валяй. Ты сегодня, кажется, только такие истории и рассказываешь. У меня как раз и настроение сантиментальное.

– Ты наш курс хорошо помнишь?

– Честно сказать, еле-еле, – признался Лёвка. – Тебя помню только потому, что мы с тобой работаем вместе и в одной компании крутились. Кого ещё? Таньку Вострицкую. Она живет рядом и в офтальмологии прилагается. А так… Разве что на фотографию посмотреть. Ты пришел, а я уже на четвертом курсе был.

– Попробуй напрячься и вспомнить. На нашем курсе училась Нила Ворошилова. Первая красавица на весь институт. За ней тогда кто только не пытался приударить, а она такая строгая была, неприступная. Девочка вся в учебу ушла, не до гулек ей было.

– А-а-а… – мечтательно протянул Лёвка. – Припоминаю. У неё были очень красивые волосы, коса чуть ли не в руку толщиной. Все наши девчонки тогда на завивках и на стрижках помешались, а эта с такой косищей…

– Да, это была она.

– Что с ней потом случилось? Рассказывали какую-то жуть. Я слышал какой-то бред, что-то непонятное.

– Она заболела. Через год умерла, – Игорь посолил картошку. – На чем жарить?

– Ты на сале умеешь? На копченом? У меня такая классная грудинка есть, – на Лёвку, когда он это говорил, стоило посмотреть. Все знали, что он страдает неумеренной любовью к свинине и всем её составляющим.

– Лёва, ты куда собираешься? Какая грудинка? Какое сало? – Игорь от души расхохотался.

– Да будет тебе подкалывать, – Левка, как ребенок, надул полные губы. – Вечно вы все надо мной подтруниваете! Ну что я могу с собой поделать, если мне сало нравится?

– Ничего, Лёвушка, есть его, – примирительно сказал он. – Давай сюда грудинку и сейчас я тебе такой вкуснячок заделаю, что вспоминать ты его будешь до конца дней своих и внукам рассказывать, что ел, будучи в эмиграции. Ни в каком ресторане тебе такого не подадут.

– Вот это другой разговор, – он полез в холодильник. – Ну, ты рассказывай про Нилу. А то начал и на полпути остановился.

– Да, так вот, Нила умерла, но не от болезни. Она выбросилась из окна, когда очередное обострение началось. У неё была шизофрения. Как раз весенняя сессия была. Выяснилось это всё, когда она исчезла. Всё было нормально, а потом как-то сразу, за неделю или чуть больше. Она так и не пришла в себя до конца, просто перестала бредить, стала тихой. Её забрали домой. Потом она выбросилась из окна. Для нас всех тогда это было ударом. Такая девчонка и так… – Игорь вздохнул. – Ну, посудили, порядили по этому поводу, и как-то всё начало забываться само собой. А я, наверное, самым влюбленным был и не забыл, хотя она об этом ничего так и не узнала. Помнится, приехал как-то на кладбище, постоял возле могилы и решил, что стану психиатром. Вот тебе и душещипательная история.

– Да, классика, – согласился Лёвка.

Через полчаса они сидели за столом и ужинали. Лёвка нахваливал картошку, а Игорь думал, как перейти к волнующей теме. Словно прочитав его мысли, Ройтберг сказал:

– Ты о чем-то хотел спросить.

– Да. Слушай, Зиновьевич, пока у меня напряженка, а ты свою квартирку ещё не продал, может быть, я у тебя её сниму, а?