Последние Каролинги – 2 - Навина Наталья. Страница 19

Привлеченные скоплением народа вокруг паломника, подходили новые слушатели, среди них – сам приор Габунд. При виде столь почтенного лица Визигард не прервал рассказа, но переменил тему. Сняв с шеи серебряный плоский флакон-ампулу, он поведал, что получил его от отшельника, живущего близ Вифлеема. Ампула полна освященного масла и имеет чудесное свойство охранять того, кто ее носит, на суше и на море. Именно благодаря ей Визигард сумел безопасно преодолеть столько чужих стран. Теперь же, по возвращении в родную землю, его заветное желание – преподнести реликвию законному властителю Нейстрии – самому, или через посредство достойного мужа, предстоящего сей обителью, это уж как Бог позволит…

Тут ничего не оставалось приору как взять слово и пообещать паломнику приют, стол и покровительство аббатства. В своем гостеприимстве он зашел так далеко, что предложил паломнику свои личные покои, но тот скромно отказался, сказав, что предпочтет странноприимный дом. Тогда Габунд заверил паломника, что при первой же возможности постарается представить его королю. А пока – близится вечерня, и всем нам надлежит вознести хвалу Господу за его чудеса и милость к нам, грешным. С этими словами приор последовал в церковь, сопровождаемый паломником, а за ними, словно стадо за пастырем, вся братия, послушники и большинство мирян, обитавших в монастыре.

Кроме монаха, втиснувшегося в нишу у портала главного входа. Почти невидимый в тени, он, будто оцепенев, наблюдал за паломником, пока тот не скрылся в храме. Из этого состояния его не вывел даже скрип костылей за спиной.

– Эй, Авель, что такой кислый? Съел что-нибудь не то?

Монах обернулся, и от его взгляда у Фарисея сразу пропала охота острить. Лицо Авеля больше, чем когда-либо, напоминало уродливую маску.

– Он все врет, – сипло прошептал монах.

– А… ты из-за этого? Ну, я тоже слышал эти байки. От Озрика – он их в книжках вычитал, чего и не скрывал. Но я в таких случаях врать не мешаю.

Авель помотал головой.

– Я его видел… в Париже… тогда…

– Ну, значит, точно врет, и не был он ни в какой Святой Земле… Но знаешь, Авель, каждый добывает пропитание как может…

Потрясение, пережитое Авелем, видимо, было из разряда сильнейших, потому что не слишком красноречивого монаха на сей раз хватило на целую речь.

– Это было в Париже… когда Эда отлучили от церкви… тебя уже не было с нами. Я охранял графа по приказу епископа Гоцеллина. Мы несли стражу по очереди – я и Озрик. Был мой черед, когда на нас напали люди Фулька.

Фарисей, в общем, уже знал от Авеля эту историю, но все равно слушал внимательно.

– Там… была бойня. Их было много… но они долго не могли нас взять… Потом меня достали мечом… и Эд дрался один против всех. А этот… он прятался за колонной, и подобрался сзади… У меня горлом шла кровь, я не мог кричать… Он ударил Эда кистенем и оглушил его. И, когда Эда поволокли прочь, он подошел ко мне, взял у слуги факел и посмотрел… потом сказал: «Этот боров уже истек кровью до смерти», пнул меня ногой и ушел.

– Ты уверен, что это был именно он? Не перепутал?

– Нет. Я его до смерти буду помнить… Он тогда улыбался… как сейчас…

– Значит, Эд его не видел. Если он ударил сзади… А сейчас он прорывается к королю… Храбрая, однако, сволочь… или просто наглая? Погоди… когда Эд был графом, Фульк мог, с попустительства Карла III, заточить его. А теперь Эд сам стал королем… и, если это человек Фулька…

Они посмотрели друг на друга. Потом Авель сказал:

– Это убийца.

– Верно.

– Нужно предупредить короля! Бежать в Компендий!

– Погоди… Он тебя видел?

– Нет. Я спрятался.

– Ладно. А если и видел, думаю, беда невелика. Прости, друг, но ты сейчас таков, что и мать родная не узнала бы… Хорошо, что ты сразу не поднял шума…

– Ты что, не хочешь спасти короля?

– Именно этого я и хочу. Только зачем нам суд, следствие, волокита всяческая… Мы все сделаем быстрее и чище.

– Не понял.

– Правосудием будем мы сами. Не станем мешать других в это дело.

До Авеля, наконец, дошло.

– Но я не могу… – забормотал он. – Я монах… я принес обеты…

– Я не приносил обетов, – резко ответил Фарисей.

Авель вздохнул. Его сознания смутно коснулась мысль, что Фарисей, так рано ставший калекой, был слишком давно лишен обычных мужских радостей – в том числе и радости убивать.

Визигард действительно был превосходным рассказчиком. Слушая его увлекательное повествование о том, как огромное чудище – морской кракен – своими щупальцами, каждое из которых было толще лошадиной ноги и гибче пастушьего хлыста, стащил с палубы галеры, плывшей с Кипра, пятерых матросов, пастор Габунд едва не забыл о монастырском уставе. Второй уже день, внимая Визигарду и глядя в его открытое лицо, иссеченное суровыми морщинами, и с такой ясной улыбкой, приор не переставал дивиться, какой это замечательный человек.

– Ах, добрый брат, какие опасности пришлось тебе преодолеть, дабы сподобиться лицезрения Святых мест! Король непременно должен услышать об этом. Быть может, это способствует… – приор не кончил фразы. Недостойно дурно отзываться о своем благодетеле, пусть даже тот и не самый примерный сын церкви. Но, может быть, он станет не столь часто нарушать церковные установления…

Заметив задумчивость приора, Визигард поднялся на ноги.

– Уже поздний час, святой отец, и я утомил тебя. Позволь пожелать тебе доброй ночи и откланяться.

– Да, час поздний… а лестница, что ведет из моих покоев, узкая и крутая. Сейчас кликну кого-нибудь из братьев, чтобы посветили.

– Не стоит беспокоить братьев. Я хорошо вижу в темноте и в безопасности дойду до странноприимного дома.

– Прости, я, кажется, невольно оскорбил тебя. Человек, пешком ходивший к Иерусалиму, уж до странноприимного дома как-нибудь доберется. А завтра мы с тобой отправимся к королю.

Они оба были правы – и приор, и Визигард. Лестница была узкой и крутой, но лжепаломник темноты не страшился. Он сделал вперед несколько уверенных шагов, когда его схватили сзади так, что он не мог вырваться, а другой рукой запихнули кляп ему в рот. При этом Визигард успел укусить ладонь нападавшего – примерно с тем же успехом, что и конское копыто. Затем нападавший единым толчком отправил Визигарда считать ступеньки лестницы (человеку, пробившемуся во время осады к аббатству святого Германа и высадившему дверь темницы в башне Бодин, больше легкого толчка и не понадобилось). Однако крутая лестница стоила Визигарду сломанных ребер, но не жизни. Свалившись, он приподнялся на четвереньки, выплюнул кляп и уже готов был закричать, призывая на помощь, когда над головой его поднялся обитый бронзой костыль. Хрустнули шейные позвонки, и все было кончено.

Авель спустился по лестнице, держась за стену.

– Готов, – сообщил в темноте Фарисей.

– «Истребит Господь все уста лживые, язык велеречивый», – пробормотал Авель строку из псалма. Затем вынул из складок рясы огарок свечи, заранее припасенный, и кремень с кресалом. Выкресав огонь, отдал свечу Фарисею:

– Подержи.

Опустившись на колени, он обыскал труп лжепаломника и его котомку. Котомка мало что дала, а вот за пазухой страннического одеяния обнаружился целый сверток пергаментов. Авель вытащил их и в колеблющемся свете огарка с трудом сумел разобрать несколько имен.

– Я был прав – это человек Фулька.

– Отлично, – хладнокровно заметил Фарисей. – А то обидно было бы прикончить невиновного. Но ты забыл снять у него с шеи эту штуку… на цепочке. Наверное, там яд.

Замечание было дельное. С Фулька сталось бы поднести яд и в святом причастии. Авель сдернул с шеи лжепаломника ампулу и присовокупил к пергаментам.

Дальше действиями командовал Фарисей:

– Тащи его сюда. Положи на бок… и голову подверни, будто сам шею сломал. А теперь, – он задул огарок, – уходим. Я – к себе в богадельню, ты – в церковь к полунощнице. Когда его найдут – без разницы.

Стараясь не шуметь, они выбрались во двор.